Для начала он пристраивает ружье так, чтобы ствол, пройдя между ног мертвой лошади, высунулся из-под ее хвоста. В этом положении он его и закрепляет, примотав приклад ремешком к выступающей части седла. Затем снимает головной убор – енотовую шапку, и кладет его так, чтобы верхняя часть виднелась над лукой, и приподнимает дюйма на три над крупом. Это старая уловка, но с некоторыми добавками и декорациями.
– Все готово, – заявляет проводник, отворачиваясь от туши и пробираясь туда, где его поджидает товарищ. – Идемте, Фрэнк. Если мы успеем выбраться наверх, пока они не раскусили нашу уловку, шанс у нас еще есть. В путь, и не отставайте!
Хэмерсли шагает следом, не сказав ни слова. Он понимает, что Уайлдер, человек бывалый и проверенный, и имеет веские причины поступать так, а не иначе. Теперь не время задавать вопросы или ставить под сомнение предпринятые им шаги. Впереди их может подстерегать опасность, но за спиной остается смерть – грозная и неотвратимая.
Глава 11. Нисхождение во тьму
Менее чем через дюжину шагов от входа расселина несколько расширяется, затем сужается снова, подобно штангенциркулю. Пространство внутри имеет форму эллипса, напоминая старомодный соусник, высеченный из цельного камня. Со всех сторон, кроме верхней, его окружают стены. Это отверстие, спускающееся с самой вершины, сразу раскрывает перед геологом тайну образования расселины. Узкая щель, открывающаяся с равнины, таких подсказок не давала, зато здесь наметанный глаз сразу замечает покрытые ржавчиной прожилки в песчанике – тут бесчисленные столетия порода подвергалась разрушительному воздействию проточной воды.
Прокладывая себе путь из узкой расселины на более широкое пространство, Уолт Уайлдер и молодой кентуккиец не утруждают себя научными наблюдениями. Их волнует только то, что противоположная сторона промоины отлого уходит вверх, обещая послужить тропой для подъема на равнину.
Шестьдесят секунд спустя оба уже карабкаются по ней, пробираясь через хаос камней, преодолеть который не в силах ни одна лошадь – эти огромные валуны выглядят так, словно обрушились с неба или были извергнуты из недр земли.
Отступление беглецов через расселину, как и прорыв из окруженного корраля, кажется предприятием сомнительным. Никто из них не питает убеждения, что в конечном счете им удастся спастись. Они напоминают раненную белку, цепляющуюся за тоненькую веточку, неспособную удержать ее. Нет полной уверенности в том, послужит ли этот пологий подъем тропой на верхнюю равнину, поскольку Уайлдер сохранил лишь смутные воспоминания о рассказе траппера. Но даже если так, то индейцы, эти признанные мастера карабкаться по скалам, вскоре последуют за белыми по пятам. Предпринятая военная хитрость едва ли надолго их задержит. Американцы устремляются в провал подобно утопающему, который хватается за любую способную плыть вещь – хрупкую ветку, пучок травы или соломинку.
Карабкаясь на уходящую ввысь скалу, усеянную камнями, оба, не говоря ни слова, лелеют одну и ту же мысль. И именно в ней черпают надежду. Только бы удалось добраться до вершины, до плато, образуемого верхним краем утесов! Краснокожие, разумеется, могут продолжить погоню, но уже не верхом. Это будет соревнование между пешеходами. А в скорости своих ног белые люди не сомневаются, считая себя способными дать фору преследователям. Команчи, как известно, индейцы конные – это существенный факт. Эти кентавры прерий и шагу не делают без лошади, и на своих двоих чувствуют себя столь же неловко, как птица с перебитым или подрезанным крылом.
Если удастся достичь вершины утесов, все еще может обернуться хорошо. Согреваемые этой идеей, американцы мчатся по расселине, то скользя вдоль краев, то протискиваясь между большими валунами, то перепрыгивая с одного камня на другой, не уступая в проворстве антилопе-бигхорну.
Они преодолевают не более половины пути, когда снизу слышатся вопли. Но беглецы остаются скрытыми от глаз преследователей – выступы скал и усеявшие дно расселины валуны прячут их. В ином случае, пули и стрелы уже свистели бы мимо их ушей, а быть может, уже положили бы конец бегству. Дикари находятся достаточно близко, чтобы прибегнуть к ружью или лукам, и голоса их, отражаясь от стен, звучат так, будто раздаются совсем рядом.
Как уже упоминалось, белые преодолевают более половины пути вверх по склону, и уже начинают поздравлять себя с перспективой избавления. Они даже задумываются над тем, какое направление следует избрать, выбравшись на поверхность, поскольку знают, что их там встретит открытая равнина. И тут вдруг американцы останавливаются, но вовсе не потому, что путь прегражден. Совсем напротив, он становится еще удобнее, поскольку перед ними открываются две дороги вместо одной, – в этом месте расселина разделяется на два отчетливых ответвления. Следует решить, каким из них воспользоваться, и именно это вызывает остановку, породив замешательство.
Заминка оказывается недолгой, заняв лишь время, необходимое на торопливую разведку. В плане легкости подъема различия между двумя тропами мало, и проводник быстро принимает решение.
– Что одна, что другая – все едино, – объявляет он. – Но воспользуемся уходящей вправо – она выглядит так заманчиво!
Разумеется, собрат по несчастью не возражает, и они устремляются вправо от развилки. Но перед этим Уолт Уайлдер стягивает с шеи красный платок и забрасывает как можно дальше его в левое ответвление, где он падает на самом видном месте среди камней. Он ни словом не объясняет столь странного поступка с предметом одежды, но его товарищ, достаточно познакомившийся с особенностями жизни в прериях, всё понимает и так.
Путь, который они избрали, обещает достаточно легкий подъем, и скорее всего, именно это подбивает Уайлдера остановиться на нем. Но как это часто случается в мирах духовном и материальном, легкость оказывается обманчивой. Не успевают американцы сделать и двадцати шагов, как полого поднимающийся склон прерывается. Вместо него перед ними открывается небольшая площадка, усеянная громадными булыжниками, явно скатившимися сюда с утеса наверху. С первого взгляда беглецы понимают, что вскарабкаться наверх не удастся.
Они угодили в ловушку, из которой нельзя выбраться, не столкнувшись нос к носу с преследователями. Индейцы уже взбираются по главной расселине. По голосам можно судить, что команчи достигли развилки, потому как вопли на время смолкают, словно лай гончих, потерявших след.
Но пауза продолжается недолго. Скорее всего, они устремятся по ходу, где лежит платок, но если там окажется тупик, вернутся и проверят другой ход. Беглецы понимают, что отступать поздно. Запрыгнув одновременно на платформу, они принимаются оглядываться среди камней в слабой надежде найти хоть какое-нибудь укрытие. Поиски носят характер отчаянный – опять двое тонущих хватаются за соломинку.
Но тут с губ проводника срывается восклицание, заставившее его спутника подойти. Сопровождается оно жестом и словами, произнесенными вполголоса:
– Гляньте-ка сюда, Фрэнк! Посмотрите на эту дыру! Лезем туда!
Приблизившись, Хэмерсли видит темный провал среди валунов. На него и указывает Уайлдер. Уходившее вертикально вниз отверстие имеет неправильную округлую форму обложенного камнем колодца. Осмелятся ли они спуститься туда? Смогут ли? Какова глубина провала?
Уайлдер берет камешек и роняет в бездну. Американцы слышат, как тот падает, ударяясь и отскакивая от стен. Прежде чем он достигает дна и наступает тишина, проходит много времени. Но это не важно. Звуки указывают беглецам на наличие внутри выступов или ступеней, способных послужить опорой.
Не теряя ни секунды, путешественники ныряют в имеющую вид дымохода шахту. Проводник идет первым. Они спускаются медленно, стараясь не шуметь, как два призрака на театральных подмостках, и вскоре растворяются во мгле, не оставив на усеянной камнями платформе и следа того, что по ней ступала нога человека.
Глава 12. Град камней
К счастью для беглецов, полость, в которую они забрались, имеет небольшой диаметр, иначе им не удалось бы спускаться, не полетев вниз и не разбившись насмерть, ведь эхо от падающих на дно камешков говорит о значительной глубине.
На деле же бездонный колодец напоминает скорее сложенную из камня дымовую трубу, где там и сям встречаются выступы. Более того, внутри так узко, что путешественникам удается цепляться одновременно руками и ногами, и в результате благополучно осуществлять спуск.
Продвигаются они медленно, стараясь соблюдать осторожность. Оба знают, что один неверный шаг, соскользнувшая стопа или палец, отколовшийся кусок породы, за который цепляется рука – и падение в неведомую пропасть станет неизбежным.
Беглецы не стали опускаться глубже, чем требовалось для того, чтобы обеспечить быстрое укрытие. Двигаться бесшумно не удается, а им прекрасно известно, что индейцы скоро появятся наверху и могут услышать звуки. Единственная надежда остаётся на то, что преследователи поверят, будто белые выбрались через левую тропу на равнину. Со временем краснокожие наверняка проверят оба ответвления, и стоит коварным дикарям заподозрить, что жертвы нырнули в колодец, не останется никаких шансов. Эти мысли заставляют американцев остановиться сразу же, как только им удаётся подыскать опору для ног.
Она обнаруживается футах в тридцати от вершины, представляя собой что-то вроде выступа скалы или перпендикулярно выпирающего порога. Площадка достаточно просторна, чтобы позволить обоим стоять, и, окруженные непроницаемой тьмой, беглецы замирают в ожидании.
Индейцы могут появиться на верхней платформе в любую секунду. Американцы не беспокоятся, что их увидят, а вот услышать их легко. Любой звук, достигший ушей дикарей наверху, способен выдать присутствие беглецов, и сознавая это, оба боятся пошевелиться: едва обмениваются парой слов шепотом, и даже дышать стараются реже.
Недолгое время спустя они получают доказательство, что предосторожности не были напрасны – на фоне более светлой горловины колодца обрисовывается зловещий силуэт головы индейца в пернатом уборе. Вскоре рядом с первым возникает еще с полдюжины силуэтов, и до беглецов отчетливо доносятся слова происходящего наверху разговора.