Его свита тоже была в замешательстве. Их агрессивный настрой дал сбой.
Вера Оболенская, однако, не растерялась. Она рассмеялась своим мелодичным, как колокольчик, смехом.
— Ох, Родион, он просто издевается над тобой! — сказала она, с явным удовольствием наблюдая за его смущением.
А затем она повернулась ко мне, и в её глазах плясали хитрые огоньки.
— А вы, княжич Воронцов, стали таким… интересным собеседником в последнее время. Что же вы хотели мне сказать?
Она полностью проигнорировала гнев Родиона и с готовностью приняла мою игру.
Я посмотрел на Веру Оболенскую. Хитрая лиса. Она чем-то напомнила мне продавщицу из магазина у завода. Та тоже думала, что она королева бала.
— Вам сказать? — я рассмеялся. Громко, от души. — Да вы что, княжна!
Я обвёл их всех насмешливым взглядом.
— Я заметил, у вас тут такая компания собралась… провидцев. Каждый уверен, что я хочу сделать что-то эдакое. Уже все всё за меня решили! — я снова рассмеялся. — Я вам ничего не хотел сказать.
Я сделал паузу, наслаждаясь их полным недоумением. А затем повернулся к Анастасии.
— Я пришёл к моей невесте.
И, проигнорировав все правила этикета, я обратился к ней так, как никто никогда не смел.
— Настя, можно тебя на секундочку?
Если моё предыдущее поведение было пощёчиной, то это была бомба.
Родион Голицын: Его лицо побагровело так, что я испугался, как бы его не хватил удар. «Настя»⁈ Он сжал кулаки и сделал шаг ко мне, но его сестра остановила его едва заметным движением руки.
Вера Оболенская: Её лицо застыло. Улыбка исчезла. Она привыкла быть в центре внимания, а я только что публично, на глазах у всех, показал, что она для меня — пустое место. Я видел в её глазах вспышку настоящей, холодной ярости. Я нажил себе ещё одного врага.
Анастасия: Она замерла, как ледяная статуя. Её маска непроницаемости была безупречна, но я «видел» её эфирное поле. Оно трепетало, как пламя на ветру. Шок. Недоумение. И… что-то ещё. Что-то, чего я не мог понять.
Она медленно, очень медленно, кивнула.
— Да, Алексей, — ответила она ровно, принимая мою фамильярность и возвращая её.
Она сделала шаг от своей компании и подошла ко мне.
— Я тебя слушаю.
Мы стояли в центре площади. Вдвоём. Под пристальными, полными ненависти и изумления, взглядами всей «золотой молодёжи» Академии.
— Давай-ка отойдём немного.
Я взял её под руку. Жест был собственническим, защитным и в то же время неформальным. Она не сопротивлялась. Мы отошли на несколько шагов от фонтана, оставив её разъярённого брата и униженную «подругу» позади. Их ненавидящие взгляды буквально сверлили нам спины.
— В общем… по поводу нашего расследовани, — начал я, понизив голос. — Я просто хотел поставить тебя в курс дела.
Тут мне пришла мысль. Проверим, как далеко зайдут мои сведения, если я ей всё расскажу. Проверим, можно ли ей доверять на самом деле.
Я наложил на себя «Маску Покоя», делая лицо непроницаемым.
— Шуйский. Тот, Костя, что погиб. Он лазил на встречи с представителями «Химер» через усыпальницу Шуйских, на старом кладбище за Академией. Я сегодня собираюсь туда.
Я посмотрел ей в глаза.
— В полночь. Проверю, может, остались какие-то следы.
Я сделал вид, что это просто отчёт напарнику.
— Просто держу тебя в курсе. По поводу расследования. А ты… ты ничего не узнала?
Она выслушала меня, не перебивая. Её лицо было скрыто такой же ледяной маской, как и моя, но я «чувствовал», как напряглось её эфирное поле. Мои слова произвели на неё эффект.
— Усыпальница Шуйских… — проговорила она задумчиво. — Это логично. Старое кладбище — место силы. Идеально для тёмных ритуалов. И оно практически не охраняется.
Она подняла на меня свои серые глаза.
— Это очень опасно, Воронцов. Ты пойдёшь один?
Её вопрос был прямым. Она не отговаривала. Она оценивала риски.
— А по поводу информации… — она на мгновение замялась. — Я узнала. Кое-что. Тот выживший «Химера», которого допрашивал мой отец… он исчез. Сегодня утром. Из закрытой камеры в подземельях нашего Родового гнезда. Никаких следов взлома. Он просто… испарился.
Она смотрела на меня, и в её взгляде я увидел… тревогу.
— Кто-то очень могущественный заметает следы. И этот кто-то, возможно, гораздо ближе, чем мы думаем. Твоя вылазка на кладбище сегодня… она может стать ловушкой.
— Об этой вылазке в полночь никто не знает, — сказал я с уверенной улыбкой и подмигнул ей. — Всё будет хорошо. Я буду очень осторожен.
Я не отпустил её руку, которую держал, а наоборот, нежно погладил её холодные пальцы своей ладонью.
— Ты можешь быть со мной помягче, — сказал я тихо, так, чтобы слышала только она. — Даже когда рядом кто-то есть. Ты ведь понимаешь… теперь мы связаны.
Я улыбнулся, глядя ей в глаза.
Она на мгновение замерла от моего прикосновения и моих слов. Я почувствовал, как её эфирное поле снова всколыхнулось волной смятения. Она медленно, почти нехотя, высвободила свою руку из моей.
— Не будь наивным, Воронцов, — сказала она, но в её голосе уже не было прежнего льда. Только усталость. — «Связаны» — не значит «союзники». Это значит, что если утонешь ты, то потянешь за собой и меня.
Она посмотрела в сторону своего брата и Веры Оболенской, которые всё ещё сверлили нас взглядами.
— А «мягкость»… — она горько усмехнулась. — Мягкость в нашем мире — это слабость. А слабых здесь съедают первыми.
Она снова надела свою маску.
— Если пойдёшь на кладбище, возьми это.
Она быстро, почти незаметно, сунула мне в руку что-то маленькое и холодное. Затем, не говоря больше ни слова, она развернулась и пошла обратно к своей свите.
Я разжал ладонь.
На ней лежал маленький, искусно сделанный амулет в виде серебряной снежинки. От него исходил едва уловимый холод и… защитная аура. Очень мощная.
Глава 3
Я смотрел ей вслед, и на моих губах играла улыбка. Она говорила одно, а делала — совсем другое. Она дала мне не просто артефакт. Она дала мне знак.
Я сжал в ладони холодную серебряную снежинку и положил её в карман кителя.
Затем я развернулся и, не обращая больше внимания на «золотую молодёжь», спокойно пошёл прочь с площади, направляясь в сторону учебных корпусов. Мне нужно было создать себе алиби. И узнать расписание.
Я шёл по коридору, когда меня догнали.
— Воронцов!
Я обернулся. Это был Родион Голицын. Один. Его свита осталась позади.
Он подлетел ко мне, и его лицо было искажено от ярости.
— Что это было⁈ — прошипел он, схватив меня за отворот кителя. — Что ты себе позволяешь⁈
Он был выше и, казалось, физически сильнее меня. Его голубые глаза метали молнии.
— Ты думаешь, раз мой отец заключил эту… сделку, тебе всё позволено⁈ Ты думаешь, ты можешь вот так подходить к моей сестре⁈ Называть её «Настей»⁈
Он встряхнул меня.
— Я тебя на дуэли почти в порошок стёр, щенок! И сделаю это снова, как только представится случай! Держись от неё подальше, ты меня понял⁈
Он стоял вплотную, его лицо было в нескольких сантиметрах от моего. Он ждал моей реакции. Он хотел драки. Он провоцировал меня.
Я не стал вырываться. Я даже не попытался убрать его руку со своего кителя. Я просто смотрел на него. Спокойно. Прямо в его горящие яростью глаза.
— Ещё одно движение, — сказал я тихо, и мой голос был абсолютно лишён эмоций, — и ты окажешься на полу. Вниз лицом.
Я сделал паузу, давая ему осознать мои слова.
— Отпусти меня. Прямо сейчас.
Моё спокойствие, моя уверенность, полное отсутствие страха — всё это сбило его с толку. Он ожидал чего угодно — ответных оскорблений, попытки вырваться. Но не этого.
Он на мгновение замер. Его хватка ослабла. Он смотрел в мои глаза и видел там не испуганного мальчика, которого он победил на дуэли, а кого-то другого. Кого-то холодного, чужого и опасного.
И он испугался.
Он не просто отпустил. Он отшатнулся от меня, как от огня.
— Ты… — прохрипел он. — Ты не Воронцов…
Он смотрел на меня с суеверным ужасом, а затем, не говоря больше ни слова, развернулся и почти бегом скрылся в коридоре.
Я остался один. Я спокойно поправил китель, словно ничего не произошло.
Я не применил ни капли магии. Я не использовал ни одного приёма. Я победил его. Одним только взглядом.
Я смотрел вслед убегающему Родиону. Он просто пацан. Если бы Алексей Воронцов видел это, он бы вёл себя с ним по-другому, по-своему, аристократично-гадливо. Но я был не Алексей. С другой стороны, Воронцов тоже был пацаном… а теперь… теперь я и сам не знаю, кто я. Мне стало немного грустно от этой мысли.
Ладно, не время для рефлексии.
Я пошёл дальше по коридору, направляясь в сторону Южного Крыла, где, судя по карте лекаря, находились учебные аудитории. Мне хотелось взглянуть на расписание. В конце концов, я теперь не пленник, я — студент! И если за мной наблюдают, пусть видят, что я занят важным и совершенно нормальным делом.
Южное Крыло было самым шумным. Здесь было полно студентов, которые сновали между высокими дверями аудиторий. Я нашёл то, что искал — большую доску объявлений из тёмного дерева, на которой висели пергаментные листы с расписанием для каждого курса.
Я подошёл к доске и нашёл лист с надписью «Курс II».
Расписание было плотным. Я пробежался глазами по названиям дисциплин.
Понедельник: История Родов, Основы Плетений (Практика), Эфиродинамика.
Вторник: Имперское Право, Боевые Трансформации, Древние Руны.
Среда: Этикет и Дипломатия, Защитные Плетения (Практика).
Четверг: Артефакторика (Лекция), Стратегия и Тактика.
Пятница:…
Сегодня был вторник. И первая же пара, которая должна была начаться через полчаса, — «Боевые Трансформации». Звучало… интересно.