На стене цеха висел меч. Цвайхендер, судя по виду, но… Длина этого меча составляла футов пятнадцать, не меньше.
Меч для великана.
Ксавье оглянулся, посмотрел на сотника Коля:
— Так это правда? — задушено произнес он, — Это правда? Здесь, в Штальштадте делают стальных рыцарей для будущей войны.
— Делают, — хладнокровно, странно хладнокровно кивнул Коль, — Эти рыцари — один из тайных козырей Шнееланда, а, как ты сам понимаешь, такие козыри нужно скрывать до того момента, пока не сможешь бросить их на стол, чтобы победить в игре.
Ксавье понял. Он все понял. Механический рыцарь, движимый силой пара, управляемый тем, кто сидит внутри, закованный в непробиваемую стальную броню, от которой пули будут отлетать, как маковые зерна, а ядра пушек — как косточки от вишен, вооруженный мечом… Такой рыцарь на самом деле сможет царить на поле боя, так, как это делали рыцари древности… Ну, пока не изобрели луки. Правильно, появление таких рыцарей надо скрывать. Чтобы «луки» для паровых гигантов-рыцарей не придумали слишком быстро.
И в этот момент, момент нешуточной гордости за свою страну — Ксавье не взялся бы определить, гордится ли он Шнееландом или всеми Белыми землями в целом — в этот момент он услышал голоса.
Внизу, между замершими машинами и станками, ходили люди. Люди в серых рабочих куртках и кепках, но что-то подсказало юноше, что к рабочим цеха они не относятся. Это те самые бунтовщики, которые должны были ворваться в этот цех по плану покойного Младшего-Лжексавье. Ворваться, чтобы…
Слух уловил в тихих голосах нездешний выговор. Чужой.
— Ренчцы… — прошептал Ксавье, впиваясь в чужаков взглядом и медленно доставая револьвер.
Жаль, жаль, что они не взяли винтовки — а ведь у сотника в кабинете они были, были! — но ничего, вторженцев не больше десятка, в два револьвера они смогу их упокоить…
— Сотник, — прошептал Ксавье не оборачиваясь, — эти люди не должны уйти живыми. Ни один. Я сейчас перейду на ту сторону цеха по галерее, у меня это тише получится, и тогда мы сможем их перестрелять, как… — совершенно некстати вспомнился глупый спор Макграта сотоварищи о наиболее подходящей метафоре — Просто перестрелять.
Ксавье уже сделал было шаг…
Жесткая ладонь зажала ему рот, а в висок уперся ствол револьвера, старого, капсюльного, но от этого не менее смертоносного.
— Не надо, — сказал сотник Коль, — Не надо этого делать. Они должны уйти.
Глава 84
5
Ксавье не стал мычать и вырываться. Судя по захвату, сразу сделать этого не удастся, Коль успеет его пристрелить!
Но каков предатель! Он думал, что здесь среди офицеров Черной сотни затесался только один негодяй, агент бунтовщиков Младший, а здесь еще и работающий на другую страну Коль. Который оказался настолько хитер, что не раскрылся Лжексавье и тот до самого конца был уверен, что его начальник — честный шнееландец.
Но и спокойно стоять, ожидая, пока совершится измена, Ксавье не собирался Его рука медленно-медленно, так, что и не заметишь, как незаметно движений солнечного зайчика, поползла к карману, в котором прятался нож. Сейчас, Коль, сейчас… Еще немного — и ты увидишь, как растет картошка…
Внизу, тем временем, не подозревающие о происходящем над их головами ренчцы бродили по цеху… Хотя нет, не бродили, они перемещались с точной целью — увидеть и запомнить как можно больше из того, что находилось в цеху. Больше всего их, конечно, поразил меч: один из шпионов, до сегодняшнего дня притворявшийся мирным рабочим, Ксавье, кажется, даже видел его раньше, протянул руку к клинку меча. В романе Вернона Ружа он, несомненно бы, порезался о лезвие, однако Ксавье прекрасно знал, что в жизни никто не станет оттачивать лезвие меча — тем более, такого огромного — до бритвенной остроты. Ведь задача цвайхендера — рубить, прорубать доспехи, отсекать руки, ноги, разрубать кости. Не разрезать шелковый платок на весу…
— Ай! — любопытный ренчец отдернул руку от меча, порезавшись.
Надо же, подумал Ксавье, чья рука уже почти достигла ножа. Ну и зачем?
Пальцы сомкнулись на рукояти.
— Я убираю руку, — жарко прошептал ему на ухо сотник Коль, чем вызвал, надо сказать, не самые приятные ассоциации, — Не кричи.
Не кричать? Ксавье замер. Почему? Разве он с теми, кто находится внизу — не заодно?
Тем временем Коль медленно отступал в проход, из которого они и вышли на галерею цеха. Отступал, увлекая за собой Ксавье.
— Пусть думают, что никто не видел их проникновения. Ренчцы должны думать, что проникли в тайну «рыцарей».
Коль убрал руку и быстро отпрыгнул, уходя от взмаха ножа. Поднял руки вверх, на большом пальце правой повис револьвер.
— Я не враг. И не предатель, если ты это успел подумать. Ренчских шпионов я вычислил почти сразу. Они давно уже крутились возле цеха «рыцарей», но если бы им удалось проникнуть сюда слишком легко — что-то заподозрили бы.
— Что ж ты бунтовщиков тогда не вычислил? — прошипел Ксавье, не убирая ножа и внимательно следя за каждым движением Коля.
Тот отвел глаза:
— Дурак потому что. Поверил Ксав… ну, тому мальчишке, который приехал по твоим документам.
— Что ж ты его не проверил так, как меня? — буркнул настоящий Ксавье, потихоньку расслабляясь. Когда он назвался младшим сотником, то Коль устроил ему почти допрос, пытаясь проверить, действительно ли он обучался в школе на улице Серых Крыс, задавая вопросы вплоть до того, сколько ступенек перед входом в школу.
— Проверил. — буркнул Коль — Кстати, в отличие от тебя, он знал, сколько перед школой ступенек. Хорошо подготовился… гаденыш…
— Подготовили. Это был человек Дирижера.
— Ничего. И Дирижеру его дирижерскую палочку поломаем.
— Так почему мы отпускаем шпионов.
— Потому что они думают, что увидели то, что хотели. А на самом деле — они увидели то, что хотели МЫ.
Шпионы Ренча увидели, что в цехах Штальштадта делают механических рыцарей. И должны сообщить об этом руководству. Чтобы… что? Чтобы руководство поверило в то, что у Шнееланда есть — или будут — боевые машины в виде рыцарей. А раз они должны в это поверить…
— Никаких рыцарей нет, верно? — вздохнул Ксавье, — Это всё обман?
— Это всё — гешайтфалле. Ловушка для умных. Рыцарей нет, но они есть.
6
Мятеж захлебнулся уже к вечеру. Безоружные, лишившиеся части руководства, не такие уж и многочисленные на самом деле, бунтовщики-«музыканты», чья сила до сего дня была в их неотличимости от честного рабочего, превратились в толпу людей, которых рассеивали и расстреливали солдаты охраны города. Тем более, что солдаты уже узнали о том, что их товарищи были отравлены, отчего были переполнены злостью и желанием отомстить. Не вдаваясь в подробности, кто именно был отравителем.
Так часто случается, когда поднявшие народ на мятеж и совершившие большую часть преступлений вожди скрываются, а пули и смерть достаются тем, кто поверил в их призывы.
Даже если кто-то из солдат и сочувствовал втайне идеям злой музыки — сегодня он предпочитал об этом молчать.
И только в долине, расстилавшейся перед городом, были видны несколько темных точек, все больше и больше удалявшихся от стен Штальштадта.
Устроившиеся на заводы под видом ренчских рабочих шпионы наконец смогли выяснить то, что интересовало их нанимателей.
Шнееланд действительно строит механических рыцарей.
Шнееланд готовится к войне.
Но теперь, когда о тайном козыре стало известно — ничего не стоит придумать способы противодействия. Верно?
Глава 85
Река Гнеден
Графство Кёстнер-Грейц
11 число месяца Монаха 1855 года
Цайт
1
Газета с раздражением шлепнулась на столик, что стоял в салоне парохода. Раздражение, разумеется, принадлежало не газете, а Цайту, которого уже начало раздражать все вокруг.
Идея переодеться девушкой для того, чтобы провести дядюшку Кало, казалось забавной только первые два дня. Потом эти юбки, корсет, чулки… как вообще женщины в этом ходят?! Цайт мысленно поклялся, что если он когда-нибудь станет правителем чего-нибудь, то первым его указом станет переход женщин на УДОБНУЮ одежду! Со смертной казнью через ношение корсета для тех, кто попытается воспротивиться этому под предлогом непристойности!
Вторым минусом торопливо выбранного образа были вечные приставания. Нет! Мужчины к Цайту как раз и не приставали, возможно, потому, что девушка из него получилась не очень смазливая — или просто «ее» портило злобное выражение лица, надолго у него поселившееся — а вот женщины… Если бы, если бы они приставали с непристойными целями или хотя бы были красивыми! На пятый день Цайт уже был согласен хотя бы просто на симпатичных. На седьмой — лишь бы не очень страшных. Нет! Все блюстительницы морали были красивы, как перегринские обезьяны. Ах, девушка не должна ездить одна! Ох, девушка не должна смотреть на мужчин во время разговора! Ух, девушка не должна вообще говорить с мужчинами! И находиться в одном помещении с ними! В идеале — даже ехать с ними на одном корабле. Сарказм для девушки, вроде вопросов, может ли она находиться с мужчинами на одной планете, не допустим тем более. Про курение, крепкие напитки — даже и не спрашивайте…
Такое ощущение, что некоторые женщины просто ненавидят представительниц своего пола.
Светлым пятном было бы то, что Цайта поселили в одной каюте с другой девушкой, настоящей. И та — о, чудо! — была юна и красива. То, что к ней прилагались две тощие, как вяленые щуки, тетки — и злобные, как еще ни разу не вяленые — это было бы полбеды. Но, видимо, благодаря воспитанию двух недовяленных щук, девушка не выпускала из рук Картис, и не то, чтобы ходить голой при «подружке», или там переодеваться при ней — она даже юбки стеснялась поправить, если на нее смотрят! Даже если смотрит Цайт… в смысле, другая девушка. Она, щучья воспитанница, еще и тихим голоском, глядя в пол и краснея — очень мило, надо признать, краснея — сказала, что лицезрение непристойного обнажения другой женщины может пробудить в девушке наклонности, осуждаемые богом и людьми, после чего Цайт понял, что ему не обломится ничего. Даже на посмотреть.