— Княжич, — сказал он твёрдо. — Вы спасли честь моего Рода. Вы — гость в моём доме. И пока вы под моей крышей, ни одна душа не посмеет вас тронуть.
Он усмехнулся.
— Наш Род может быть в долгах, но усыпальница Шуйских — одна из древнейших и самых защищённых в Империи. Сюда не сунется даже гвардия вашего отца без прямого приказа Императора. А получить его будет не так-то просто, когда вас поддерживает ректор, а ваша помолвка с Голицыными всё ещё в силе, пусть они и пытаются вас подставить. Разрыв такой помолвки — это скандал, которого они не хотят.
Лина тут же кивнула.
— Он прав. Эта ситуация — юридический и политический тупик. Они не могут просто так тебя арестовать. У них нет доказательств. А ты — официальный жених наследницы Голицыных. Это связывает им руки.
— Так что отдыхайте, Алексей, — заключил старик. — Восстанавливайте силы. Здесь вы в большей безопасности, чем где-либо ещё. По крайней мере, на какое-то время.
— Помолвка с Голицыными?
Я усмехнулся. Безрадостно, холодно.
— Они уже сделали непоправимое. Посмели обвинить своего будущего родственника в том, чего он не делал. Эта помолвка… этот жалкий, абсолютно никчёмный спектакль… закончен.
В комнате повисла тишина.
— Не будет никакой свадьбы, — сказал я, и мой голос был твёрд, как сталь. — Это невозможно. Теперь… теперь есть только два варианта: либо они меня, либо я их.
А у меня 20 побед и ноль поражений на юношеском турнире по боксу, — хотелось мне добавить, но я сдержался. И просто усмехнулся своим мыслям.
— Теперь… — я медленно повернул голову. — У меня есть только одна кандидатка в жёны. Та, что по-настоящему тепла ко мне…
Я посмотрел прямо на Лину.
Лина:
Она замерла. Её лицо вспыхнуло. Шок, смущение, радость и страх — вся гамма эмоций пронеслась по её лицу. Она открыла рот, чтобы что-то сказать, но не смогла произнести ни слова.
Князь Шуйский и Пётр:
Они смотрели на это, как на восьмое чудо света. Наследник двух Великих Родов, находясь в бегах, разорвал выгоднейший политический союз и… делал предложение дочери другого Рода. В их мире такого не случалось. Никогда.
— Княжич… — пролепетал старик. — Вы… вы понимаете, что вы только что сказали? Разорвать помолвку с Голицыными… это… это война. Открытая война.
— Она уже идёт, — ответил я, не отрывая взгляда от Лины.
Я лежал в кровати, слабый, почти без сил. Но в этот момент я был самым сильным человеком в этом мире. Потому что я сделал свой собственный выбор.
Я смотрел на Лину, на её растерянное, покрасневшее лицо.
— Ты… — мой голос был тихим, но настойчивым. — Ты согласна?
Я видел, как она пытается собраться с мыслями.
— Я… я никогда тебя не обижу и не предам. Ваш Род… он поддерживает меня, тогда как эти… змеи… играют в свои чёрные игры. А я не такой. Совсем.
Я ждал её ответа.
— Согласна?
Лина смотрела на меня, и в её зелёных глазах стояли слёзы. Но это были не слёзы горя.
— Да, — прошептала она. Так тихо, что я едва расслышал. — Да. Я согласна.
Она сделала шаг к моей кровати.
— Ты… ты самый безумный, самый непредсказуемый, самый… настоящий человек из всех, кого я встречала, Алексей Воронцов.
Она взяла мою руку.
— И я буду с тобой.
В этот момент мы перестали быть просто союзниками. Мы тоже заключили свой контракт. Не на бумаге. А здесь, в этой комнате.
Дверь в лазарет открылась.
На пороге стоял князь Андрей Полонский, отец Лины. Суровый, широкоплечий воин. За его спиной стоял Дамиан, его лицо было как всегда непроницаемым.
Князь Полонский, очевидно, прибыл, как только получил вести. Он вошёл в комнату, и его тяжёлый взгляд упал… на наши сцепленные руки.
Он остановился. Его лицо окаменело.
— Лина, — пророкотал он. — Что. Здесь. Происходит?
Он смотрел не на меня. Он смотрел на свою дочь. Он ждал от неё ответа.
Я очень осторожно убрал свою руку из её. Попытался сесть на кровати, чтобы говорить с ним не лежа, а как мужчина с мужчиной. Получилось с трудом.
— Князь, — начал я, и мой голос был спокоен, хотя сердце колотилось. — Понимаю, что вы шокированы…
Я сделал паузу.
— Хотел в первую очередь поблагодарить вас за то, что вступились за меня на Совете. Это… это большая честь для меня, и я буду благодарен вам всю свою жизнь за этот шаг.
Я видел, как его суровое лицо чуть смягчилось. Он этого не ожидал.
— А во-вторых… — я посмотрел на Лину. — Ваша дочь… она самая искренняя, самая добрая девушка из всех, что я знал. Я… я знаю, что помолвлен с Голицыной. Всё это произошло против моей воли. Я старался… старался быть ей женихом, но всё это… это слишком для меня. Я не могу идти против собственных чувств.
Я посмотрел на Лину.
— Лина… я хотел бы быть вместе только с ней. И если уж и заключать союз Родов, то он должен быть продиктован настоящими, тёплыми чувствами. Доверием. Уважением. Любовью. Я… я сделал ей предложение. Да, я безумец. Я знаю. Но свадьба с Голицыной — это конец. Конец для меня как для человека. К тому же, теперь это невозможно. Ни в каком виде. В общем… вот так.
Я закончил и ждал его реакции. Я выложил всё на стол. Честно.
Князь Андрей Полонский долго молчал. Он смотрел на меня, потом на свою дочь, которая стояла, покраснев, но не отводя взгляда.
— Так, — сказал он наконец своим рокочущим голосом. — Значит, ты, Воронцов, находясь в бегах, обвинённый в государственной измене, разрываешь союз с одним из самых могущественных Родов… чтобы сделать предложение моей дочери, которая вместо плетения боевых заклятий ковыряется в железках?
Я молча кивнул.
Он снова помолчал. А потом… на его суровом лице появилась усмешка. Нет, не так. Он расхохотался. Громко, по-солдатски.
— Чёрт меня дери! — прогремел он, хлопнув себя по бедру. — А в тебе есть стержень, парень! Больше, чем во всех этих сопливых аристократах вместе взятых!
Он подошёл к кровати.
— Любовь? Чувства? — он хмыкнул. — Это всё бабские сказки. Но то, что ты готов поставить на кон всё ради моего «бесполезного» ребёнка… это я уважаю. Это — поступок воина.
Он посмотрел на Лину, и в его взгляде была отцовская гордость, которую он тщательно скрывал.
— Значит, ты его выбрала? Этого сумасшедшего?
Лина твёрдо, без колебаний, кивнула.
— Да, отец.
Князь Полонский посмотрел на меня.
— Тогда считай, что ты получил моё благословение. — Он протянул мне свою огромную, мозолистую руку. — Но учти, Воронцов. Если ты её обидишь… я лично найду тебя и вырву твой дар вместе с позвоночником. Мы поняли друг друга?
Это была самая странная, но и самая настоящая «помолвка» в моей жизни.
— Я не обижу её, князь. Будьте уверены! — ответил я, крепко пожимая его руку. — Готов поставить на это свой позвоночник вместе с остатками моего эфира.
Я тоже рассмеялся. Его прямолинейность и солдатский юмор были мне гораздо ближе, чем аристократические ужимки.
Я отпустил его руку и снова взял руку Лины. Она была тёплая. Чёрт подери, как же это здорово — держать тёплую, нежную, живую руку!
Князь Полонский, удовлетворённый моим ответом, кивнул.
— Хорошо. Тогда перейдём к делу.
Его лицо снова стало серьёзным.
— Раз уж ты теперь… почти что член семьи, я скажу тебе то, что не стал бы говорить ректору. Мои люди в столице донесли: Голицыны в ярости. Они требуют твоей головы. Но твой отец… он ведёт себя странно. Он не поддерживает их открыто. Он занял выжидательную позицию.
— Он ждёт, — вставил Дамиан, который всё это время молча стоял у двери. — Он ждёт, кто победит. Ты или «Химеры». И поставит на победителя.
— Именно, — подтвердил князь Полонский. — А это значит, что у нас есть время. Но его мало. Тебе нужно стать сильнее. И тебе нужны союзники.
Он посмотрел на меня.
— Род Полонских теперь — твой союзник. Мои люди и мои ресурсы — в твоём распоряжении. Но этого мало против «Химер» и их Магистра.
Он посмотрел на старого князя Шуйского, который всё ещё стоял в стороне.
— И Род Шуйских, я полагаю, тоже не останется в стороне.
Старый князь вышел вперёд.
— Вы спасли мой Род, княжич, — сказал он с достоинством. — Моя жизнь и жизнь моего сына принадлежат вам. Наши знания в целительстве и… в других, более тёмных аспектах жизни и смерти… к вашим услугам.
Я слушал их, и мой новый альянс обретал форму. Полонские — воины. Шуйские — целители и знатоки жизни и смерти. Но оставался один вопрос.
Я повернул голову к Дамиану, который всё так же молча стоял у двери.
— Дамиан… скажи. А твой Род? Как они проголосовали на Совете? За меня или против?
Дамиан на мгновение замер. Этот вопрос был для него болезненным.
— Мой отец… — сказал он своим ровным, лишённым эмоций голосом, — проголосовал «за».
Лина и князь Полонский удивлённо на него посмотрели. Это было неожиданно. Род Одоевских, хранители тёмных тайн, обычно занимали нейтральную позицию.
— Почему? — спросил я.
Дамиан усмехнулся своей кривой, безрадостной усмешкой.
— Не потому, что он верит в твою невиновность, Воронцов. А потому, что мой Род ненавидит «Химер» больше, чем кто-либо другой.
Он посмотрел на меня, и в его глазах блеснула та самая застарелая ненависть.
— «Химеры» — это извращение. Пародия на тёмные искусства. Они берут то, что должно быть уникальным, — дар, душу, — и превращают это в товар, в запчасть. Они — еретики даже для нас. Мой отец скорее заключит союз с самим Императором, чем позволит им усилить свои позиции.
Он шагнул вперёд.
— Так что, да. Род Одоевских тоже на твоей стороне. Не из-за тебя. А из-за нашего общего врага. Наши шпионы, наши знания о тёмных культах, наши… тени… — всё это в твоём распоряжении.
Теперь всё было на столе. Три Рода. Три разные силы. И я в центре.
…
Следующие несколько дней я не делал ничего.