Я уже собирался отойти, как вдруг увидел на полях расписания приписку, сделанную знакомым почерком ректора.
«Кн. Воронцову А. Д. — Вторник, 14:00 и Пятница, 10:00 — явиться в ректорат для индивидуальных занятий».
Так вот оно как. Он не шутил. Дважды в неделю — личные уроки с самым могущественным магом Академии.
Пока я изучал расписание, я почувствовал на себе чей-то взгляд. Я медленно обернулся.
В нескольких метрах от меня, прислонившись к колонне, стояла Вера Оболенская. Она была одна. Она смотрела на меня со своей обычной хитрой, всезнающей улыбкой.
— Изучаете расписание, княжич? — протянула она. — Решили вернуться к нам, простым смертным?
Она отделилась от колонны и медленно подошла ко мне.
— Я видела вашу… сцену с Родионом. Очень впечатляюще. Вы его напугали. И не только его.
Она остановилась совсем рядом.
— А ещё я видела, как вы ушли с Анастасией. Все видели. И теперь вся Академия гудит, как растревоженный улей. Никто не понимает, что происходит.
Она заглянула мне в глаза.
— А я вот, кажется, начинаю понимать. Вы не так просты, как казались, Алексей Воронцов. И мне это… нравится.
Её голос был как мёд, но я чувствовал в нём стальные нотки. Она не просто болтала. Она что-то хотела.
Как только она подошла ближе, я снова почувствовал это. Чувства Воронцова. Желание. Восхищение. Он был влюблён в эту девушку, очевидно. И, чёрт возьми, было за что. Её взгляд, её манера держаться, её манящая, опасная энергия…
Я с усилием задавил это чужое наваждение, призывая на помощь всё своё хладнокровие. «Маска Покоя» легла на лицо сама собой.
— Я просто говорил со своей невестой. Ничего более, — ответил я ровным, почти безразличным тоном. — Вы что-то хотели, княжна?
Я намеренно использовал официальное обращение, проводя между нами черту.
Вера Оболенская на мгновение удивлённо приподняла бровь. Она явно не ожидала такой холодности после моего «представления» на площади. Но она тут же взяла себя в руки.
— О, я просто проявляю дружеское участие, — она улыбнулась ещё шире. — Ведь мы с вами… почти друзья. Не так ли?
Она сделала шаг ближе, и её голос стал тише, доверительнее.
— Я просто хотела вас предупредить, Алексей. Вы сейчас в центре внимания. И не все желают вам добра. Этот ваш «пробудившийся дар»… он вызывает много зависти. И страха.
Она посмотрела по сторонам, словно боясь, что её подслушают.
— Особенно сейчас. После того, как нашли тело этого несчастного Шуйского. Все говорят, что это тёмная магия. И некоторые… — она многозначительно посмотрела на меня, — … некоторые шепчутся, что ваш «дар» может иметь ту же природу. Что вы связаны.
Я слушал её, и её «дружеское участие» вызывало у меня только усмешку. Она не предупреждала. Она прощупывала почву.
— Слухи, княжна, — это яд, — ответил я спокойно, глядя ей в глаза. — Бороться с ним бессмысленно. Даже если вы решили мне помочь… — я сделал паузу, и на моих губах появилась лёгкая, ироничная улыбка, — … отсосать весь яд никак не выйдет. Слишком его много в нашем обществе. Не находите?
Я намеренно сделал акцент на этом слове. Юморок из моего прошлого мира. Грязноватый, двусмысленнный.
Вера Оболенская замерла. Её улыбка на мгновение дрогнула. Она поняла. Прекрасно поняла всю двусмысленность моей фразы. В её хитрых глазах на долю секунды мелькнул шок, а затем… неподдельный, почти восхищённый интерес.
Ни один аристократ, ни один княжич никогда бы не позволил себе такой… вульгарности. Такой прямой, развязной игры слов.
Она рассмеялась. Тихо, но искренне.
— Воронцов, — сказала она, и в её голосе звучало уже не притворное участие, а настоящее веселье. — Вы — нечто. Вы и правда совершенно не похожи на того скучного мальчика, которым были раньше.
Она снова стала серьёзной.
— И вы правы. Яда много. И самый опасный яд — это правда, смешанная с ложью.
Она шагнула ещё ближе.
— Так скажите мне, Алексей, — её голос стал почти шёпотом. — Какую часть правды мне стоит знать, чтобы не отравиться?
Она не отступила. Она приняла мою игру и повысила ставки. Она открыто предлагала мне сделку. Информацию в обмен на… что? Лояльность? Союз?
Я посмотрел ей в глаза. Она ждала. Ждала, что я начну торговаться, делиться секретами, втягиваться в её игру.
— О, вы хотите, чтобы я дал вам информацию о себе… как противоядие? — я театрально всплеснул руками. — Хорошо. Держите ваше противоядие.
Моё лицо стало абсолютно серьёзным, почти пророческим.
— Моя природа… природа моего дара соткана из чистого, лучезарного света. Как солнышко над этим тёмным, хмурым миром.
Она слушала, и на её лице отражалось полное недоумение.
— А вот… — я поднял указательный палец и очень медленно, почти церемониально, коснулся им её груди в районе сердца. — … мой лучик, который светит прямо в ваше сердечко.
Я убрал палец.
— Теперь… вы заражены, княжна. Но не ядом. А моим светом. Всего хорошего.
Я улыбнулся ей самой светлой, самой искренней и самой безумной улыбкой, на которую был способен. А затем, не дожидаясь её реакции, я просто развернулся и пошёл прочь по коридору, оставив её стоять посреди толпы студентов с выражением абсолютного, тотального ошеломления на лице.
Вера Оболенская осталась стоять, как громом поражённая. Её хитрый ум, привыкший к интригам, политике и намёкам, просто не смог обработать то, что только что произошло. Я не играл по её правилам. Я играл в свою собственную, непонятную, сумасшедшую игру.
Она медленно опустила взгляд на то место на своей груди, которого я коснулся. Затем снова посмотрела мне вслед. В её глазах больше не было ни хитрости, ни расчёта. Только чистое, незамутнённое изумление.
Я уходил, чувствуя её взгляд на своей спине. Я не знал, что она сделает дальше. Станет ли она моим врагом или… чем-то ещё. Но одно я знал точно. Она запомнит этот разговор на всю жизнь.
Я шёл по коридору, и улыбка не сходила с моего лица. И откуда только это из меня идёт? Сам поражаюсь… Я не планировал этого. Слова, жесты — всё приходило само. Я просто чувствовал, как нужно говорить, как нужно себя вести в этом обществе… Ну и, конечно, было очень даже забавно так пофлиртовать.
Так, сегодня вторник. «Боевые Трансформации» — сейчас. Занятия с ректором — в 14:00.
Значит, сначала общая практика.
Я посмотрел на номер аудитории — или, точнее, полигона. П-3. Судя по карте лекаря, это был один из больших тренировочных залов в подвальном уровне Южного Крыла.
Я направился туда. Чем ближе я подходил, тем отчётливее слышались глухие удары, хлопки и выкрики.
Я нашёл нужную дверь. Она была приоткрыта. Я заглянул внутрь.
Это был огромный зал с высоким потолком и стенами из серого, испещрённого отметинами камня. По всему залу были расставлены тренировочные манекены. Два десятка студентов моего курса, разбившись на пары, отрабатывали какие-то приёмы.
Я увидел, как один парень превратил свои руки в каменные кувалды и с грохотом разнёс манекен. Другая девушка вытянула из пальцев тонкие, острые ледяные иглы и метнула их в цель.
Преподавателем был суровый, мускулистый мужчина с бритой головой и шрамом через всё лицо. Он был одет в простую кожаную безрукавку и штаны. Это был магистр Громов, известный своей жёсткостью и презрением к аристократическим неженкам.
Я понял, что опоздал.
Я сделал глубокий вдох и вошёл в зал.
В тот момент, как я переступил порог, все разговоры и тренировки стихли. Все до единого студента обернулись и уставились на меня. Даже магистр Громов замолчал и скрестил на груди свои огромные руки, глядя на меня в упор.
Тишина была оглушительной. Они все ждали.
— Княжич Воронцов, — пророкотал наконец магистр Громов, и его голос был похож на скрежет камней. — Какая честь. Решили почтить нас своим присутствием. Опоздание на десять минут.
Он подошёл ко мне. Он был на голову выше и в два раза шире. От него пахло потом и сталью.
— У вас есть оправдание? Или вы думаете, что ваша новая… репутация… даёт вам право игнорировать правила?
Он стоял и ждал моего ответа. Вся группа смотрела на нас. Среди них я увидел и Родиона Голицына. Он смотрел на меня с откровенным злорадством, предвкушая моё унижение.
Я посмотрел на него снизу вверх. Он был похож на гору. Любая попытка дерзить ему закончилась бы плохо.
— Нет, я и не думал делать это нарочно… просто… э-э… — я на мгновение запнулся, делая вид, что ищу оправдание.
А затем я посмотрел ему прямо в глаза.
— Просто мне доверено одно дело. Важное дело, выходящее за рамки простого обучения. И это дело меня несколько отвлекло. — Я сделал паузу. — Я прошу прощения за опоздание, магистр. Могу я присоединиться к уроку?
Мои слова были выверены. Я извинился, проявив уважение. Но я также дал понять, что моё опоздание было связано не с ленью, а с чем-то… важным. С чем-то, о чём он, простой преподаватель, знать не может.
Магистр Громов нахмурился. Он был не из тех, кто верит в отговорки. Но мой уверенный тон и намёк на «важное дело» его смутили. Он не мог знать наверняка, блефую я или нет. Наказывать меня сейчас, когда вся Академия гудит о моём новом статусе, было бы рискованно.
— «Важное дело»… — прорычал он. — Ладно. Прощаю на первый раз. Но чтобы это было в последний.
Он отошёл от меня.
— Раз уж вы пришли, Воронцов, не будете же вы стоять в стороне.
Он обвёл взглядом студентов, которые всё ещё смотрели на нас.
— У нас как раз есть один студент без пары.
Он указал на Родиона Голицына, который стоял один, так как его обычные «партнёры» побоялись к нему подходить. Лицо Родиона исказилось.
— Встаньте в пару с князем Голицыным, — приказал Громов. — Сегодня мы отрабатываем элементарную трансформацию конечностей. «Каменный кулак». Задача — наносить блокирующие удары по атакам партнёра. Не в полную силу, щенки! Это тренировка, а не бойня.