Впрочем, и с идеей вечного двигателя айн Хербер распрощался быстро, в этот раз — ничего не лишившись из деталей организма. Просто понял, что — не получится. Зато навсегда заболел механикой, волшебной наукой движения зубчатых колес, шестерен, пружин. Поначалу айн Хербер был только часовщиком, но быстро понял, что механика позволяет гораздо большее. Заводные куклы-андроиды ему были неинтересны изначально, не чувствовал он страсти к игрушкам, и, видимо, слепой мальчик еще в детстве натерпелся от того, что не мог дать отпор обидчикам, дразнившим и истязавшим его («маленькие ангелы» часто бывают хуже демонов), поэтому второй его страстью, органично объединившейся с механикой, стало оружейное дело.
В небольшой комнатке, которую временно снимал айн Хербер, оружием было завалено все. В буквальном смысле слова. Револьверы, винтовки, карабины, ружья, мушкеты и многие другие инструменты для убийства себе подобных висели на стене, лежали на полу, и на столе, и под столом, и на стуле, и под кроватью, и даже на кровати лежал футляр с двумя дуэльными пистолетами. Для части из этих механизмов Йохан даже не знал названия и подозревал, что названия для них еще не придумали.
Вот эта, например стальная коробка, с одного конца которой торчал тонкий, на фоне массивного корпуса, ствол, а с другой — изогнутая пистолетная рукоятка. По словам айн Хербера — понятно, что демонстрировать возможности он не стал — этот механический пистолет позволял стрелять с неописуемой скорострельностью в 10 выстрелов в секунду. Правда, попасть при стрельбе с такой скоростью можно было только в одного человека, в лучшем случае в двух-трех и то если бы они стояли, плотно прижавшись друг к другу. А, как известно, для убийства человека одной пули вполне достаточно. Впрочем, айн Хербер и не ставил перед собой цели создать пригодное к использованию оружие — он просто решил попробовать, получится ли создать скорострельное оружие и насколько скорострельным оно будет. К тому же этот пистолет, как и любая другая конструкция слепого механика, обладала несколькими недостатками: его устройство было сложнее, чем у часов с боев и репетиром, и для того, чтобы сделать второй такой — нужен был еще один айн Хербер. Это уж не говоря о стоимости материалов.
Хотя нельзя сказать, что другие конструкции часовщика были такими же бесполезными: например, тот револьвер, из которого он расстрелял грабителей, был, собственно говоря, и не револьвером вовсе. Это была еще одна разновидность механического пистолета, разве что не выпускающего весь боезапас, стоит только дотронуться до спускового крючка. Этот пистолет, как и любой приличный револьвер, выпускал патроны по одному, вот только, в отличие от револьвера, для последующего выстрела не нужно было взводить курок. Удобная вещь, если не брать в расчет сложность конструкции, трудность копирования и стоимость.
Подводя итог всему вышесказанному: Гельмут айн Херер являлся типичным образцом сумрачного белоземельского гения. Гениальный, но совершенно безумный.
Впрочем, Йохану до душевного здоровья слепого механика не было никакого дела. Ему приказали найти его и привезти в Бранд — он его нашел. Айн Хербер согласился переехать в Бранд, как только узнал, что ему выделят любые средства на его оружейные эксперименты. Рассуждать о вменяемости оружейника или о пригодности его конструкций к использованию — приказа не было.
— Сколько вам понадобится времени, чтобы собрать все это в дорогу?
— Все это я в дорогу брать и не собираюсь. Большая часть — всего лишь обычные ремесленные поделки, которые мне принесли для ремонта или же просто в дар, зная мою страсть к необычным конструкциям. Мне нужно будет забрать только инструменты, пару образцов, которые поместятся в ящик с инструментами… ну, может быть, пять или шесть… еще футляр с аэроружьем… Всё.
— А вещи, одежда?
— Зачем?
Судя по удивлению, айн Хербер и вправду не понимал, зачем тащить с собой одежду, если можно взять набор железок?
Безумный гений…
Впрочем, оторванным от жизни ученым, который не знает, как пожарить яичницу и с какой стороны садиться на лошадь, айн Хербер тоже не был. Иначе, пожалуй, не дожил бы о встречи с Йоханом. Как понял юноша из скупого рассказа часовщика, к нему обратились двое с предложением заплатить хорошие деньги за некий механизм. Какой именно — айн Хербер рассказывать не стал, но признался, что после завершения работы понял, что, несмотря на некие принятые им меры предосторожности, его собираются убить. Именно поэтому механик незамедлительно исчез из съемной квартиры и мастерской. К счастью — по крайней мере, для Йохана — ему пришлось вернуться в мастерскую, чтобы забрать крайне необходимые инструменты.
Хорошо еще, что он вспомнил про них после того, как Йохан встретился с парой Фройд-и-Штайн. Те не задумались бы оставить засаду у мастерской и не замедлили бы прикончить слепого изобретателя, чтобы сохранить свой заказ в тайне…
Йохан посмотрел в окно на улицу. Темно. Ночь.
— Я заночую у вас. Утром мы отправимся в Шнееланд.
— Да, я бы тоже рекомендовал поторопиться, — трудно все же разговаривать с человеком, который, кажется, смотрит поверх твоей головы, — ходят упорные слухи, что со дня на день может начаться война…
— За одну ночь не начнется. Войны ночью не начинают. Да и что может случиться за одну ночь?
6
— Стой. Что у вас там?
Охранник поднял повыше керосиновую лампу, присматриваясь к двум возчикам, которым приспичило что-то привезти в Королевскую Берг-коллегию именно ночью. Не спится им…
— Золото и драгоценные камни, — буркнул один из возчиком, сидевший на облучке тяжелой грузовой повозки-фуры.
— Правда?
— Ага, — не менее недружелюбно ответил второй, отличавшийся от первого только короткой бородой, — Хошь, с тобой поделимся?
— Фигляр… С цирка сбежали?
— Ага, — снова заговорил первый, гладко выбритый, — Выступать тут у вас завтра будем.
— Завтра к нам король приезжает, так что нечего тут отираться, езжайте, откуда прибыли, циркачи.
— Ящики свои забери.
— Какие еще ящики?
— С образцами руд. Вон, лежат. Забирай и мы поедем.
Сторож заглянул под полотно фуры. И вправду ящики какие-то… Скрипнула приоткрытая крышка: чё-то непонятное… Какие-то картонные свертки с наклеенными бумажками-ярлычками. Длинные, похожие на колбасы…
В животе сторожа при мысли о колбасе заурчало, сразу вспомнилось кольцо чесночной, что лежит в кордегардии…
— Почему ночью-то?
— Потому что не успели все образцы в срок собрать, к прибытию короля.
— Так он уже завтра будет.
— А я о чем?
— Что там, Вилли? — подошел второй охранник.
— Образцы какие-то привезли.
— А почему ночью-то?
— Знаете чего! — не выдержал бородатый возчик, — мы сейчас их здесь скинем и поедем домой. Нам заплатили за доставку, а не за разговоры.
Второй охранник взялся за деревянную ручку ящика, крякнул:
— Тяжелый…
— Ну? Скидывать?
Охранники переглянулись. Тащить куда-то тяжеленные ящики им не улыбалось.
— А документы у вас есть?
Возчик, злобно фыркнув, протянул ему пачку помятых бумажек. Охранники, рассмотрев подписи, переглянулись и пожали плечами. В конце концов, им тоже не платили за ночные разговоры. Если бы они ВЫВОЗИЛИ ящики, тогда понятно — воры, а кто будет ВВОЗИТЬ их?
— Ладно, проезжайте. Только ящики свои сами потащите!
— Они не наши, на чёрта они нам сдались, — огрызнулся возчик, хлопнув поводьями по боку придремнувшей тем временем лошади.
Повозка въехала во внутренний двор Берг-коллегии.
Глава 37
Где-то в Фюнмарке
24 число месяца Мастера 1855 года
Вольф
1
Вольф открыл глаза. Закрыл. Опять открыл. Ничего не менялось, перед глазами все так же стояла непроглядная темнота, а это значит, что либо он находится в совершенно закрытом и неосвещаемом помещении, либо ему завязали глаза.
Ощущение колючей шерсти на лице, пахнущей кислятиной, говорит в пользу второго варианта. Вывод, достойный знаменитого сыщика Рауля Римуса.
По обвившим запястья колючим веревкам детектив немедленно догадался бы, что он находится в плену.
Вольф четко помнил, что происходило с ним до того, как он очнулся в темном неизвестногде. Ночное нападение неизвестных, холодная сталь у горла, вспышка боли в голове — и вот он здесь. Похищен неизвестными, чтобы… что?
Этого Вольф не знал и от этого начинал нервничать. Что, если теперь весь план фельдмаршала покатится в преисподнюю?
Скрип.
Что-то скрипнуло в непроницаемой темноте. Зашуршали шаги. Чья-то рука грубо сорвала повязку, свет, неожиданно яркий, заставил сощуриться, в попытке рассмотреть, где он.
Комната. Камера. Каменный мешок. Небольшое пространство, два шага — одна стена, два шага — вторая. На полу солома и набитый той же соломой мешок, на котором лежит он, Вольф. Низкая, приоткрытая дверь, от которой падает тусклый свет.
Тюрьма.
— Всставай!
Нависший над Вольфом силуэт с лампой в руках — за стеклом бьется огонек свечи — хватает его за воротник и с силой поднимает на ноги.
Мужчина. Военный. Солдат. Кепи на голове, светлый мундир, блестящие пуговицы.
Военная тюрьма.
Униформа незнакома, но он наверняка слышал о такой. Осталось только вспомнить…
— Шшагай! — толчок в спину.
Коридор. Короткий. Горят газовые фонари.
Повинуясь толчкам, не оскорбляющим или служащим цели сломить его, просто направляющим в нужную сторону, Вольф зашагал по коридору вперед, с все так же связанными за спиной руками.
Двери. Двери. Двери. Запертые.
Возле очередной запертой двери стоит солдат. В точно такой же незнакомой светлой форме. К ноге приставлена винтовка. Светло-оранжевый мундир, черные брюки, черные сапоги. Знакомая, очень знакомая форма…
— Господин майор шшдет, — коротко бросает конвоир и, постучав в дверь и дождавшись неразборчивого ответа, толкает Вольфа вперед.