— И ты думаешь, что Квейна убил именно тот мужчина, что утром наблюдал за домом твоей сестры?
— Да, один из них. Их было двое.
— А почему они наблюдали за домом Одри?
— Не знаю.
— Это как-то связано с мистером Миксом?
— Я думаю, тут все связано с мистером Миксом.
— Каким образом?
— Не знаю.
Несколько секунд она смотрела на меня, а потом улыбнулась.
— Ты нашла что-то забавное? — поинтересовался я.
— В некотором смысле.
— Что именно?
— Вообще-то, забавные мысли сейчас неуместны.
— Из-за Квейна?
— Да.
— На похоронах частенько шутят. Ничего не могут с собой поделать.
— Легкая форма истерии?
— Возможно, — кивнул я.
— Мне всегда казалось, что мистеру Квейну грустно жить на свете. И он ужасно несчастный.
— Боюсь, так и было на самом деле.
— У него было много друзей?
Я на мгновение задумался.
— Нет. Вряд ли. Пожалуй, только Мурфин. И я. Полагаю, я был его другом. У него было много знакомых, но катастрофически не хватало друзей.
— Некоторым людям необходимо иметь много друзей, — заметила Рут.
— Твои рассуждения о друзьях имеют отношение к тому, что ты нашла забавным?
— Наверное, — вновь улыбнулась она. — Мне кажется, что происходящее несколько напоминает вестерн.
— Вестерн?
— Фильм.
— Ага, — кивнул я. — Чем же?
— У нас были причины приехать сюда четыре года назад, не так ли?
— Разумеется.
— Я думаю, эти причины весьма схожи с теми, что побуждают героя вестерна, седовласого ковбоя, засунуть пистолет в кобуру, остепениться и заняться чем-то, отличным от стрельбы.
— Потому что он испугался?
Она покачала головой.
— Нет, потому что ему надоело быть благородным ковбоем, или наскучило, или то и другое вместе.
— О боже, да ты у меня романтическая личность.
— Я еще не закончила. Итак, он выращивает горох, или пасет скот, или занят каким-то другим делом, которое, как он решил для себя, доставляет ему большее удовольствие, чем стрельба из пистолета, в крайнем случае винтовки. Именно тогда они и приходят к нему.
— Кто?
— Жители городка.
— Ага.
— Они обеспокоены.
— Из-за нечестного шерифа.
— Который силой и угрозами держит в страхе весь город.
— И метко стреляет.
— Очень метко, — поправила меня Рут.
— Они предлагают ему деньги? — спросил я. — Это неплохая завязка.
— Может, и предлагают, но не слишком большую сумму. И не деньги побуждают его согласиться помочь горожанам.
— Какова же истинная причина?
— Ему интересно узнать, появился ли человек, который стреляет лучше, чем он.
— Подобное любопытство может привести к тому, что его убьют.
— Только не в вестерне, — возразила Рут, и беспечность исчезла из ее голоса.
Я ответил не сразу.
— Я понимаю, что ты хочешь мне сказать. Ты бы предпочла, чтобы я остался дома и выращивал горох.
— Естественно, — кивнула она. — Но это не все.
— А что еще?
— Я также пыталась сказать тебе, что понимаю, почему ты не можешь остаться.
Я встал, подошел к Рут и положил руку ей на плечо. Она накрыла мою руку своей, но не подняла на меня глаз, продолжая смотреть на пруд, где плавали утки.
— Ну, раз уж ковбой решил помочь городу, не стоит откладывать это дело в долгий ящик.
— Да, — Рут сжала мою руку, — но сначала тебе надо переодеться.
Я переоделся и пошел доить коз, которых обрадовал мой приход.
Глава 8
Следующим утром в девять часов я стучал в дверь дома моей сестры в Джорджтауне. На этот раз она открыла дверь в белых брюках и голубой блузе, с шарфом на голове. В руке она держала щетку.
— Послушай, — сказал я, — ты выглядишь, как домохозяйка в рекламном ролике.
— Не болтай ерунды, — фыркнула она.
Я вошел, и тут же в комнату влетели мои племянник и племянница.
— Харви, Харви, — завопил мой племянник, — мама говорит, что в субботу мы поедем к тебе и Рут, что ты повесил новые качели.
— En Francais, черт побери! — рявкнула Одри, прежде чем я успел открыть рот. — En Francais.
Мой шестилетний племянник, его звали Нельсон, насупился и сказал:
— Французский язык чертовски труден.
Моя племянница, пятилетняя Элизабет, самодовольно улыбнулась и произнесла на быстром, совершенном французском:
— Добрый день, дядя, я надеюсь, что вы здоровы, и тетя Рут здорова, и ваши собаки, и ваши кошки, и утки, и козы тоже здоровы, — а затем показала язык брату.
Я подхватил ее на руки, прежде чем Нельсон дал ей тумака.
— Козы только вчера спрашивали, приедете ли вы в субботу, — сказал я по-французски.
— Козы не умеют говорить, — возразил Нельсон. На французском. — Они могут сказать только бе-е-е-е.
— А ты пробовал говорить с козой по-французски? — поинтересовался я.
Он подозрительно посмотрел на меня.
— Нет.
— Видишь ли, козы говорят только на чистом французском языке. Пока ты не выучишь его как следует, они не будут разговаривать с тобой.
Возможно, племянник мне и не поверил, но, когда я опустил Элизабет на пол, он взял ее за руку и сказал по-французски:
— Пойдем на улицу и поиграем.
Элизабет повернулась ко мне и мило улыбнулась.
— До свидания, дядя, — сказала она на безупречном французском. — Я с нетерпением жду встречи с вами, и тетей Рут, и собаками, и кошками, и утками, и козами в субботу.
— Ты забыла про петухов, — улыбнулся я и повторил слово «петухи» по-английски.
Для Элизабет это было новое слово, она дважды произнесла его по слогам и добавила:
— И, конечно, с петухами.
Нельсон дернул ее за руку, и они побежали к черному ходу, ведущему в сад.
— Ты права, — я взглянул на Одри. — Им шесть и пять.
Она покачала головой:
— Думаю, я слишком поздно начала учить их французскому. Надо было начинать в два или три года, а не в четыре.
— Они способные, — возразил я.
— Пойдем на кухню, — в руке Одри по-прежнему держала щетку. — Мне надо замести кукурузные хлопья. Служанка не смогла прийти сегодня.
— А где Салли? — спросил я.
— Ее тоже нет.
На кухне она налила мне чашечку кофе, которую я выпил, сев за стол и наблюдая, как она сметает рассыпанные кукурузные хлопья. Мне показалось, что подметать она разучилась, но я решил не высказывать вслух свои мысли. Покончив с хлопьями, Одри села напротив с чашкой чая.
— Ну, на этой неделе ты вошел в роль старшего брата, — сказала она. — Второй визит за два дня.
— Я был неподалеку и решил заехать.
— Да, конечно.
— Вы будете у нас в субботу? Рут ждет вас с нетерпением.
— Харви.
— Да?
— Что у тебя на уме?
Я вздохнул, достал из кармана ложку и положил ее на стол. Одри посмотрела на нее, взяла в руки, затем перевела взгляд на меня.
— Где ты ее взял?
— Ты узнала ее?
— Еще бы. Конечно, я узнала ее. Это мамина ложка.
— Ты уверена?
— Разумеется, уверена. Так же, как и ты. Мы пользовались ими по воскресеньям, на Рождество, Пасху и другие праздники. Это ложка из фамильного сервиза. Маминого фамильного серебра. На ней есть буква Л. Посмотри.
Я уже видел букву Л, начальную букву фамилии Лонгмайр, но все равно посмотрел.
— Если я не ошибаюсь, после смерти мамы серебро взяла ты?
— Конечно, взяла. Серебро не выбрасывают. Ты же не хотел его брать.
— Нет, не хотел. Оно все еще у тебя? Где?
Одри задумалась. Затем встала и начала открывать нижние ящики шкафов.
— Вот! — с триумфом воскликнула она. — Я помню, пару месяцев назад сказала Салли, чтобы она попросила служанку отполировать серебро. Что ты от меня хочешь, сосчитать ложки?
— Да.
Она сосчитала.
— Их должно быть двенадцать, а здесь только десять.
— А как насчет вилок?
— Двух не хватает, — ответила Одри, пересчитав вилки.
— Может, ты посчитаешь и ножи?
Покончив с этим, она посмотрела на меня.
— Двух нет. Что теперь?
— Пожалуй, что все. Вероятно, им больше ничего не требовалось.
— Кому?
Я достал жестяную коробочку и начал сворачивать сигарету.
— О господи! — Одри достала из ящика и швырнула мне пачку «Лакис», сигарет без фильтра. — Я поклялась, что ты больше не будешь крутить передо мной сигареты, даже если придется купить тебе годовой запас.
— Я не знал, что тебе это не нравится, — я убрал коробочку, открыл пачку сигарет, закурил. Одри злилась или притворялась, что злится.
— Ладно, Харви, — она вновь села за стол. — Кто залез в фамильное серебро?
— Что ты думаешь о Максе Квейне? — спросил я. Несмотря на то что она была моей сестрой, я пристально следил за ее реакцией.
Но никакой реакции не последовало.
— А что я должна о нем думать?
— Разве ты не знаешь об этом? Из газет. Из телевизионного выпуска новостей.
— Харви!
— Что?
— Я два года не читаю газет. А телевизор не смотрела шесть месяцев. Если не считать передач для малышей.
— Ты не была знакома с Максом?
— Я не была знакома с Максом, если ты имеешь в виду Квейна, но я знаю, что вчера мне звонил мужчина, назвавшийся Максом Квейном, и спрашивал тебя. Он сказал, что у него важное дело, мне показалось, что он очень нервничает, и я дала ему телефон Ловкача. Он застал тебя там?
— Да.
— И какое отношение имеет все это к маминому серебру?
Я взял ложку, повертел ее в руках.
— Вчера я увидел ее на столе в квартире Квейна после того, как нашел его самого с перерезанным горлом.
— Господи!
— Так вы не были знакомы?
— Я уже сказала, что нет.
Я встал, подошел к плите, налил еще кофе.
— Где у тебя сахар?
— В сахарнице.
Я нашел сахарницу, насыпал в чашку ложку сахара, размешал.
— Салли все еще живет здесь, не так ли?
— Салли — член семьи, — ответила Одри. — Ее комнаты на третьем этаже. Там есть отдельный вход.
— Но дома ее нет?
— Нет.