В следующий миг Уайлдер запрыгивает на своего коня и подъезжает к Хэмерсли.
– Я приоткрыл щель между фургонами, – говорит он на ухо молодому человеку. – Проскочим через нее. Будем укрываться в дыму, насколько возможно. Следуйте за мной, да не теряйте меня из виду. Если уж отдавать концы, так лучше на открытой равнине, а не запертыми, как барсуки в бочке! Держитесь поближе, Фрэнк. Теперь или никогда!
Кентуккиец подчиняется почти бессознательно, и вот десять секунд спустя два всадника вырываются из окруженного вопящими дикарями кольца фургонов и несутся во весь опор по песчаной равнине.
Глава 9. Ссора из-за скальпов
Почти одновременно с отъездом двух всадников наступает развязка боя. Собственно говоря, она свершалась именно в момент их исчезновения, потому как никто из их товарищей не стоял уже на ногах – некому было сделать еще один выстрел или нанести очередной удар. Все лежат среди фургонов, убитые или раненые. Иной из павших, живой или мертвый, так и не выпустил из рук окровавленного ножа или пистолета, дуло которого еще дымится.
Но вскоре раненых среди белых не остается, потому как нахлынувшая со всех сторон толпа запруживает все пространство внутри, добивая томагавками всех, кто выказывает признаки жизни, или, орудуя длинными копьями, прикалывает их к песку. На теле каждого из американцев насчитывается по меньшей мере с полдюжины ран, а примерно такое же количество дикарей либо склоняется над трупом, либо пляшет вокруг него.
Затем наступает черед сцены, которая более уместна среди диких зверей или поклонников какого-нибудь дьявольского культа. Это борьба за обладание скальпами убитых – каждый из победителей заявляет право добычу. Одни стоят с обнаженными ножами, готовые содрать трофей, другие выставляют вперед руки и оружие в намерении помешать этому. С уст спорящих срываются крики и оскорбления, взгляды мечут огонь, а длани вздымаются и опадают в яростной жестикуляции.
Среди хора демонических реплик выделяется голос, более сильный чем иные, раздающий громовые приказы. Он призывает оставить грозящую вспыхнуть ссору и заняться тушением пламени, еще пожирающего фургоны. Говорит тот самый воин с красным крестом на груди, охровые перекладины которого огнем горят на фоне смуглой кожи. Это, как верно определил Уолт Уайлдер, вождь тенава-команчей Рогатая Ящерица.
Вождя подобает слушать, ему тут же повинуются. Горлопаны притихают на время и, отложив оружие, бросаются исполнять приказ. Похватав лопаты, выпавшие из рук бездыханных теперь противников, индейцы пускают их в ход и вскоре сбивают пламя. Дым тоже развеивается, и только тонкие струйки пробиваются через толстый слой песка.
Среди дикарей выделяется человек, обличье которого несколько отлично от всех прочих. Индеец по одежде и раскраске, вооруженный, как дикарь, и такой же смуглый, чертами он напоминает представителей более цивилизованной расы. Лицо его явно говорит о принадлежности к европейцам, совсем не походя на физиономии аборигенов Америки. Прежде всего, в отличие от них, у него имеется борода, густо покрывающая щеки и свисающая на грудь.
Да, среди команчей иногда встречаются бородачи – это метисы, потомки смешавшихся с краснокожими белых. Но мужчина, рыскающий среди захваченного каравана, не походит на них. Рядом с ним обретается еще один субъект, тоже отличающийся растительностью на щеках, хоть и менее густой и более всклокоченной. Разговор между ними ведется не на гортанном языке тенава-команчей, но на чистейшем мексиканском варианте испанского.
Оба спешиваются, оставив коней. Тот, у которого борода гуще, руководит, второй помогает. Первый шныряет от трупа к трупу. Наклонившись над очередным, он заглядывает ему в лицо – одних удостаивает лишь беглого взгляда, других подвергает внимательному изучению – после чего идет дальше с видом разочарования, сопровождаемого соответствующими восклицаниями.
Через некоторое время, обойдя всех убитых, незнакомец поворачивается к своему подручному.
– Пор диос![19] – восклицает он. – Похоже, его нет среди них! Что бы это значило? Сомнений в его намерении идти с караваном нет. Вот караван, вот мы, но где он? Карахо![20] Если ему удалось улизнуть, останется только признать, что все эти хлопоты были напрасны.
– Подумайте о богатой добыче, – возражает второй. – Эти огромные carretas[21] нагружены ценными товарами. Уж их-то никак нельзя сбрасывать со счетов.
– К черту товары! За его скальп я отдал бы все шелка и весь сатин, который когда-либо привозился в Санта-Фе. Мне нет дела до таких пустяков. Вот Рогатая Ящерица рад им, судя по тому, как он замотался в ткани с головы до пят. Но мне не это нужно. Где же он? Явно не среди убитых – тут нет никого, кто хотя бы отдаленно походил на него. Это ведь его караван, о котором он сообщал в своем письме? Никакой другой не должен был отправиться этим маршрутом. И вот они все лежат мертвые, как камень: люди, мулы, лошади, но его нет.
Дым рассеялся, остается лишь тонкая пелена среди фургонов, тенты которых, сожранные огнем, уже не скрывают хранящегося внутри содержимого – часть его сильно обгорела, часть едва пострадала. Грабители принимаются вытаскивать ящики и тюки, их вождь бдительно надзирает, чтобы воины снова не занялись сдиранием скальпов с убитых. С работой покончено быстро, меньше чем за десять минут – именно столько времени прошло с того мига, как Уайлдер и Хэмерсли, выбравшись из-под колес, ускакали под покровом дыма.
Говорящий по-испански бородач, закончивший осмотр трупов, обращается к своему подчиненному с видом озадаченного разочарования, не раз прорывающегося в словах.
– Демониос! – в очередной раз дает он волю чувствам. – Не понимаю! Нельзя ли допустить, что кому-то удалось сбежать?
Едва вопрос срывается с его губ, как слышится крик снаружи, вполне способный сойти за ответ. Потому как в нем угадывается досада – вопль совсем не походит на боевой клич команчей. Знакомый с сигналами дикарей, мексиканец понимает, что это доклад о попытке неприятеля скрыться.
Выбежав из корраля, он видит примерно в миле от них двоих всадников, скачущих в направлении утесов. Чуть ближе два десятка человек запрыгивают на коней – это индейцы, заметившие беглецов и отправляющиеся в погоню.
Охваченный рвением как никто другой, бородач бросается к лошади, и вскакивает на нее, словно подброшенный пружиной. Дав шпоры, он устремляется по равнине к тому месту, где видит двоих, пытающихся ускользнуть. Мексиканец не знает, кто второй, да и не хочет знать, так как чувствует наверняка, что один из них обязательно окажется тем, кого не нашлось среди убитых.
– Ты еще не мертв, но это ненадолго! – бормочет он сквозь стиснутые зубы.
Держа одной рукой поводья, другой крепко сжимая рукоять двуствольного пистолета, он гонит коня следом за двумя всадниками. Те скачут напрямик к утесам, и явно не имеют ни единого шанса на спасение, поскольку преследователи надвигаются на них черной тучей, подобно страшному «северянину», дующему над техасской пустыней, и издавая клич подобный реву, с каким налетает этот свирепый ветер.
Глава 10. Отважный скакун покинут
Предпринимая отчаянный шаг, Уолт Уайлдер действовал не без обдуманного плана. Таковой у него имелся. Дым, затянувший окрестности, мог послужить укрытием, и в итоге средством спасения – во всяком случае, давал время оторваться от преследователей, а затем уже все будет зависеть от резвости коней.
Поначалу беглецы следуют этому плану, но вскоре с огорчением обнаруживают, что он не сработает. Дым плывет не в нужном им направлении. Ветер сносит его почти прямо к линии утесов, тогда как единственный шанс на спасение лежит на открытой равнине – упершись в скалы, далеко не убежишь.
До поры дым укрывает их. Густой и удушающий в непосредственной близости от фургонов, он позволяет американцам незамеченным проскользнуть сквозь толпу дикарей. Многие индейцы, еще не слезшие с коней, заметили их, но в сизой пелене приняли за своих. Скорее всего, команчам и в голову не пришло, что в коррале могли уцелеть лошади, поэтому они не ожидали бегства загнанных в ловушку врагов таким способом. К тому же, покончив с сопротивлением, они все силы бросили на тушение огня.
Признаков погони нет, и беглецы скачут под защитой окружающего их нимба. Мягкий песок приглушает стук копыт, и американцы беззвучно, словно привидения, летят к утесам.
Достигнув их подножия, они вынуждены или изменить направление движения, или остановиться. Скалы уходят вертикально вверх, подобно грубо сложенной из камня стене. Даже кошка не сумеет взобраться на них, не говоря уж о лошади или человеке. Даже и пытаться не стоит.
Но как поступить беглецам? Выехать из завесы или оставаться под ее спасительным покровом? В любом случае их обнаружат и организуют погоню. Вскоре дым рассеется, и со стороны фургонов их заметят. Пелена уже быстро редеет – стараясь спасти сокровища, явно послужившие главной причиной нападения на караван, индейцы почти потушили пожар. Так что через несколько минут дыма не будет. И что тогда?
Беглецы не останавливаются, чтобы задуматься о будущем – любая задержка только увеличит опасность. Подгоняемые этой мыслью, американцы поворачивают коней налево и скачут вдоль линии утесов. Шесть секунд спустя она оказываются на чистом воздухе, под лучами ослепительно яркого солнца.
Вот только радости это им не доставляет. Вопль дикарей служит сигналом, что их обнаружили. Одновременно с криком Фрэнк и Уолт замечают, как от толпы отделяются десятка два всадников и на всем скаку устремляются к ним.
Оба белых – хорошие наездники, и даже теперь имеют неплохой шанс оторваться, но тут их глазам предстает новая картина, которая снова подвигает их к самому краю отчаяния. Прямо на пути, глубоко вдаваясь в песчаную равнину, простирается скалистый выступ. Окончание его располагается ближе к преследователям, чем к беглецам. Прежде чем последние успеют его обогнуть, их отрежут.