. При необходимости «красному принцу» разрешалось полностью оголить восточный берег Мозеля, но не допустить прорыва Базена навстречу Мак-Магону. Два корпуса — II и III — были направлены на северо-запад уже на следующий день.
Главная задача 3-й армии заключалась в том, чтобы как можно быстрее следовать за Маасской. В первую очередь это касалось двух находившихся на правом крыле баварских корпусов. За ними следовали остальные три корпуса и вюртембергская дивизия 3-й армии. Проблема, однако, заключалась в том, что эти подразделения могли использовать для движения на север всего одну дорогу, что неизбежно приводило к задержкам. В конечном счете VI корпус, располагавшийся дальше всего к югу, было решено задействовать для прикрытия дальнего левого фланга германской группировки.
27 августа германские корпуса вытянулись в длинную линию, юго-западный конец которой находился в районе Витри, а северо-восточный — возле Стене на Маасе. Общая ее протяженность составляла почти сто километров. Перед этой линией находилась завеса из шести кавалерийских дивизий, четыре из которых вплотную приблизились к армии Мак-Магона. Четыре французских корпуса в этот момент находились в районе северо-восточнее Вузьера; от реки Маас Шалонскую армию отделяло не более 30 километров. По расчетам Н. П. Михневича, если бы Мак-Магон быстро двигался к своей цели, 27 августа он мог бы пересечь Маас и тем самым опередить немцев[392].
Само по себе наступление Мак-Магона на восток не было безнадежным предприятием. В отличие от французов, немцы не могли опираться на развитую сеть железных дорог. Предписанный Мольтке маневр мог быть выполнен только ценой больших усилий. «Подумать только, — писал Верди, — четверть миллиона человек, которые стоят фронтом на запад на протяжении 14 миль, вынуждены внезапно произвести четыре-пять маршей и повернуть вокруг своего крайне правого крыла фронтом на север»[393].
Дело было даже не в том, что войскам приходилось двигаться по немногочисленным дорогам в лесистой местности, и не в постоянных дождях, которые значительно ухудшали качество этих дорог. Проблема заключалась в том, что «поворот вправо» оказался настоящим кошмаром для немецких тыловых служб.
Эта сторона войны часто не находит достойного освещения в популярной литературе и не учитывается многочисленными любителями военной истории. Действительно, движение верениц обозов по своей зрелищности и драматизму значительно уступает лихим кавалерийским атакам или беспощадному огню артиллерии на поле боя. Между тем налаженная система снабжения определяет успех как наступательных, так и оборонительных операций. Многие из тех, кто берется за анализ войн прошлого, забывают об этом, рассуждая так, словно боевые подразделения носили с собой бесконечные запасы продовольствия и боеприпасов. В реальности это, конечно же, было не так.
Со стороны немецких войск звучали частые жалобы на нехватку продовольствия, особенно хлеба. Питаться приходилось во многом за счет реквизиций. Генерал-интендант Штош впоследствии вспоминал: «Я потерпел бы позорный провал, если бы мы не двигались по столь богатой стране, в которой мы обнаружили созревший урожай. Без этого было бы невозможно снабжать армию во время ее марша вправо к Седану»[394]. Еще сложнее обстояло дело с боеприпасами, которые по понятным причинам невозможно было добыть за счет реквизиций. Тень «снарядного голода» нависла над стремительно двигавшимися на север немецкими частями[395].
Тем временем Базен также искал выход из сложившейся ситуации. Примерно представляя себе группировку сил противника, он понимал, что попытка пробиться на запад бесперспективна. Более серьезные шансы на успех мог иметь прорыв на север по правому, восточному берегу Мозеля. В случае удачи можно было добраться до крепости Тьонвиль, переправиться через реку и встретиться с Мак-Магоном. Прорыв был намечен на 26 августа, однако затем признан слишком рискованным и отменен. Среди причин отмены были отвратительная погода, затруднявшая марши, а также тот факт, что немцы смогли своевременно обнаружить концентрацию сил французов. Это было важным преимуществом Фридриха Карла: лежавший в долине Мозеля город был перед ним как на ладони, и все масштабные передвижения Рейнской армии были хорошо заметны.
На созванном Базеном военном совете 26 августа тон обсуждения задал командующий артиллерией Рейнской армии генерал Солей, указавший, что припасов армии хватит только на одно крупное сражение. Он допустил начало скорых мирных переговоров с Пруссией, в условиях чего оставлять окончательно Лотарингию противнику было нельзя. Поэтому он наиболее горячо ратовал за то, чтобы остаться в Меце, неспособном, как он полагал, долго продержаться без армии. Мнение Солея поддержали Фроссар, Канробер и Ладмиро. Подчиненные Базена вдобавок заявили ему, что боевой дух армии не выдержит еще одного проигранного сражения, а незавершенные форты крепости не смогут оказать серьезной артиллерийской поддержки прорыву. Маршал Лебёф осторожно выразил опасение относительно тающих запасов продовольствия, но собравшимися единогласно было решено, что, пока не установлено, где находится Шалонская армия, двигаться с места совершенно бессмысленно[396].
Ситуация изменилась три дня спустя, когда от Мак-Магона было получено послание о том, что он движется на помощь Базену. Теперь риск выглядел вполне оправданным, и 30 августа подготовка к прорыву началась. Прорыв намечалось осуществить на север, в направлении Тьонвиля, по восточному берегу Мозеля, где немецкая группировка была слабее.
Как и в прошлый раз, массовая переброска французских войск на правый берег Мозеля была замечена с немецких позиций. Фридрихом Карлом были приняты определенные меры, усиливавшие группировку на вероятном направлении главного удара противника. Однако принц все же выделил недостаточные силы, несмотря на то что два отправленных к Маасу несколько дней назад корпуса уже вернулись в состав его армии (приказ об этом был отдан Мольтке вечером 27 августа).
31 августа началось сосредоточение французских войск на правом берегу Мааса. Происходило оно настолько медленно, что после полудня немцы решили, что противник атакует только на следующий день. Однако около четырех часов дня французы все же начали наступление на север, на позиции находившихся здесь I корпуса и 3-й резервной дивизии. Базену удалось добиться двукратного численного превосходства над противостоявшими ему прусскими дивизиями; при этом возможности быстро исправить ситуацию у немцев не было[397]. Атакующие французские корпуса смогли потеснить противника по фронту и охватить его позицию с фланга. Однако Базен вновь не проявил должной решимости и так и не бросил в бой все свои резервы. В результате с наступлением ночи атака прекратилась.
Битва, получившая название сражения при Нуасвиле, продолжилась утром следующего дня. К этому моменту немцы подтянули сюда дополнительные силы из состава IX и Х корпусов и начали переходить в контратаки. В середине дня французы прервали бой и отошли на исходные позиции.
Впоследствии Фридриха Карла критиковали за этот день с двух прямо противоположных позиций. Одни указывали на то, что он принял недостаточно эффективные контрмеры и фактически создал условия для разгрома немецкой группировки на правом берегу Мозеля. Другие, наоборот, считали, что принц должен был дать Базену «зеленый свет»; если бы французы покинули Мец, разгромить их в чистом поле не составило бы труда и с Рейнской армией было бы покончено гораздо раньше. «Обе стороны, словно сговорившись, действуют каждая наперекор стратегической обстановке, во вред себе и в пользу противника, — писал К. М. Войде. — Стоило только немцам не препятствовать движению Базена к Тионвиллю, чтобы покончить с ним в ближайшие дни»[398].
Сложно сказать, как выглядела ситуация с точки зрения Фридриха Карла. Перед ним была поставлена задача не выпускать французов из крепости, и он ее выполнил. Однако с позиций сегодняшнего дня можно с уверенностью говорить об одном: даже если бы Базен 31 августа проявил всю возможную энергию и осуществил прорыв на север, он уже не смог бы соединиться с Мак-Магоном. Для этого было уже слишком поздно.
Маневр Мак-Магона тем временем осуществлялся в худших французских традициях этой войны. Помимо плохой маршевой дисциплины, фатальное влияние на скорость движения войск оказывала парализованная система снабжения, которая заставляла выбирать путь через те населенные пункты, где имелись склады и возможность пополнить запасы продовольствия. Кормить сравнительно плотно сконцентрированную армию за счет реквизиций было невозможно. 24 августа Мак-Магону пришлось повернуть на север, к Ретелю, чтобы не отдаляться от спасительной железнодорожной линии.
В результате шанс быстрым ударом нанести поражение Маасской армии, пока 3-я армия была еще на значительном удалении, оказался безвозвратно упущен. Базен перестал подавать признаки жизни, что заставляло командующего Шалонской армии зримо колебаться. Он часто менял свои приказы, забирая все больше к востоку, оставляя для себя возможность ускользнуть к Парижу. Армия, оставаясь в неведении относительно мотивов постоянной смены направления, начинала нервничать. Мак-Магон чувствовал, что направляется прямиком в ловушку; 26 августа он отправил в Мец послание, в котором заявлял, что не сможет двинуться вперед, пока не узнает планов Базена. Наладить связь с Рейнской армией, однако, так толком и не удалось. В этот же день на правом фланге Шалонской армии появились крупные силы германской кавалерии, которые заставили французов опасаться мощной атаки и задержали их движение.