Ответа у него пока не было. Но хорошо хоть появился вопрос.
Про телефон и карту в тот момент почему-то даже не вспомнил, хотя до сих пор был уверен, что это уже практически условный рефлекс. А просто огляделся по сторонам, как делали все заплутавшие путники в стародавние времена, до наступления торжества топографического прогресса. На одном берегу темно, высокие, как в лесу деревья, за ними прячутся маленькие, чуть ли не деревенские дома – ни хрена себе куда меня занесло. Это что, уже пригород?! Ладно, по крайней мере, на другом берегу горят фонари и виднеется большая автостоянка. И даже какие-то машины на ней стоят. Если я родился в рубашке, одна из них окажется такси. В любом случае, ясно куда для начала идти.
Родился, судя по всему, не только в рубашке, а в костюме с ботинками. Возможно, даже в пальто. По крайней мере, такси искать не пришлось, все оказалось гораздо проще: он сдался полиции. То есть увидел на парковке полицейский автомобиль с включенными фарами и устремился к нему, как к полномочному представителю человеческого мира, простого, понятного и невообразимо прекрасного в этой своей простоте. Сказал по-английски: «Доброй ночи, я заблудился…» – то есть только начал говорить, и как-то внезапно, практически без перехода обнаружил себя на заднем сидении, чуть не плачущим от окутавшего тело тепла. Седой полицейский уже выруливал с парковки, а его юная кудрявая напарница сочувственно говорила по-русски:
– Считайте, легко отделались, он еще и не в такие дебри завести может! Замерзли, наверное? Жалко, кофе в термосе уже кончился. Ничего, у нас тут все близко, за пять минут до дома вас довезем.
Спросил:
– Кто – «он»? – хотя вовсе не был уверен, что действительно хочет услышать ответ.
Кудрявая полицейская рассмеялась:
– Ну как – кто? Город, конечно. Больше всего на свете любит морочить головы новичкам. И водить кругами, как леший. Только называется городом, а по повадкам – тот еще лес.
Ехали и правда недолго. Но, глядя в окно машины, представлял, как шел бы пешком через жидко разбавленную фонарями темень и сколько бы раз свернул куда-нибудь не туда. Поэтому очень искренне сказал полицейским, когда выходил:
– Вы меня натурально спасли.
Они дружно пожали плечами с совершенно одинаковым выражением лиц – дескать, тебе виднее, спасли или просто подбросили – пожелали хорошей ночи, тронулись с места и свернули за угол прежде, чем он успел открыть дверь подъезда и войти.
Долго возился с ключами, отпирая квартиру. Не самое удачное сочетание – окоченевшие руки и малознакомый замок. Наконец вошел. В темном коридоре ему навстречу метнулся кто-то бледный, как привидение, в черном капюшоне на голове. Не заорал от ужаса только потому, что не успел: понял, что это зеркало. Никогда не держал дома больших зеркал, не привык к такому эффекту. Ну и нервы, конечно, после всей этой «цыганочки с выходом» стали совсем ни к черту, факт.
Сказал отражению, глядевшему на него с откровенной неприязнью:
– Ну и чего так уставился? Это же просто я.
Отражение в ответ скорчило уморительную рожу и показало язык.
Так-то лучше. Будем считать помирились. Можно заходить.
Дома, то есть в съемной квартире, оказалось фантастически хорошо. Гораздо теплей, чем на улице и даже чем в полицейской машине. Но еще долго не раздевался, такой его колотил озноб. Сидел на диване в застегнутой куртке, укутавшись толстым пледом, и не хотел ничего менять. Для полного счастья не хватало только еды, потому что пицца от Святого Георгия и прирученного им дракона была какую-то страшную, непостижимую ледяную вечность назад – это если по ощущениям. Но и согласно приборам, специально придуманными для измерения времени, тоже довольно давно, часов пять успело пройти. Вспомнил, что хозяйка квартиры говорила про какой-то круглосуточный супермаркет, сравнительно недалеко от дома, где-то около километра туда идти. Но отчетливо понимал, что сейчас на улицу не пойдет, даже закутавшись во все одеяла сразу. Всякой стойкости есть предел.
Обшарил карманы куртки в надежде, что прихватил из пиццерии – ясно, что не еду, это бы запомнил – но может хотя бы пакетик с сахаром. Они там смешные, с надписью «Для настоящих героев» – еще подумал: получается, для меня. Обязательно должен был сунуть пару в карман, а сейчас это натурально спасение. То есть, настолько лучше, чем ничего, что руки начинают дрожать при мысли: неужели не взял?
Сахара в карманах не обнаружилось, зато нащупал там два объемных пакета. Один темно-синий, с молотым кофе – боже, так я его все-таки купил?! Настолько хорошая новость, что разбираться с ее невозможностью будем потом. Второй пакет представлял собой сложную конструкцию из фольги и тонкой бумаги. Размотав все слои, обнаружил в пакете пирог, свежий, благоухающий, как будто только из печки, и даже, кажется, теплый. Впрочем, это как раз понятно: от тела нагрелся, пока я тут под одеялом сидел. Был настолько голодный, что сперва проглотил добрую половину и только потом спросил себя: откуда он взялся? Ответа, разумеется, не нашел. Но это не помешало доесть пирог до последней крошки, так и не разобравшись толком, что там была за начинка. Вроде мясо с грибами. А может, грибы без мяса. Мухоморы с поганками, что же еще, – подумал и рассмеялся. А досмеявшись, сказал: «Спасибо», – вслух, как будто повар был где-то рядом, сидел на кухне, или вышел на балкон покурить.
Тони
В кафе сегодня натурально аншлаг; бывают такие веселые вечера, когда приходят все завсегдатаи сразу, а кто не может прийти, просто засыпает пораньше и видит кафе в сне – для Тони невелика разница, кормить-то их все равно надо. И поить. И успевать отвечать на приветствия. И на все остальное, что будет в его присутствии сказано, тоже желательно успевать отвечать.
В такие вечера Нёхиси обычно становится рыжим котом, забирается куда-нибудь повыше, чтобы хвост не попал в кастрюлю, и дрыхнет так сладко, что завидно делается – при том, что совершенно не хочется спать. Говорит, если слушать человеческие разговоры сквозь кошачий сон, они становятся по-настоящему интересными, грех такое удовольствие упускать. Вот и сейчас рыжий кот дремлет на вершине буфета, создавая в кафе неповторимую атмосферу домашнего уюта, как пишут на сайтах и в рекламных буклетах. Даже немного жалко, что нам совершенно не нужен сайт.
Иоганн-Георг тоже создает неповторимую атмосферу уюта. Правда, не домашнего, а какого-нибудь еще. Такого специфического уюта, правила обустройства которого требуют, чтобы во всяком респектабельном заведении кто-нибудь непременно спал на потолке. Именно это он сейчас и делает: спит, лежа на потолке, вопреки не только закону всемирного тяготения, но и простому житейскому здравому смыслу, требующему подложить под голову хоть какой-то аналог подушки, а все остальное укрыть одеялом. Такой уж он великий аскет. Сколько раз Тони пытался накрыть его пледом, сбрасывает. И бурчит, не просыпаясь: «На потолке одеял не положено». Ладно, у всех свои предрассудки. У него – вот такой.
На самом деле, – вспоминает Тони, – это же не предрассудок, а просто традиция, еще с тех времен, когда кафе только-только открылось, вернее, возникло невесть откуда, и мы оба по этому поводу испытывали разные сложные чувства, то есть в первую очередь, бесконечное счастье, что у нас получилось такое чудо, и каждый день получается заново, по крайней мере, ничего никуда не девается, и мы сами не деваемся никуда, вот что особенно удивительно, но кроме этого постоянного счастья было еще много всего; так вот, тогда одеяло у него с потолка действительно падало. Сам уже мог худо-бедно там удержаться, а с одеялом никак не справлялся. Злился ужасно, так что стены потрескались, и краны начали протекать. Наконец великодушно решил, что лучше объявить одеяло лишним, нарушающим аскетический стиль элегантного потолочного возлежания, чем разнести все вокруг своим настроением. Так с тех пор и повелось.
Тони смеется, кромсает салат, переворачивает мясо на сковородке, мешает почти готовый Немилосердный суп – уже вторая кастрюля за вечер, первую мгновенно смели – разливает по кружкам белый мускатный глинтвейн, спасибо Каре, напомнила, что такое бывает, когда-то часто его готовил, а потом почему-то забыл, и совершенно напрасно, потому что вкуснейшая штука, в такую собачью погоду самое то. Все-таки удивительно холодный в этом году ноябрь. Или он всегда примерно такой, просто за лето мы успеваем забыть, как страдали? Как сейчас сказала бы Таня, «вытеснить, травму. Похоже на то.
– А давай еще и картошки нажарим? Если зашиваешься, я почистить могу, – шепотом предлагает Люси.
Не заметил, когда она успела войти, но это неважно, главное – снова пришла наяву. Значит, совсем привыкла. Люси отличная, все эти годы жалел, что она только видит кафе во сне, а наяву ни ногой. На Эту Сторону чуть не каждую неделю в трамвае катается, а к настоящему, почти здешнему мне не заходит – парадокс! В принципе, Тони нравятся парадоксы. Но не все. Примерно через один.
– Спасибо, – говорит он. – Картошка уже начищена, полная миска. Просто места на плите не хватает. Через пять минут суп сниму, и будет тебе картошка… Кстати, нас обоих можно поздравить: сами не заметили, как перешли на ты.
– И правда, – улыбается Люси. – Причем я первая начала, хотя у меня, просто в силу обеих профессий, «вы» натурально встроено в автопилот. Но когда такая голодная, не до условностей, все люди братья. А ты – самый главный брат, выдаешь еду!
Она еще что-то хочет сказать, но тут ее взгляд падает на потолок, и вместо продолжения разговора получается только «Ой!» Естественная реакция. Все завсегдатаи на каком-то этапе через это проходят. Собственно, ради этого Иоганн-Георг и лезет на потолок, когда в кафе собирается много народу. Для него эти «ой» слаще, чем любой пирог. Натурально же питается когнитивными диссонансами, без них вконец исхудает, – весело думает Тони. А вслух говорит:
– Тоже мне новость. А то ты раньше не видела, как он там спит.