Вот чему бы я точно хотела у нее научиться, – подумала Эва, – это с такой же неподражаемой интонацией говорить «какие наши годы», когда мне тоже будет сильно за шестьдесят.
– А почему вы сами еще раз не зашли? – спросила она. – Вам же, как я понимаю, замки не помеха…
– Не помеха, – легко согласилась Кара. – Только зачем терзать ваши замки, если можно просто на улице как бы случайно выйти навстречу?
– Тем более. Вы-то вряд ли боялись обнаружить, что я – ваш сон.
– Вот уж чего не боялась, того не боялась, – рассмеялась Кара. – Я вообще храбрая; по крайней мере, так говорят. Изнутри-то кажется, обыкновенная. Просто сравнивать не с чем. Никем другим я пока не была.
Залпом, как водку, выпила свой двойной эспрессо и поморщилась тоже, как от водки. Сказала:
– На самом деле на ваш вопрос так просто и не ответишь. Не потому что ответ действительно сложный. Он не сложный, а странный. То есть для вас, по идее, ужасно странно он должен прозвучать. А придумывать неохота.
– Так и не надо придумывать! – воскликнула Эва. – Странного в моей жизни стало так много, что лишняя странность уже ничего принципиально не изменит. Давайте ваш ответ.
– Просто по правилам была ваша очередь делать ход, – сказала Кара. – А правила лучше соблюдать, если хочешь, чтобы из игры вышел толк.
– По правилам? – растерялась Эва. – Но по каким?
– По правилам взаимодействия между Этой и Другой сторонами, – усмехнулась Кара. – Как вы сами сказали, все сложно, хотя на самом деле все просто. И от этого еще сложней. Знаете что? Берите свой кофе и пошли на веранду. Там сейчас натурально ледяной ад и можно курить. Причем я считаю достоинствами оба обстоятельства, а не только второе. На то и ноябрь, чтобы клацать зубами на улице, а не киснуть в тепле.
– Так вот, – сказала Кара после того, как они уселись снаружи, на утепленном пледами деревянном топчане. – Вы уже знаете, что я живу на так называемой изнанке вашей реальности. А здесь просто работаю. Можно сказать, в командировке… собственно даже, не «можно сказать», а именно так и написано в документах, в соответствии с которыми мне ежемесячно выплачивают неплохую надбавку за работу на Другой Стороне.
И рассмеялась так заразительно, что Эва тоже улыбнулась. Что для нас дурная бредовая мистика, за то нормальные люди, в смысле, нормальные бредовые мистические сущности командировочные получают. Удивительно все-таки устроена жизнь.
– У меня дома считается, будто подлинная реальность это, конечно же, наша, – продолжила Кара. – А здесь – ее таинственная изнанка, ужасная Другая Сторона…
– Правда, что ли, ужасная? – удивилась Эва.
– А вы сами, что ли, не видите? Оглянитесь по сторонам. Какой жуткий потусторонний пейзаж! Мертвые черные ветви деревьев тянутся к низкому свинцовому небу, старые стены потрескались от страданий, где-то за углом плотоядно рычит и фыркает мотоцикл-оборотень, доедая очередного незадачливого ездока. И как будто этого мало, всюду бродят кошмарные обитатели Другой Стороны. Одна так вообще рядом со мной сидит. Мороз по коже! Не зря мне за риск приплачивают, ох не зря!
И снова рассмеялась. Вот чему, – подумала Эва, – я бы тоже с радостью у нее научилась: по любому поводу так заразительно ржать.
– На самом-то деле, – отсмеявшись, сказала Кара, – что бы там ни говорили наши ученые и ни повторяли за ними все остальные, а с опытом неизбежно начинаешь понимать, как в действительности обстоят наши с вами дела. Нет ни «подлинной реальности», ни «изнанки», а только две равноправные части целого и баланс между ними. Очень красивый и хрупкий баланс. И когда я говорю о каких-то правилах, я имею в виду правила, позволяющие его сохранять и поддерживать. Для полноценного взаимодействия, каждая сторона должна делать свой вклад. То есть совершать усилие, подтверждающее серьезность намерений. Сделай то, что для тебя по-настоящему трудно, тогда получишь существенный результат. К примеру, для нас – я имею в виду себя и своих соотечественников – наилучшим вкладом является преодоление тяжести Другой Стороны.
– Это метафора?
– Нет, не метафора. Физика. На Этой и Другой сторонах принципиально разные свойства материи. Наша – зыбкая и летучая, а ваша – плотная и инертная; я сейчас упрощаю, но в целом примерно так. При переходе с одной стороны на другую материя, из которой мы состоим, трансформируется. Это довольно серьезные изменения, к ним трудно привыкнуть. Когда человек Другой Стороны попадает к нам, поначалу становится беспричинно счастливым и пьяным. Ходит влюбленный в весь мир целиком, радуется всему, что увидит, и ни черта не боится. Прекрасное состояние, но порой создает большие проблемы. Потому что – ну, скажем, через дорогу у нас тоже лучше переходить осторожно, оглядевшись по сторонам. И с крыш не прыгать без предварительной подготовки. И не грабить ювелирные лавки только потому, что внезапно перестал бояться полиции…
– А что, и такое бывает?! – изумилась Эва.
– Да чего только не бывает. Ну правда, на моей памяти такое случилось только однажды, очень давно, я еще в школе училась. Но из песни слова не выкинешь, прецедент был! По-настоящему плохо, впрочем, не это, а то, что тела рожденных на Другой Стороне, не выдержав трансформации, быстро истаивают до состояния тени, а потом и тень исчезает без следа.
– Даже так? – опешила Эва.
– Да, к сожалению. Некоторым счастливчикам помогает адаптироваться еда. Съел что-нибудь или выпил, и все в порядке. Такие, если захотят, могут у нас остаться и жить долго и счастливо, как будто тут родились. Но таких очень мало, за все годы, что я служу в Граничной полиции, на пальцах пересчитать. Остальных кормить-поить без толку, надо быстро домой уводить… Однако я о другом собиралась вам рассказать.
– О вкладах.
– Да. О вкладах. О преодолении тяжести Другой Стороны. Наши люди, попадая сюда, постепенно становятся инертными, угрюмыми и боязливыми. Не потому, что сами такие дураки, а из-за радикального изменения свойств материи, из которой мы, на минуточку, почти целиком состоим. Любой, кто принимал лекарства, влияющие на общее состояние, – отупляющие, успокаивающие или, наоборот, бодрящие – легко может понять, как это бывает. Так вот, когда я говорю о вкладе, который мы должны сделать, если хотим полноценно взаимодействовать с Другой Стороной, я имею в виду, что мы должны постараться остаться такими, как были дома – веселыми, бесстрашными и легкими на подъем.
– У вас, сразу видно, получается! – невольно улыбнулась Эва.
– Еще бы у меня не получалось. Я все-таки профессионал, – подмигнула ей Кара. – Хотя на самом деле, конечно, наоборот: я только потому и стала хорошим профессионалом, что у меня всегда получалось оставаться на Другой Стороне примерно такой же, как дома. Даже когда в юности сдуру здесь заплутала и забыла свою настоящую жизнь. Но все-таки не себя! Оно в общем как-то само получилось, моих заслуг в этом нет. Просто такой уж уродилась. Я вредная. И упрямая. И очень люблю побеждать. Но хорошо понимаю, почему остальным тут может быть трудно. И настоятельно рекомендую всем путешественникам на Другую Сторону никогда не задерживаться без особой надобности больше, чем на двенадцать часов.
– А их, что ли, здесь много? Ваших путешественников? – удивилась Эва.
– Хватает. Это же только для здешних переход на изнанку почти невозможное чудо, а для многих из нас пройти сюда так легко, что некоторые даже нечаянно проваливаются. Одних только контрабандистов целые толпы постоянно туда-сюда бегают. А кроме них есть просто туристы. И ученые. И командированные специалисты вроде меня.
– Толпы контрабандисты туда-сюда бегают?!
– Ага. Будете смеяться, но здешние сигареты, конфеты, кинофильмы и карандаши пользуются у нас огромным спросом. Хотя официально их приносить запрещено. Но не из экономических, а я бы сказала, из мистических соображений. У нас издавна бытует суеверие, отчасти подтвержденное практикой, что чем больше материальных объектов унесешь домой с Другой Стороны, тем больше у тебя шансов однажды навсегда там застрять. Но перед лицом остро заточенного карандашика даже самые осторожные теряют волю. А в Граничной полиции служат живые люди, у которых рука не поднимается выписывать за такое штраф.
– Охренеть вообще, – вздохнула Эва. – Контрабандисты! Полиция! Штрафы! Карандаши!!!
– Особенно твердые, – невозмутимо подтвердила Кара. – Такие тонкие линии ими рисовать можно! А мягкие у нас и свои вполне ничего.
– Но мне пока все равно не стало понятно, почему вы ждали, когда я сама позвоню.
– Конечно, не стало, – улыбнулась Кара. – И не могло! Потому что я все время сбиваюсь на посторонние темы. Отчасти намеренно: просто представляю, как вам это все интересно. Сама бы на вашем месте сидела с открытым ртом. А что касается вашего звонка, штука в том, что самый драгоценный вклад, какой только вы, жители Другой Стороны, можете сделать – поверить, что мы вообще хоть каким-нибудь образом есть. Впрочем, даже верить не обязательно, достаточно хотеть, чтобы мы были. Надеяться и мечтать. Мы этой вашей надеждой на наше якобы невозможное существование отчасти живы. Я имею в виду, она не просто приятна, но и полезна для нашей реальности, как, например, витамины. И это тоже скорее физика, чем метафора. Долго объяснять. Но когда во мне в очередной раз проснется училка, похороненная ради службы в Граничной полиции, я обязательно объясню.
– То есть я должна была сама вам позвонить, чтобы делом подтвердить свое желание встретиться? И веру, что встречаться есть с кем?
– Именно так. Вы сделали вклад, и теперь взаимодействие будет для вас полезным. Причем ваш страх, что меня не существует, и ваше желание, чтобы я была – очень важная часть этого вклада. Ну и тот удивительный мистический факт, что вы умудрились не потерять бумажку с моим номером, – весело добавила она. – Вот это настоящее чудо! Я бы посеяла в тот же день.
– Я тоже всегда теряю бумажки, – улыбнулась Эва. – Но ваша-то – артефакт. Почти священный Грааль, несмотря на подозрительный почерк. Я ее, будете смеяться, в сейфе хранила, где документы лежат.