В Жаннином арсенале была простая, но эффективная хитрость: если не хочешь гулять просто так, ради удовольствия, придумай себе дело на другом конце центра города, не обязательно важное и полезное, любой пустяк подойдет. Эта хитрость всегда помогала выгнать себя из дома и пройти первые несколько кварталов, а дальше ноги входили во вкус и несли ее сами. И город приветливо улыбался всеми своими окнами и куполами, трепетал ветвями деревьев, заботливо зажигал фонари.
На этот раз Жанна дала себе задание купить специальные витаминные колбаски для кошки. По счастливому стечению обстоятельств, кошачьи лакомства продавались не только в огромных моллах на окраинах, которые она не любила, но и в центральном универмаге, сразу за рекой. Отличный маршрут, даже по прямой, быстрым шагом туда и обратно никак не меньше часа. А если никуда не спешить, заходить по дороге в любимые лавки, глазеть на витрины и выпить где-нибудь кофе, совсем отличная выйдет прогулка. Часа на два с половиной как минимум. А после нее может и работа наконец-то пойдет.
До реки добралась уже в синих сумерках. Остановилась на пешеходном Белому мосту – сама не зная зачем. Просто приятно стоять между двумя берегами – левым, где Старый город, и дом, и все такое родное, словно не просто с рождения, а еще несколько предыдущих жизней здесь прожила, и правым, чужим, почти незнакомым, а потому интригующим, как всякая неизвестность. Стоять, курить и смотреть на реку, которая катит свои темные воды с востока, из белорусских болот, на запад, в Неман, практически из одного мира в другой, и уносит с собой все печали. И страхи тоже уносит. И глупые грустные мысли, и растерянность, и досаду, и жалость к бедной запутавшейся себе. Хорошо стоять на мосту, наконец оставшись без них, с очень ясной, почти пустой головой. Смотреть на реку, гадать, когда она в этом году замерзнет, и, если замерзнет, надолго ли? Теплой ли будет зима? Ай, ладно, неважно, какая будет, такая и будет. Этот город уже большой мальчик, сам разберется, какая зима ему нынче по нраву. Что бы ни выбрал, я на его стороне.
Я на твоей стороне, – думала Жанна. – Пусть все будет, как ты пожелаешь. Я согласна. Заранее, сразу со всем. Что бы ты ни устраивал, как бы меня ни морочил, сколько бы снов ни заставил смотреть наяву, все сойдет тебе с рук, я так решила. Ничего не поделаешь, я тебя очень люблю. Поэтому делай что хочешь, а я… ну, куда я денусь. Тоже буду делать, что захочу. Но если есть какие-то предложения, не стесняйся, выкладывай, сейчас самое время. Я хочу быть в твоей игре.
Словно бы в ответ на ее мысли, в кармане квакнул телефон, доставивший сообщение. И сразу еще раз квакнул. И в третий, как положено в сказке. Да что там такое стряслось? Достала телефон, посмотрела – три эсэмэски подряд, все с почты. Целых три посылки пришли. Несколько секунд Жанна пыталась сообразить, что это за посылки, наконец ее осенило: Алиэкспресс же! Еще в конце лета накупила у китайцев кучу всякой дешевой ерунды для мелкого хулиганского чудотворства, «красочные безопасные пластиковые глаза для куклы животного», «сияющая звезда луна люминесценции наклейки довольно светятся в темноте», «предупреждение темнотеющая водостойкая лента» – все вот это вот. А продавец так долго телился с пересылкой, что успела напрочь забыть. Тем лучше. Забытая покупка это почти подарок; собственно, она и есть подарок, от уже несуществующей прошлой – сегодняшней, настоящей себе.
Почтовое отделение в будние дни работало до восьми, а сейчас еще пяти не было, куча времени, но Жанна все равно чуть не побежала туда бегом, забыв о кошачьих колбасках. Но все-таки вовремя опомнилась. Сказала себе: спокойно, без паники, я успею. Никому мои посылки не отдадут.
Действительно все успела – и зайти в магазин за лакомством для кошки, и вернуться обратно не на такси, а пешком, еще и с остановкой на кофе, просто потому что принятые решения следует выполнять, даже такие пустяковые, не про дела, а про удовольствия; собственно, пустяковые – прежде всего. Смешно сказать, но именно благодаря такой необязательной ерунде человеческая воля обретает настоящую силу: если какое-то время выполнять абсолютно все свои решения (а невыполнимых просто не принимать), со временем решения так привыкают непременно быть выполненными, что понемногу начинают осуществляться практически сами, почти ничего не требуя от тебя.
Распаковывая посылки, Жанна восхищенно ахала над каждой, буквально подпрыгивала от избытка чувств и новых идей. Стыдно сказать, но радовалась, что дочки нет дома, можно все быстренько посмотреть, спрятать и не делиться. Нормальная жадность художника, – весело думала Жанна. – Мне это все надо для работы, а ей – просто для баловства.
«Для работы, – повторяла она про себя. – Для работы!» – и торжествующе хохотала, заранее воображая эту работу: писать дурацкие надписи, клеить на стены звезды, втыкать во все щели кукольные глаза. Кто бы мог подумать, что так здорово быть настоящей городской сумасшедшей. Счастливая мне досталась судьба.
За вечер успела закончить кольцо и брошку, над которыми безрезультатно чахла уже несколько дней, сварить суп, загрузить в мультиварку будущее жаркое, достать из морозилки слоеное тесто для пирога, все взвесив, сунуть его обратно и взяться за новый заказ, не особо срочный, но вдохновение неумолимо, и руки чешутся уже прямо сейчас.
Дождалась припозднившуюся дочку, мстительно объявила: «Теперь твоя очередь волноваться, где меня черти носят!» – и начала одеваться. Рюкзак-то заранее собрала.
– Так поздно уходишь? – удивилась Шерри, которая, по идее, давно должна была бы привыкнуть к ее вечерним отлучкам, но всякий раз заново удивлялась. Ну или просто делала вид.
– Да ладно тебе, – отмахнулась Жанна. – Великое «поздно», всего-то начало двенадцатого. Детское время. Ты же будущая богема, на художника учишься, привыкай.
Сил было столько, словно недавно проснулась, хотя встала давным-давно, в половине восьмого утра, перед этим полночи проворочавшись без сна, а потом весь день то бегала, то работала. Давным-давно пластом на диване должна бы лежать. Но какие могут быть диваны, когда карманы набиты глазами и звездами, а в понятно какую часть организма снова вернулось вдохновенное шило, от которого лоб пылает, тело становится невесомым, сердце ликует, и весь мир словно бы светится и звенит.
На этот раз не шла, а бежала, просто от избытка энергии, на самом-то деле некуда было спешить. Клеила на стены домов и водосточные трубы свои новые приобретения, круглые и треугольные зеркала, фосфоресцирующие в темноте звезды и полумесяцы, стрелки, указывающие направление – неважно, куда – писала светящимся мелом на тротуаре оптимистические слова, которых ей самой все эти дни так не хватало: «Ничего не бойся», «Все будет отлично», «Выход есть», «Это все-таки приз».
Квитни
Был счастлив, доволен собой, влюблен, растерян и зол. Никогда прежде не испытывал все эти чувства одновременно; спроси его кто, без колебаний назвал бы их взаимоисключающими. Но факт остается фактом – вот такой набор.
Доволен собой был прежде всего потому, что закончил работу на день раньше, чем запланировал. Вчера ночью все отослал и уже наутро получил полное одобрение. Даже переделать ничего не попросили, а это вообще ни в какие ворота. Любой нормальный заказчик знает, что сразу принимать работу нельзя, даже если она тебе нравится, все равно придумай, к чему прикопаться. Но тут заказчик почему-то расслабился. Сплоховал.
Однако счастлив Квитни был не поэтому, а просто – ну, счастлив. Бывает. Настоящее счастье всегда беспричинно, накатывает, как волна, потом уходит. И снова накатывает – обычно, когда не ждешь.
Влюблен был даже не то чтобы именно в город своего детства, все эти годы живший в его воспоминаниях вполне унылой дырой, но при встрече вдруг оказавшийся чуть ли не сказкой, а как-то сразу во все, включая свои ошалевшие отражения в зеркалах и витринах, девчонок с прозрачными русалочьими глазами, нарядных как куклы старух, голенастых студентов с голыми щиколотками, вызывающе торчащими из слишком коротких штанов, троллейбусы с глупыми добрыми мордами, веселых дружелюбных собак, давешнюю галлюцинацию в разноцветных ботинках и ее драгоценную флягу с действительно нескончаемым коньяком, широкий гостиничный подоконник, на котором сидел ночами, неизменное синее зарево над рекой, низкое хмурое небо, керамических ангелов, украшающих каждое второе окно, всех бариста в каждой кофейне, независимо от пола и возраста, свои странные сны, которые невозможно ни вспомнить проснувшись, ни забыть до конца, палую листву под ногами и моросящий холодный дождь.
Растерян был по многим причинам, но в первую очередь из-за этой внезапной неразборчивой всеядной влюбленности, которая в кои-то веки охватила его без специальных душевных усилий, сама. Думал: как-то по-моему слишком. Даже для меня.
А зол был потому, что пора уезжать. Непонятно, на кого именно злился. Кажется, просто на судьбу. Хотя при чем тут какая-то судьба, когда в твоей власти продлить гостиницу и поменять билет, что вообще может быть проще? Тебе это по карману, дома нет никаких срочных дел, но ты все равно почему-то ничего не предпринимаешь. Завтра после полудня вызовешь такси и покорно поедешь в аэропорт, как баран на бойню. Ну то есть, понятно, что не на бойню, а просто домой, но с бараньей покорностью обстоятельствам.
В общем, понятно, что злился на самого себя. Неумение отступать от заранее намеченного плана Квитни в себе терпеть не мог, но преодолеть никогда не пытался. Практической пользы от этого свойства характера всегда было больше, чем вреда. Строго говоря, вреда вообще не было. Какой может быть вред от склонности во всем следовать плану? Разве только совершено детское огорчение от того, что ни один праздник не длится вечно. Что на самом деле к лучшему: не успеет надоесть.
Весь день в растрепанных чувствах слонялся по городу, даже толком поесть не смог, обошелся кофе и пирожками. Ближе к полуночи вернулся в гостиницу, собрал чемодан, оставив снаружи только зубную щетку и еще несколько мелочей. Достал из кармана условно волшебную флягу – смех смехом, а все еще почти полную, похоже, насчет целой бездны галлюцинация не наврала – отвинтил пробку и не то чтобы выпил, а так, слегка пригубил. Открыл окно, присел было с сигаретой на подоконник, но в последний момент передумал, накинул пальто и снова пошел на улицу. Гулять так гулять – в прямом смысле, ногами. Сна все равно ни в одном глазу.