«Ты не понимаешь, Петя! Обстоятельства делают людей! Это не наша заслуга, что мы добрые или злые! Это просто… условия, в которые нас поставили!»
Я чувствовал, как его сила слабеет. Его ненависть, его боль. Он был частью этой тьмы.
— Я знаю! — крикнул я ему в ответ, пробиваясь сквозь его защиту. — Но я выбираю свой путь!
Я прорвался через тьму. Я увидел его. Он стоял, истощённый, почти прозрачный. Я окутал его своим эфиром, готовый уничтожить.
— Убей меня, — прошептал он. — И ты вернёшься домой. Навсегда. Это единственный способ разорвать связь.
Вернуться домой. К своей серой, но простой и понятной жизни. Где не было этого ужаса.
Я вспомнил Лину. Её смех. Её тепло. Я вспомнил Дамиана, протягивающего мне камень связи. Вспомнил Игната, кричащего «Брат!». Вспомнил старого князя Шуйского, предлагающего мне убежище. Вспомнил даже суровое уважение магистра Громова.
Этот мир, такой жестокий и чужой, стал моим.
Но я понимал — другого выхода нет. Я направил весь эфир в него, готовясь и самому покинуть этот мир.
Он смотрел на меня, не понимая. А затем его пергаментное лицо начало разглаживаться. Безумный фиолетовый огонь в его глазах погас, сменившись… удивлением. Он снова становился… Петей. А потом он просто… растаял. Исчез. Вернулся в общий поток Сети. Чистым.
Я рухнул на колени без сил. Тьма окутала меня.
Надо мной склонились два лица.
— Петя! — кричал Дамиан.
— Брат! — кричал Игнат.
— Лина… — прошептал я. И отключился.
Я медленно приходил в себя, выныривая из вязкой, тёплой темноты, где не было ни боли, ни страха. Первым пришёл запах. Резкий, чистый запах карболки и горьковатый аромат сушёных трав. Я знал этот запах. С него всё началось.
Я разлепил тяжёлые, словно свинцовые, веки. Белый потолок. Знакомая комната в лазарете. На мгновение мне показалось, что всё это был лишь лихорадочный сон. Что сейчас войдёт нянюшка Агриппина и скажет, что я слишком долго спал после дуэли.
— Очнулся, герой, — услышал я знакомый, уставший голос.
Рядом с кроватью стоял лекарь Матвеев. Он выглядел постаревшим, но на его лице была слабая, искренняя улыбка. За его спиной стояла Агриппина, и она смотрела на меня с такой теплотой и слезами на глазах, что моё сердце сжалось.
Я был в шоке. Я был ещё здесь. В этом мире.
— Но… как? — прохрипел я. Мой голос был чужим, слабым. — Корф… он сказал… что связь разорвётся…
— Перстень, — сказал Матвеев, подходя ближе. Он осторожно взял мою руку, на которой всё ещё тускло светился алый камень, теперь покрытый сетью тончайших трещин. — «Гладиатор Света». Лина Полонская создала не просто артефакт, а… якорь. Когда ты направил в него всю свою сущность, всю свою волю и… — он запнулся, — … твою любовь, он не просто защитил тебя. Он вплёл твою душу в саму ткань этого мира, используя её как точку привязки. Он не позволил Сети забрать тебя. Ты привязал себя к ней, Алексей. Намертво.
Я лежал и слушал его. И слёзы хлынули из моих глаз. Это были не слёзы радости или горя. Это были слёзы человека, который прошёл через ад и вернулся. Который обрёл дом там, где меньше всего ожидал.
Я провёл в лазарете три дня. Три тихих, спокойных дня. Моё тело и эфирное поле восстанавливались с невероятной скоростью, словно сама Сеть теперь лечила меня. В эти дни ко мне приходили посетители.
Первой пришла Лина. Она вошла тихо, без своей обычной шумной энергии. Села на стул рядом и просто взяла меня за руку. Мы долго сидели молча. И в этой тишине было сказано больше, чем в тысячах слов. Мы оба были изранены, мы оба заглянули в бездну, но мы были вместе.
Потом пришли они. Дамиан и Игнат. Мой друг и мой «брат». Они стояли в дверях, неловкие, не зная, что сказать.
— Спасибо, — сказал Игнат, и его голос был полон сложных, противоречивых чувств. Он смотрел на меня, видя во мне и спасителя, и того, кто занял место его настоящего брата.
— Ты спас меня, брат.
— Ты спас нас всех, Петя, — поправил его Дамиан, и впервые на его лице была не усмешка, а тень настоящей, искренней улыбки.
От них я и узнал новости.
Ректора Разумовского арестовали в тот же день. Когда они вернулись в Академию, гвардия Полонских и Одоевских уже ждала его. Он не сопротивлялся. Говорят, когда с него сняли ментальные щиты, он выглядел как сломленный старик. Вся его связь с Магистром, с его тёмной волей, исчезла, оставив после себя лишь пустоту и вину. Его увезли в Ледяную Цитадель Голицыных, ту самую тюрьму для магов, ждать суда. Новым исполняющим обязанности ректора, к всеобщему изумлению, стал магистр Громов. Совет решил, что в такие смутные времена Академии нужен не политик, а солдат.
Мой «отец», Дмитрий Воронцов, и князь Голицын были опозорены. Их ложь, их интриги — всё вскрылось. Их лишили права голоса в Совете на десять лет и обязали выплатить огромную компенсацию Роду Шуйских. Мой отец заперся в монастыре и никого не принимал. Голицын же, говорят, устроил своему сыну Родиону такую порку, которую тот запомнит на всю жизнь.
Мир менялся. Я лежал и слушал, и понимал, что ураган, который я поднял, пронёсся по всей Империи, срывая старые маски и ломая гнилые троны.
А через месяц, в день осеннего равноденствия, главный зал Академии было не узнать. Стены, обычно увешанные боевыми знамёнами, были украшены живыми цветами, которые распускались и закрывались в такт музыке. Вместо суровых гвардейцев в проходах стояли студенты-маги, которые создавали под потолком иллюзии порхающих райских птиц и падающих звёзд.
Я стоял у алтаря. На мне был не учебный китель, а парадная, белоснежная мантия с серебряным гербом Воронцовых. Рядом со мной, в качестве шаферов, стояли они. Дамиан, в своём неизменном чёрном, но на этот раз с серебряной розой в петлице. И Игнат, который смотрел на меня со сложной смесью благодарности и братской теплоты.
Заиграла музыка. Двери зала распахнулись. И к алтарю, под руку со своим счастливым, гордым отцом, шла она. Лина.
Она была в простом, но невероятно красивом белом платье, которое, как я потом узнал, она сшила сама, вплетя в ткань тончайшие нити света, отчего казалось, что она парит в облаке звёздной пыли. Её рыжие волосы были уложены в высокую причёску и украшены живыми, светящимися цветами. Она смотрела на меня, и в её зелёных глазах было всё — нежность, радость, любовь и обещание.
Когда она подошла, я взял её за руки.
— Я люблю тебя, Лина, — прошептал я.
— Я знаю, Петя, а я люблю тебя — ответила она, и это было лучшее, что я слышал в своей жизни.
Церемонию вёл добрый старичок Филонов. Он говорил о любви, о единстве, о том, как свет всегда побеждает тьму. А потом, когда он произнёс главные слова, объявив нас мужем и женой, он не закончил.
— И властью, данной мне Советом Великих Родов и новым исполняющим обязанности ректора, — он посмотрел на магистра Громова, который сидел в первом ряду и смущённо улыбался, — я провозглашаю тебя, Алексей-Пётр Воронцов, новым, полноправным главой Великого Рода Воронцовых!
Я поцеловал её. И в этот момент, под аплодисменты наших друзей, под светом падающих звёзд, я знал.
Я дома. И я был готов строить этот дом заново.
Nota bene
Книга предоставлена Цокольным этажом, где можно скачать и другие книги.
Сайт заблокирован в России, поэтому доступ к сайту через VPN/прокси.
У нас есть Telegram-бот, для использования которого нужно: 1) создать группу, 2) добавить в нее бота по ссылке и 3) сделать его админом с правом на «Анонимность».
Если вам понравилась книга, наградите автора лайком и донатом:
Железный Ворон 2