– Я собирался убить их всех, – снова заговорил я, – но Драйзи остановила меня. К тому времени большинство уже обратились в бегство. Я собирался принять меры, чтобы они никогда не вернулись, но она умоляла проявить милосердие. Сказала, что лишение жизни, независимо от того, чья она и что этот человек натворил, запятнает душу. Меня это не очень волновало, ведь у фейри нет души. Но, черт подери, разве мог я противиться уговорам девушки с таким красивым личиком? Она не хотела, чтобы я убивал обидчиков, поэтому я их отпустил.
Склонив голову набок, Никс глядела на меня напряженным, оценивающим взглядом.
– Ты был влюблен в ту смертную? – спросила она.
– Нет. – Я покачал головой. – Она мне нравилась и, собственно, была первым человеком, которого я считал другом, но влюблен я в нее не был. Для этого я все еще был слишком фейри, если ты понимаешь о чем я. К сожалению, – добавил я, – не могу сказать того же о Драйзи. Однажды ночью, через несколько месяцев после нападения на деревню, она призналась мне в своих чувствах.
Никс прищурилась.
– И что ты сделал с этим откровением? – спросила она.
Я вздохнул.
– Сначала собирался дать ей то, что она хотела, – начал я. – Я ведь фейри, которому красивая девушка сообщила о своей любви. Любой другой на моем месте воспользовался бы этим. Но… – Я нахмурился и покачал головой. – Я не мог так поступить. Впервые в жизни почувствовал вину за то, что делаю. Хоть и понятия не имел, что это за странное новое ощущение, я не хотел причинить ей боль.
Я ушел на следующее утро, – продолжил я. – Повернулся спиной к деревне и исчез в лесу. Так было лучше. После всего, что узнал, я больше не мог находиться рядом с Драйзи. Влюбленность человека в фейри никогда добром не заканчивается. Кроме того, я не мог дать ей то, чего она хотела. Так что мой уход был к лучшему.
– А девушка?
– Я сделал так, чтобы она меня позабыла, – пояснил я. – С остальными жителями деревни было и того проще. Когда ты фейри, люди быстро забывают о встрече с тобой. Воспоминания о юноше, который в один прекрасный день появился из ниоткуда, со временем просто стерлось у всех из памяти. С Драйзи было немного сложнее… Она любила меня, а это, как правило, мешает забыть. В конце концов, я наложил на нее чары. Не хотел, чтобы она провела остаток дней, тоскуя по парню, который исчез без предупреждения и объяснения. Я стремился сделать ее свободной. Честно говоря, в итоге это оказалось лучшим решением, потому что несколько месяцев спустя Оберон призвал меня обратно в Небыль. Мое изгнание закончилось, и мне надлежало вернуться в Фейриленд и Летний Двор.
– Но по возвращении я обнаружил… – Я поднял обе руки, пожав плечами. – В общем, я перестал быть прежним Плутишкой Робином. Изменился. Начал называть себя Паком, чтобы еще больше отделить себя нынешнего от фейри, которым был раньше. Имя прижилось, хотя большинство жителей Небыли и по сей день не видят разницы. Однако самому мне эта разница известна, даже если остальные фейри никогда не позволят забыть то, что я натворил в прошлом.
– А что случилось с девушкой? Видел ли ты ее снова?
– Вообще-то, да. Как только удалось улизнуть от Оберона, я вернулся в мир смертных, в деревню, которую оставил. Я думал, что там минуло всего несколько лет, но время в Небыли течет по-другому. Драйзи к тому времени была уже бабушкой, старейшиной деревни, вокруг нее резвилась целая орава детей и внуков. Ее жизнь продолжалась.
Вот такая история. – Я скрестил руки на груди, бросив на Забытую вызывающий взгляд. – О том, как Плутишка Робин из обычного болвана превратился в менее вопиющего болвана. И все из-за смертной девушки и силы любви-и-и. – Я фыркнул и закатил глаза. – Я никому не рассказывал эту маленькую историю, ты же понимаешь. Даже Меган и Ледышке. Буду благодарен, если и ты не станешь болтать. Хорошо, что остальной части Небыли невдомек: у Пака есть совесть.
– Итак, – подытожил я, наблюдая за реакцией Никс. Ближе она не подошла, но продолжала держать в руках лунные клинки. – Каков ваш вердикт, мисс Непреклонная Убийца? Прикончишь меня, чтобы устранить угрозу, которую представляет Плутишка Робин, или рискнешь остаться с Паком?
Никс рассматривала меня с непроницаемым выражением лица… а потом вдруг замерцала в лунном свет и исчезла. Мое удивление длилось не больше секунды… ведь уже в следующую к моему горлу сзади прижалось изогнутое сияющее лезвие.
Я тихонько хихикнул.
– Ух ты, поверить не могу, что купился на это, – пробормотал я, чувствуя присутствие Забытой у себя за спиной. Острие меча упиралось мне в кожу, слишком холодное и острое для предмета, сделанного из света. – Ну что, Девочка-убийца? Я жду. Каков твой вердикт?
– Зависит от обстоятельств. – Никс наклонилась ниже, приблизив губы к моему уху, и, омывая прохладным дыханием кожу, спросила: – Могу ли я доверять тебе, Пак?
– Не знаю. – Я хотел пожать плечами, но было довольно трудно сделать это, когда к горлу приставлен меч. – Честно говоря, сам я себе сейчас не очень доверяю. Но я не совсем он. Пока нет.
– Не слишком-то убедительно, Плут.
– Тогда вот еще что. – Резко выбросив руки вверх, я ударил Никс по локтю, отвел лезвие от своего горла и, одновременно выскользнув из ее хватки, развернулся и схватил ее за запястье. Через полсекунды Никс оказалась прижатой спиной к дереву с приставленным к сердцу кинжалом. – Я не собираюсь предпринимать ничего такого, что может поставить под угрозу нашу миссию, – сообщил я ей и почувствовал, как она замерла. – Я намерен найти чудовище и втыкать в него кинжалы до тех пор, пока оно как следует не умрет. Если его смерть вернет мой прежний облик, так тому и быть. По правде говоря, это, наверное, лучший исход. Рогатый Плутишка Робин никому не по нраву.
– Я бы не стала заходить так далеко. – Никс шагнула ко мне. Ее слабая улыбка и выражение лица заставили мое сердце бешено заколотиться. Она потянулась вверх, длинные пальцы погладили запястье руки, держащей кинжал… а в следующее мгновение она схватила его и, развернувшись с невероятной скоростью, сделала подсечку и бросила меня на лесную подстилку. Ударившись спиной, я заворчал, а Девочка-убийца тем временем оседлала меня и приставила к шее мой собственный клинок.
Ухмыляясь, я смотрел на нее снизу вверх, а она на меня сверху вниз, с холодным торжествующим выражением лица.
– Мы, что ли, до утра будем исполнять этот танец?
– А ты бы предпочел заниматься чем-то другим?
– Ну, мне на ум приходят несколько идей.
На сей раз я перевернул Забытую, уложив ее на лопатки, и забрал свой кинжал. Лезвие снова зависло у ее горла.
– Если только ты не готова признать поражение.
Она улыбнулась, и я понял, что ее руки отнюдь не пусты. Я вдруг уловил проблеск лунного клинка, направленного на ту часть меня, которую я не хотел бы подставлять под удар. Никс лукаво усмехнулась, встретившись со мной взглядом.
– Не будь таким самодовольным, Плут. Если мне придется признать поражение, я по крайней мере заберу с собой трофей.
– Ладно-ладно. – Скорчив гримасу, я отбросил кинжал и поднял обе руки в знак капитуляции. – Уступаю. Ты победила, хотя это был грязный обманный маневр, Девочка-убийца.
– И это говорит тот, кто зовется Величайшим Шутником. – Никс поерзала, чтобы устроиться поудобнее, но клинок из руки не выпустила. – Разве грязные обманные маневры – не твой конек?
– Это не значит, что их нужно направлять на меня самого, – запротестовал я, заставив ее фыркнуть. – Во-первых, некоторые вещи неприкосновенны. А во‐вторых, я заметил, что ты до сих пор не убрала эту острую колющую штуку.
– Просто хочу убедиться в твоем дальнейшем хорошем поведении, – весело воскликнула Никс. – Мне известно, что при тебе есть еще оружие. Если уберу мечи, откуда мне знать, что ты не попытаешься тут же предпринять что-нибудь коварное?
– Потому что прямо сейчас мне очень хочется тебя поцеловать, – тихо ответил я и внезапно осознал, как сильно бьется мое сердце, а желудок завязывается в узел. – Приставленный к паху клинок весьма осложняет мне задачу. – Бесполезно пытаться игнорировать происходящее, отрицать, что Забытая нисколько меня не волновала. Я больше не пытался бороться с этим чувством. – Если ты против поцелуя, – продолжал я, – только скажи. Но в таком случае я продолжу переживать, если только не направишь эту колющую штуку куда-нибудь еще.
Взгляд Никс вдруг сделался голодным, а золотистые глаза заблестели, как у хищника. Но она все еще колебалась, хотя голос посерьезнел.
– Разве ты только что не сказал, что сам не уверен, могу ли я доверять тебе?
– Да, – прохрипел я. – И, наверное, не стоит. Я признаю, что у меня голова набекрень, и я сейчас не тот, кем был прежде. Скажи одно лишь слово, и мы вернемся в лагерь и будем остаток ночи ловить на себе самодовольные взгляды Пушистика. Но я думал… надеялся, что не одинок в своих чувствах.
Никс колебалась. Затаив дыхание, я считал удары сердца, чувствуя, как желудок сворачивается и извивается, точно взбудораженная змея. Выражение лица Забытой было затравленным, она явно вела внутреннюю борьбу с самой собой. Затем без предупреждения села, толкнула меня в грудь и опрокинула. Я снова упал на спину. На сей раз мои запястья оказались прижатыми к лесной подстилке, а губы Никс впились в мои.
Я застонал, все мои нервные окончания напряглись. Забытая оказалась не робкого десятка; ее губы несколько мгновений ласкали мои, потом двинулись вниз по шее, заставив меня ахнуть и откинуть голову назад. Наконец я высвободил руки и заскользил ими вверх по ее рукам, зарылся пальцами в ее серебристые волосы и притянул ближе к себе. Она погладила ладонями мою грудь, тонкими пальцами оставляя дорожки ледяного тепла и заставляя меня дрожать.
Внезапно Забытая села, оседлав мою талию, и положила ладони мне на живот. Я посмотрел на нее снизу вверх, наблюдая, как ее волосы рассыпаются по плечам, словно серебристая вуаль, как возвышается надо мной стройное тело. Выражение ее лица было голодным, но противоречивым, а золотистые глаза, встретившись с моими, стали непроницаемыми.