го людьми. Через этих людей мы и попытаемся выйти на преступников.
— Теперь ясно, — закивал головой Исмаил. — Я никогда не сомневался, что рано или поздно Шаари попытаются убрать. И я ему много раз говорил об этом. Но он не верил, считал, что все это ерунда, что первое покушение на него было не более чем попыткой грабежа.
— А вы могли бы назвать конкретного человека, который был заинтересован в том, чтобы убрать Латиффа?
— И да и нет.
— Как это? — не понял Патрик.
— Я мог бы назвать вам несколько фамилий. Но это не более чем предположения, основанные на самых общих наблюдениях. И я думаю, что будет сложно, почти невозможно доказать их причастность к покушению. Речь идет об умных, хитрых и влиятельных людях.
— Это другой вопрос…
— Разумеется, разумеется, — согласился Исмаил, — но я полагаю, что ваша задача станет намного легче, если я попытаюсь… как бы это выразить… создать фон, что ли. Рассказать о взглядах Шаари, о том, почему он мешал некоторым людям. Не знаю, насколько это будет интересным для вас…
— Если вы располагаете временем, то я готов слушать.
— О, об этом вы можете не беспокоиться. Хотите кофе?
— С удовольствием.
— Тогда посидите пару минут в одиночестве.
Исмаил отправился на кухню.
«Все-таки Теон — умница, — уже в который раз восхитился шефом Патрик. — У него прекрасное чутье. Кажется, я уйду отсюда не с пустыми руками».
В комнате снова появился хозяин квартиры.
— Сейчас кофе будет готов, — объявил Исмаил, — а пока хотите сигарету?
— Благодарю вас. У меня есть.
Инспектор вытащил пачку «Кента» и протянул Исмаилу. Тот сложил ладони перед собой.
— Спасибо — не курю. Сигареты держу исключительно для гостей.
Он взял с журнального столика пепельницу и поставил на тахту. Потом взглянул на Патрика, словно взвешивая что-то.
— Видите ли, — нерешительно начал он, — все это имеет отношение, если можно так выразиться, к китайскому вопросу. И я не хотел бы, чтобы вы принимали мои слова на свой счет… Но раз вы желаете знать все о Шаари…
— Пусть это вас не волнует, — сказал Патрик, — я считаю себя прежде всего сингапурцем. К тому же вы уже затронули, как вы говорите, «китайский вопрос».
— Тогда я буду говорить напрямик. Начну издалека. Вам, наверное, известно, что Пекин в последнее время резко активизировал свою деятельность среди зарубежных китайцев. Он и раньше пытался использовать хуацяо в своих интересах, а сейчас это стало особенно заметно. Пекинские лидеры постоянно взывают к патриотическим чувствам хуацяо[22], видят в них важную силу, которую необходимо использовать в своих интересах…
— Я много слышал об этом, — перебил собеседника Патрик, — но не думаю, что все нужно принимать так серьезно.
— О, вы ошибаетесь! — горячо возразил Исмаил. — Это очень серьезно. Китайцам внушают мысль об их превосходстве над другими народами, постоянно проповедуется тезис о национальном, культурном и историческом родстве всех китайцев. А когда людям все время твердят об их расовом превосходстве, это уже опасно. Вспомните, к чему привела подобная пропаганда в Германии в сороковых годах. Какие бедствия принес людям фашизм! Я лично считаю, что у нас в Азии он просто поменял коричневый цвет на желтый. Китайцев в Юго-Восточной Азии около тринадцати миллионов человек, а то и побольше. И Пекин постоянно ориентирует их на захват ключевых позиций в политике, в экономике.
— Может быть, вы и правы, — сказал Патрик, — но какое отношение все это имеет к Латиффу?
— Самое непосредственное. Шаари всегда считал, что в Сингапуре происходит формирование самостоятельной сингапурской нации, что Сингапур — это не второй и не третий Китай, а суверенное государство. Проще говоря, он резко выступал против оппозиционной группировки. Вам, очевидно, известны взгляды ее деятелей: крайний экстремизм, бойкот парламента, попытки создать политический и экономический хаос в стране. Так вот, Шаари был всегда уверен, что оппозиция действует по указке из Пекина. Собственно говоря, это ни для кого не было секретом, но Шаари пытался добиться запрещения ее деятельности, потому что она наносит ущерб интересам страны. Более того, он пытался доказать, что эта группировка имеет прямое отношение к подпольной подрывной деятельности, которую ведет Пекин в Сингапуре. У него были свои люди, которые помогали ему собирать такую информацию. Он, например, одним из первых раздобыл в шестьдесят шестом году сведения о том, что в Пекине была создана организация, которая до сих пор руководит маоистским подпольем здесь и на территории Малайзии. Тогда же он передал в газеты информацию о том, что в одном из гонконгских банков существует счет на сумму в 140 миллионов малайских долларов для финансирования подрывных действий. Шаари даже ухитрился достать где-то документы об этом подполье с очень интересными выкладками. Там были инструкции для людей, которые приезжали из Китая, чтобы участвовать в антиправительственных демонстрациях, указания по нелегальному распространению здесь маоистской литературы, инструкции по переброске в Пекин активистов подполья для учебы. Помните скандал в 1971 году, когда арестовали четырех руководителей «Наньян шанбао»?
— Смутно, — признался Патрик, — мы ведь не занимаемся политическими делами.
— Некто Хао — очень крупный бизнесмен — получил в Гонконге от пекинской разведки три миллиона долларов на организацию газеты «Истерн сан», чтобы создать «крышу» для нелегальной антиправительственной деятельности, а издатели «Наньян шанбао» взяли на работу приехавших из Китая специалистов по разжиганию расовых конфликтов. Те рьяно взялись за дело, и газетой была вынуждена заняться полиция. По этому поводу в «Стрейте тайме» тоже была большая статья, и опять же материал частично предоставил Шаари. В общем, причин для того, чтобы у Шаари появились смертельные враги, было больше чем достаточно.
— А до первого покушения его не пытались убрать? — спросил Патрик.
— Нет. Шаари действовал всегда очень осторожно. Статьи писал под псевдонимом. И вообще, он старался не выступать открыто против оппозиции до тех пор, пока его положение не упрочилось. В последнее время он стал менее осторожен, и в результате на него сразу же было совершено покушение.
Из кухни раздалось шипение.
— Кофе! — воскликнул Исмаил и выскочил из комнаты.
Через несколько минут он вернулся и виновато развел руками.
— Придется еще немного подождать.
— Ничего, — улыбнулся Патрик.
Исмаил снова сел в кресло.
— Ив самом Национальном конгрессе профсоюзов многие не разделяли взглядов Шаари, — продолжал он, — но я всегда считал и считаю, что Шаари был прав, когда говорил, что Китай — это угроза нашей самостоятельности. Недаром Мао еще в конце пятидесятых годов заявлял, что он хочет заполучить Юго-Восточную Азию. Когда об этом писали сингапурские газеты, то многие не приняли его слова всерьез. А зря. Даже сейчас, после смерти Мао, у нас есть все основания опасаться Пекина.
— Скажите, господин Исмаил, а с какой целью Латифф ездил в Бангкок?
— В Бангкок? — переспросил журналист. — Шаари собрался туда неожиданно, отложил все дела. Когда я спросил его о цели поездки, он сначала ушел от ответа, но затем сказал, что должен окончательно разоблачить какого-то человека.
— Он назвал имя?
Исмаил покачал головой.
— Нет. Сказал только, что этот человек когда-то поддерживал связь с Тан Каки.
— А кто такой Тан Каки?
— Это старая история. По моему, сейчас он уже умер, но точно не знаю. В тридцатые годы Тан Каки был одним из богатейших каучуковых магнатов в Малайзии. Говорили, что его состояние оценивалось чуть ли не в пятьдесят миллионов долларов. Перед второй мировой войной он разорился и бежал в Китай, спасаясь от кредиторов. Потом его векселя выкупил какой-то миллионер, его друг, и Тан Каки снова вернулся в Малайзию, затем переехал в Сингапур. Но каким-то образом он уже был связан с Мао Цзэдуном. Потом Тан Каки снова уехал в Китай, перевел туда крупные деньги. Он стал оказывать Мао финансовую помощь, а после революции сорок девятого года под именем Чэнь Цзягэна стал представлять в парламенте китайцев, проживающих за границей. Мао ведь всегда считал, что Пекин властен распоряжаться судьбами китайских эмигрантов. Поскольку у Тан Каки остались здесь и в Малайзии друзья, родственники, Пекин решил использовать его связи.
— А при чем здесь Бангкок? — спросил Патрик.
— Вот этого я вам сказать не могу. Я сам не понимаю, почему Шаари отправился именно в Бангкок. Хотя постойте… Нет, ничего конкретного…
— Ну а все-таки?
— Шаари говорил, что не может схватить за руку этого человека и прямо обвинить его в связях с Пекином. Он хотел найти кого-то в Бангкоке… Что-то упоминал о контрабанде наркотиков… Говорил, что это якобы поможет ему нащупать нить от Пекина к тому человеку…
— Пекин и наркотики? — искренне удивился Патрик. — Вряд ли. Опиум и героин — сугубо, если можно выразиться, частное дело тайных обществ.
— Вы ошибаетесь, — возразил Исмаил. Вы глубоко заблуждаетесь. Многие тайные общества занимаются торговлей наркотиками именно в сотрудничестве с Пекином. Просто полиция не замечает этого факта. Не знаю — невольно или преднамеренно. Не знаю. Еще до революции Мао Цзэдун поручил одному из своих приближенных — я забыл его фамилию, но Латифф хорошо знал все подробности — наладить разведение опиумного мака, чтобы превратить опиум в деньги. После революции курение опиума в Китае было запрещено. Но не было запрещено другое — его производство. Еще в 1951 году Пекин открыл в Макао[23] компанию «Тэту чанпинь». Эта компания занималась исключительно продажей опиума и его производных. И одним из ее совладельцев был член тайного общества Макао. Тогда еще в ООН поднялся большой шум по этому поводу, и Пекин перешел к нелегальной продаже наркотиков. В пятьдесят восьмом году на секретном совещании в Ухани Чжоу Эньлай заявил, что опиум — мощное оружие революции и что с его помощью можно уничтожать врага без войны. После этого Пекин наладил организованную переброску наркотиков в Юго-Восточную Азию, а отсюда — в Западную Европу и Америку. А поскольку сам он заниматься этим не может, то прибегает к помощи тайных обществ. Сколько стоит килограмм героина — вы, конечно, знаете. Китай намерен производить ежегодно тридцать пять тысяч тонн опиума, из которого получается больше двух тонн героина. Вы представляете себе эти цифры? На медицинские нужды для всей планеты в год нужно не больше четырехсот тонн опиума, морфия и героина вместе взятых. И теперь прикиньте, сколько на этом заработает Пекин и тайные общества? Раз вы занимаетесь делом Латиффа, тайными обществами, вы рано или поздно нащупаете их связи с Пекином. А коль скоро речь идет о баснословных барышах, о людях, чьи положение в обществе и прибыль окажутся под угрозой… — Исмаил с сомнением покачал головой, — они не подпустят вас к себе. Латифф — наглядный тому пример. Я не хочу вас пугать, но… тут нужна максимальная осторожность.