и вставлял разбитые стекла.
Нужно придумать гениальный план, чтобы Ирис и Филипп не расстались, нужно поговорить об этом с Максом Бартийе. Широкая улыбка осветила ее лицо. Макс Бартийе! Они вдвоем горы могут свернуть! Он научил ее многим интересным вещам. Благодаря ему она уже не такая мокрая курица, как раньше. Тут она услышала беспокойный голос спешившей Жозефины: мать искала ее. «Иду, мама, иду…» — крикнула в ответ Зоэ.
Антуан Кортес проснулся от дикого визга. Милена, вцепившись в него и дрожа как осиновый лист, указывала пальцем куда-то на пол.
— Антуан! Смотри! Вон там! Там!
Она прижалась к нему — лицо перекошено, глаза округлились от ужаса.
— Ааааааа! Антуан, сделай что-нибудь!
Антуан мучительно пытался проснуться. Хотя он жил в Крокопарке уже четвертый месяц, каждое утро, услышав звон будильника, он спросонья искал взглядом занавески своей комнаты в Курбевуа и тупо смотрел на лежащую рядом Милену, удивляясь, где же Жозефина в своей белой ночнушке с голубыми незабудками, где девочки, почему они не прыгают по кровати с криками «Вставай, пап! Вставай!» Каждое утро ему приходилось мучительно вспоминать все, что случилось. «Так, я в Крокопарке, на восточном побережье Кении, между Малинди и Момбасой, я развожу крокодилов для большой китайской фирмы! Я бросил жену и дочек». Надо было мысленно проговорить это. Бросил жену и дочек… Раньше… Раньше он часто уезжал, но всегда возвращался. Его отлучки сменялись коротким отпуском дома. «А сейчас, — повторял Антуан, — сейчас я развожу крокодилов и стану богатым, богатым, богатым… Когда я удвою оборот, мои капиталы вырастут вдвое. Последуют новые деловые предложения, и я буду выбирать, покуривая толстую сигару, то из них, которое позволит мне стать еще богаче! Потом я вернусь во Францию. Я сторицей отплачу Жозефине за ее заботу о детях, одену девочек, как маленьких русских княгинь, каждой куплю по квартире и — корабль, плыви! — мы будем счастливым обеспеченным семейством».
Когда он станет богатым…
Но сегодня ему не дали помечтать. Милена дрыгала ногами, все белье с постели свалилось на пол. Он поискал глазами будильник: половина шестого!
Обычно будильник звонил в шесть, и ровно в семь мистер Ли выстраивал команду рабочих, которые должны были трудиться до трех. Без перерыва. На плантациях Крокопарка работа кипела круглые сутки: сто двенадцать рабочих были разделены на три команды в соответствии со старым как мир принципом Тейлора[8]. Когда Антуан уговаривал мистера Ли установить какие-то перерывы для рабочих, то всегда слышал в ответ: «But sir, mister Taylor said…»,[9] и понимал, что спорить с ним бесполезно. Невзирая на жару, сырость и тяжкий труд, китайцы не сбивались с ритма. Из них больше половины были женаты. Жили они в глинобитных домиках. Пятнадцать дней отпуска в год, и ни днем больше, никакого профсоюза, который бы мог защитить их права, семидесятичасовая рабочая неделя, сто евро в месяц плюс жилье и питание.
«Good salary, mister Cortes, good salary. People are happy here! Very happy! They come from China to work here! You don’t change the organization, very bad idea!» [10]
Антуан заткнулся.
И вот каждое утро он принимал душ, брился, одевался и спускался позавтракать; завтрак готовил Понг, его бой, который, чтоб сделать ему приятное, выучил несколько французских слов и приветствовал его: «Как сипалёсь, миситер Тонио, халясё сипалёсь? Breakfast is ready!» [11] Милена еще спала под москитной сеткой. В семь часов Антуан стоял рядом с мистером Ли перед шеренгой рабочих, стоявших по стойке смирно в ожидании своих листков с разнарядкой на день. Прямые, как палочки благовоний, ножки торчат из громадных шорт, подбородки вздернуты к небу, на губах вечная улыбка и единственный ответ: «yes, sir!».[12]
Что-то сегодня шло не так, как всегда. Антуан, сделав усилие, пробудился.
— Что стряслось, дорогая? Тебе приснился страшный сон?
— Это не сон! Антуан, смотри… Вон там… Он лизнул мне руку.
На плантации не было ни собаки, ни кошки: китайцы их не любили, и в конце концов бросали на растерзание крокодилам. Милена подобрала котенка на пляже в Малинди, чудесного белого котенка с острыми черными ушками. Она назвала его Кис и купила ему беленький ошейник из ракушек. Ошейник вскоре нашли: он плавал в реке, кишащей крокодилами. Милен рыдала в ужасе: «Антуан, котенок погиб! Они его сожрали».
— Засыпай, дорогая, еще рано…
Милена вонзила ногти в шею Антуана, чтобы он наконец проснулся. Он тряхнул головой, протер глаза и, склонившись над плечом Милены, заметил на полу длинного жирного лоснящегося крокодила, который внимательно смотрел на него своими желтыми глазами.
— Ох, — выдавил он, — и правда… У нас проблемы. Не двигайся, Милена, главное, не двигайся! Крокодил может броситься, если ты пошевелишься. А если будешь неподвижна, он тебя не тронет.
— Да ведь он только на нас и смотрит!
— Пока мы не шевелимся, мы его друзья.
Антуан оглядел зверя, который тоже изучал его своими узкими желтыми щелочками. Он вздрогнул. Милена почувствовала, тряхнула его.
— Антуан, он сейчас нас сожрет!
— Да нет, — сказал Антуан, чтобы ее успокоить. — Не сожрет.
— Ты видел его зубищи?
Крокодил посмотрел на них, зевнул, демонстрируя острые крепкие зубы, и, переваливаясь, двинулся к кровати.
— Понг! — закричал Антуан. — Понг, ты где?
Зверь понюхал край простыни, свисающий с кровати, схватил его зубами и потянул, увлекая за собой Антуана и Милену, которые в ужасе вцепились в спинку.
— Понг! — завопил Антуан, теряя самообладание. — Понг!
Милена орала, орала так, что крокодил тоже начал кричать по-своему, раздувая бока.
— Милена, замолчи! Он издает брачный крик! Ты его возбуждаешь, он сейчас на нас кинется.
Милена смертельно побледнела и закусила губу.
— Ох, Антуан! Сейчас мы умрем.
— Понг, — еще раз закричал Антуан, стараясь не двигаться и не поддаваться панике. — Понг!
Крокодил посмотрел на Милену и забавно пискнул — звук словно исходил из глубины его тела. Антуан не смог сдержать смех.
— Милена… Мне кажется, он за тобой ухаживает…
Милена яростно пнула его ногой.
— Антуан, я думала, что ты всегда держишь карабин под подушкой.
— Раньше держал, а сейчас…
Он не договорил, услышав быстрые шаги на лестнице. В дверь постучали. Вошел Понг. Антуан велел ему обезвредить зверюгу, натягивая при этом простыню на грудь Милены, которую Понг с интересом рассматривал, делая вид, что потупил взор.
— Бэмби! Бэмби! — пискнул Понг, внезапно заговорив голосом старой беззубой китаянки. — Come here, my beautiful Bambi… Those people are friends!
Крокодил медленно повернул голову, как желтоглазый радар подводной лодки, к Понгу, замешкался на мгновение, вздохнул, повернулся и поковылял к китайцу, который погладил его по голове.
— Good boy, Bambi, good boy…[13]
Затем он достал из кармана шорт куриную ножку, протянул зверю, и тот проглотил ее одним махом. Для Милены это уже было слишком.
— Pong, take the Bamby away! Out! Out![14] — вскричала она на своем весьма посредственном английском.
— Yes, máme, yes. Come one, Bambi![15]
И крокодил, переваливаясь, ушел за Понгом.
Милена, зеленая от ужаса, дрожащая, одарила Антуана долгим взглядом, который означал: «Я больше НИКОГДА не желаю видеть этого зверя в нашем доме, надеюсь, ты меня понял?» Антуан кивнул и, натягивая на ходу майку и шорты, отправился вслед за Понгом и Бэмби.
Он спустился в кухню. Понг с женой Минг сидели, опустив глаза, а Бэмби покусывал ножку стола, к которой была привязана обглоданная тушка жареного цыпленка. Антуан давно знал, что нельзя ругать китайцев в лицо. Они чувствительны и обидчивы, каждое замечание могут воспринять как оскорбление и надолго запомнить. Он мягко спросил у Понга, откуда взялся этот прелестный зверёк, он ведь все же довольно опасен, быть может, не стоит держать его дома? Понг поведал историю Бэмби, его мать нашли мертвой в «Боинге», прилетевшем из Таиланда. «Он был не больше головастика, — уверил Антуана Понг, — и такой милый, вы не можете себе представить…» Понг и Минг привязались к малышу Бэмби, приручили его. Они кормили его ухой из детских бутылочек с сосками, варили ему рисовую кашку. Бэмби вырос и всегда был ласков с ними. Ну мог чуток прихватить зубами, в шутку, ничего страшного. Обычно он жил в большой луже, окруженной забором, и никогда не вылезал оттуда. А нынче утром сбежал. «Видать, он просто хотел с вами познакомиться… Это больше не повторится. Он не причинит вам вреда, — уверял Понг. — Не бросайте его в реку к другим, они сожрут его, он же стал почти как человек!»
«Вот не было печали», — подумал Антуан, вытирая пот со лба. Только полседьмого утра, а он уже весь мокрый. Он попросил Понга крепко запереть Бэмби и глядеть за ним в оба. «Я бы хотел, чтобы подобное никогда больше не повторилось, Понг, никогда!» Понг улыбнулся и поклонился, благодаря Антуана за понимание. «Nevermore, mister Tonio, nevermore» [16], — закаркал он, непрерывно кланяясь.
Огороженная плантация простиралась на сотни гектаров и подразделялась на сектора. Здесь разводили не только крокодилов, но и кур, чтобы кормить рептилий и рабочих; здесь также производили консервы из крокодильего мяса. Была еще кожевенная фабрика, где крокодиловую кожу резали, дубили, обрабатывали и паковали, а затем отправляли в Китай на производство чемоданов, сумок, сумочек, кошельков и визитниц, подписанных названиями крупных французских, итальянских и американских фирм. Эта часть бизнеса несколько тревожила Антуана, он боялся неприятностей: вдруг обнаружат трафик и в конце концов выйдут на его плантацию. Когда его нанимали на работу, об этой стороне бизнеса китайцы умолчали. Янг Вэй делал упор на разведение крокодилов, на поставки мяса и яиц, которые необходимо организовать в соответствии со всеми санитарными нормами. О каких-то «дополнительных аспектах деятельности» он обмолвился вскользь, зато обещал процент со всего, что «живым или мертвым отправится с плантации на продажу». «Dead or alive, mister Cortes! Dead or alive».