Утром мы проснулись вместе. Неловкость и смущение смешивались с новой, тёплой нежностью. Мы позавтракали прямо в моей комнате, смеясь и болтая о пустяках, как обычные люди. Как Петя и Лина. А потом пришло время собираться. Настоящая война никуда не делась.
Подготовка была быстрой и деловой. Лина сбегала к себе и вернулась с небольшим кожаным саквояжем.
— Я собрала нам «набор первой помощи», — пояснила она, открывая его. Внутри лежали не бинты, а артефакты: несколько дымовых шашек, пара «глушилок», скрывающих эфирный след, и несколько маленьких амулетов-щитов, похожих на её скарабея. — На всякий случай.
Перед самым отъездом я попросил слуг привести Мишку. Мальчик вошёл в гостиную, и я его едва узнал. Вымытый, одетый в простую, но чистую и добротную одежду, он уже не был похож на запуганного зверька. Но в его глазах всё ещё был страх и недоверие к этому роскошному миру.
— Лина, Дамиан, — сказал я. — Знакомьтесь. Это Мишка. Мой… протеже. Он поедет с нами в Академию.
Лина тут же подошла к нему и улыбнулась своей самой тёплой улыбкой.
— Привет, Мишка! Я Лина. Не бойся, мы не кусаемся. Почти.
Мальчик немного расслабился.
Дамиан же просто смерил его своим обычным холодным взглядом.
— Ещё один, — пробормотал он, но в его голосе не было злости. — Воронцов, ты скоро откроешь свой собственный приют для заблудших душ.
Когда карета подъехала к стенам Академии, я чувствовал себя другим человеком. Спокойным. Уверенным. Готовым.
Первым делом я отвёл Мишку в административный корпус. Там меня встретила уже знакомая библиотекарша, которая теперь смотрела на меня с благоговейным ужасом. Я попросил её устроить мальчика, найти ему временную комнату и позаботиться о нём, сославшись на прямое разрешение ректора. Она не посмела возразить.
А затем я пошёл к нему.
Я вошёл в кабинет ректора без стука. Я не хотел давать ему времени на подготовку.
Он сидел за столом и что-то читал. Подняв на меня глаза, он улыбнулся.
— А, Алексей! Вернулись. Я вижу, отдых пошёл вам на пользу. Я был уверен, что вы вернётесь отдохнувшим и… довольным жизнью. Ведь теперь ваш отец вас больше не потревожит.
В его голосе сквозило такое снисходительное пренебрежение, будто я был ребёнком, который получил свою конфету и должен быть счастлив. И моя ярость, которую я так долго сдерживал, начала закипать.
— Ректор, — сказал я, и мой голос был ледяным. — Я вам никогда не нравился, ведь так?
Он удивлённо поднял бровь.
— Что вы такое говорите, Алексей? Наоборот.
— Не «наоборот», — прервал я его. — Вы меня боялись. И, возможно, даже восхищались.
— Восхищался вашим даром, — уточнил он, начиная понимать, к чему я клоню.
— Нет, — я сделал шаг к его столу. — Вы восхищались не даром. Вы восхищались мной. Как идеальным инструментом. Как оружием.
Он нахмурился.
— Алексей, что всё это значит?
Я разрывался от желания выложить ему на стол статуэтку и гримуар. Бросить ему в лицо обвинение. Но Дамиан был прав. Не сейчас. Не так.
— Это значит… — я запнулся, изображая смятение. — Это значит, что я просто… никак не могу прийти в себя от всех этих потрясений.
Я сменил тему.
— Я тут… нашёл одного мальчика. В городе. У него есть дар. Я хотел бы попросить вас взять его на обучение.
Ректор Разумовский смотрел на меня, и в его глазах была смесь недоверия и любопытства.
— Мальчика? С даром? Приведите его ко мне. Я посмотрю.
Я вышел и через несколько минут вернулся, ведя за руку перепуганного Мишку.
Ректор встал и подошёл к нам. Он положил руку на голову мальчика. Закрыл глаза.
— Интересно… — пробормотал он. — Очень интересно. Редкая способность. Идеальная синергия. Он может интегрировать в себя и светлую, и тёмную магию без вреда для себя.
Он убрал руку и посмотрел на меня.
— Да. Мы его берём. Он будет ценным… активом.
И в этот момент я всё понял. Я увидел в его глазах то, чего не видел раньше. Он смотрел на этого маленького, испуганного мальчика не как на ребёнка. А как на ресурс. Как на расходный материал. Точно так же, как он с самого начала смотрел и на меня.
Я был для него не учеником. Не феноменом. Я был лишь самым ценным экспонатом в его коллекции.
Глава 22
Следующие дни превратились в странный, лихорадочный марафон. Я старался. Честно старался быть нормальным студентом, но это было невыносимо. Утром, после завтрака с Линой, который стал для меня единственным островком покоя, я шёл на занятия. Я сидел в гулких аудиториях, уставленных рядами дубовых скамей, пропахших пылью и вековой магией. Я смотрел на преподавателей, на их аккуратные мантии и самоуверенные лица, и пытался слушать, но всё это казалось… ненастоящим. Фальшивым. Декорацией.
На «Истории Родов» пожилой магистр с энтузиазмом рассказывал о великих битвах прошлого, о чести и доблести, а у меня перед глазами стояла картина разгромленной лаборатории, наполненной запахом тлена и отчаяния. На «Древних Рунах» магистр Филонов, который теперь смотрел на меня с благоговейным ужасом, с восторгом показывал мне сложнейшие плетения, а я «видел» их структуру так ясно, так просто, что мне становилось невыносимо скучно. Я мог бы сплести их с закрытыми глазами, просто по наитию, но я сдерживался, изображая прилежного ученика. Я царапал пером по пергаменту, делая вид, что конспектирую, чтобы не вызывать новых слухов. Эта мысль, это знание о ректоре, не давало мне покоя. Оно сидело внутри, как раскалённый гвоздь, отравляя всё. Я был в аду своей собственной головы, в клетке подозрений, и я не знал, как из неё выбраться.
Каждый вечер мы собирались втроём в общей гостиной Башни Магистров. Это стало нашим ритуалом, нашей тихой гаванью посреди бури. Мы зажигали синий огонь в камине, и его спокойное пламя отбрасывало причудливые тени на стены. Мы почти не говорили о расследовании. Лина приносила свои новые «железки», и мы часами могли наблюдать, как она с ювелирной точностью собирает какой-нибудь сложный механизм. Дамиан иногда читал вслух отрывки из древних, мрачных поэм, и его тихий, ровный голос странным образом успокаивал. Эти вечера были единственным, что удерживало меня на плаву. Но они не могли длиться вечно.
В один из таких вечеров, когда напряжение достигло предела, я понял, что больше не могу молчать. Мы сидели за столом, и Лина, взяв в руки ту самую статуэтку из чёрного камня, задумчиво её вертела.
— Странный артефакт, — проговорила она, хмурясь. — Техника… очень древняя. Глубокое зачарование, многослойное. Словно десятки плетений наложены друг на друга, как слои в луковице. Доступ к таким знаниям имеют единицы. Я бы… я бы, наверное, смогла сделать что-то похожее, но здесь… здесь уникальный почерк мастера. — Она подняла на нас глаза. — И этот почерк, эта «подпись» в плетении… я видела её раньше. В книгах из Запретной секции. Так работал один из бывших ректоров Академии, Эразм, прозванный «Ткачом Теней». Но он умер двести лет назад.
Я посмотрел на Дамиана, потом на Лину. Их анализ был важен, но он не приближал нас к главному.
— Я собираюсь следить за ректором, — сказал я тихо. — Постоянно. Через Сеть.
Дамиан оторвался от своей книги. — Опасно. Он один из сильнейших менталистов в Империи. Он может тебя почувствовать.
— Я знаю, — ответил я. — Но я должен. Я не могу просто сидеть и ждать.
Этой же ночью я начал. Я сел в своей комнате, отгородившись от иллюзорного сада и бездны, и погрузился в Сеть. Я нашёл его эфирный след — мощный, сложный, как хитросплетённый узел, защищённый десятками ментальных щитов. Но я не пытался их пробить. Я нашёл тончайшую ниточку, связывающую его с пространством самой Академии, и привязал к ней частичку своего внимания, став его невидимой, неосязаемой тенью. Я провёл так почти сутки. Я «видел» всё, что он делает, как будто смотрел плохое, скучное кино.
Сначала — ничего подозрительного. Он работал с документами, подписывая приказы и распоряжения. Проводил совещание с магистрами факультетов, отчитывая их за падение дисциплины. Принимал послов из Тевтонского Ордена, обсуждая с ними какой-то пограничный конфликт с холодной, выверенной вежливостью. Вечером долго читал в своей личной библиотеке, попивая чай. Обычная, рутинная жизнь главы огромной Академии. Я уже начал думать, что Дамиан прав, и я ошибся, что это какая-то сложная ловушка, подстава.
А потом… глубокой ночью, когда вся Академия спала, он встал. Подошёл к стене своего кабинета и открыл портал. Не в Башню Магистров. В другое место. След был рваным, нестабильным, защищённым от слежки. Я едва не потерял его, но в последний момент успел «зацепиться» за саму структуру портала. Ректор вышел в трущобах Петербурга, в том самом Гнилом Переулке, где мы нашли мёртвого некроманта. Он встретился с двумя фигурами в тёмных плащах. Я не мог расслышать их разговор через такое расстояние и помехи, но я «видел» обмен. Ректор передал им какой-то свёрток, а они ему — маленький, туго набитый мешочек, который тихо звякнул. Золото.
Затем он вернулся. Я продолжал следить. Я был вымотан, ментальная слежка на таком уровне отнимала колоссальные силы. И в тот момент, когда я, полностью выжатый, разорвал связь и открыл глаза…
Он стоял в моей комнате.
Он стоял у моего стола и смотрел на меня. Без гнева. Без удивления. С холодным, почти научным интересом. Он не пришёл через портал. Он просто… был здесь.
— Довольно увлекательное занятие, не так ли, Алексей? — спросил он спокойно. — Следить за чужой жизнью. Подглядывать.
Я потерял дар речи. Меня прошиб холодный пот. Я был в ловушке. Он всё знал. Он чувствовал меня всё это время и просто играл со мной, как кошка с мышкой.
— Зачем ты следишь за мной? — спросил он, и его голос был абсолютно лишён эмоций.
Я молчал, лихорадочно соображая. Любое слово было бы ошибкой. Но я был готов. Моё тело было напряжено, я был готов в любой момент «сдвинуться» или атаковать.
— Хорошо, — он кивнул, словно прочитав мои мысли. — Раз ты не хочешь говорить, скажу я. Мне поступило распоряжение. — Он выдержал паузу. — От Императора.