Повинуясь легчайшему движению узды, кобыла повернула и возобновила скачку уже в направлении вьющейся стаи.
Позади остается миля, и до птиц уже близко, но привлекший их объект пока не виден. Он может скрываться или в зарослях травы, или под большой юккой, темные побеги которой вздымаются над полынью на несколько футов, и над которой и кружат стервятники.
Подъехав к юкке на расстояние выстрела из ружья, всадница заставляет Лолиту сбавить прыть, а затем переводит на шаг. В зрелище смерти, агонии и борьбы испускающего дух живого существа, пусть это даже всего лишь бессловесная скотина, есть нечто неизменно вызывающее сочувствие, смешанное с благоговением. Последнее и овладевает молодой девушкой, спешащей к месту, где кружат птицы.
Ей не приходит в голову, что причиной внимания стервятников может служить человек, хотя воспоминание о схожей ситуации заставляет ее гнать коня – однажды и она сама вместе с родными и близкими, оказалась вдруг в положении добычи, вокруг которой реет стая сопилоте.
Но сейчас у нее нет ни малейшего подозрения, что причиной их внимания является человек – сюда, в Льяно-Эстакадо, люди забредают редко, да и прочие живые существа сторонятся пустыни.
Подъехав ближе, сеньорита замечает черный диск, очерченный на темно-зеленых листьях юкки. При более тщательном рассмотрении он приобретает форму птицы, такого же грифа. Стервятник мертв и нанизан на острые ветви растения, как будто рухнул на них с высоты.
При виде этой картины губы наездницы трогает улыбка.
– Ну, кобылка, я зря потратила свое время и твои силы, – говорит она, натягивая поводья и наполовину повернув мустанга. – Эти жуткие птицы всего лишь слетелись на место падения себе подобной и устроили над ней velorio[38].
Снова посмотрев в сторону мертвого грифа, она продолжает:
– Впрочем, любопытно, будут ли они просто бдеть над трупом, и не являются ли плакальщики каннибалами, которые не прочь сожрать себе подобного. Нашему естествоиспытателю дону Просперо будет любопытно узнать сей факт. Почему бы не задержаться на некоторое время и не понаблюдать?
С минуту в ней угадывается нерешительность – уехать или остаться? Но от этой нерешительности не остается и следа, когда следующее событие вытесняет в ней научный интерес чем-то близким к страху.
Мастифы, поотставшие за время скачки по равнине, теперь нагнали хозяйку, но вместо того, чтобы остановиться рядом с Лолитой, устремились к юкке. Не смрад мертвого сопилоте, при всей его силе, привлек их – это был запах, более отвечавший их кровожадным инстинктам.
Подбежав к дереву, собаки обогнули его, но затем с рыком отпрянули назад, словно нечто, поджидавшее их там, дало отпор.
– Раненный медведь или волк! – высказывает догадку владелица псов.
Но не успевают эти слова сорваться с ее уст, как она понимает, что ошиблась. Среди лая собак девушка улавливает звуки человеческого голоса. В то же самое мгновение над ветвями растения показываются голова и рука – рука, сжимающая нож с длинным лезвием!
Глава 23. «Собаки, сидеть!»
Вопреки очевидному самообладанию и трезвому рассудку, наездница Лолиты явно испугана – более чем стервятники, взмывшие при ее приближении несколько выше. Не удивительно, что на девушку так подействовала эта странная картина: голова мужчины с усами и рука с ножом, на лезвии которого видна кровь! И это в уединенном месте!
Первая мысль всадницы – развернуть Лолиту и умчаться прочь отсюда. Но поразмыслив, она остается. Мужчина явно один, и на лице у него не читается ни злодейского умысла, ни злобы. Цвет кожи и усы указывают на белого человека, не индейца. Кроме этого бледность на щеках и потерянный, болезненный взгляд говорят о страдании, не о грехе.
Все это охотница подмечает с первого взгляда и принимает решение. Вместо того, чтобы ускакать, она направляет мустанга к юкке. Приблизившись, девушка соскакивает с седла и, с хлыстом в руках, устремляется к собакам, которые по-прежнему подают голос и грозят наброситься на чужака.
– Abajo, perros! abajo, feos! A tierra![39] – выговаривает она псам, огрев каждого ударом, после чего те разом успокаиваются и жмутся к ее ногам. – Разве не видите, что вы ошиблись? Не поняли, что кабальеро – не индио? – Тут она поворачивается к мужчине. – Хорошо, что у вас белая кожа, сеньор. Будь она бронзовой, я не уверена, что смогла бы спасти вас от участи быть растерзанным. Мои мальчики не расположены к американским туземцам.
Пока девушка произносит эту немного сумбурную речь и производит действия, ее сопровождающие, Фрэнк Хэмерсли – ибо это он и есть, – смотрит на нее в молчаливом недоумении. Кто перед ним? Две огромные, свирепого вида собаки, лошадь в странной сбруе, молодая девушка, едва переступившая порог зрелости, причудливо и живописно одетая. Что он слышит? Поначалу лай мастифов, собирающихся порвать его на части, затем голос, приятный и мелодичный, как трель певчей пташки! Не сон ли это?
Фрэнк находился в забытьи, из которого его вырвал собачий рык. Но то был кошмар, теперь же все наоборот. Демоны преследовали его во сне, теперь же перед ним ангел.
Девушка перестала говорить. Когда вызванное резким пробуждением головокружение прошло, сознание молодого человека прояснилось, и он начал воспринимать реальность. Неожиданная тревога вызвала мгновенный прилив сил, который вскоре миновал. Слабость вернулась, и раненый снова опустился бы на землю, если бы не ухватился за юкку, плотные листья которой помогли ему удержаться на ногах.
– Valga me Dios![40] – восклицает девушка, уяснив состояние собеседника. – Ay de mi![41] – продолжает она страстно. – Вам плохо, сеньор? Это от голода? От жажды? Вы заблудились в Льяно-Эстакадо?
– Голод, жажда – и то и другое, сеньорита, – отвечает он, впервые за все время раскрыв рот. – Несколько дней я ничего не ел и не пил.
– Virgen santissima![42] Неужели?
С этими словами она подбегает к лошади и, вытащив из седельной сумы небольшой мешочек и отстегнув флягу из тыквы-горлянки, возвращается к американцу.
– Вот, сеньор! – говорит она, извлекая из мешочка и протягивая раненному пару холодных лепешек-тортилий. – Это все, что у меня есть – я целый день провела вне дома и подъела запасы. Сначала хлебните воды, не сомневаюсь, в ней вы нуждаетесь больше. Я помню, как сама страдала от жажды. Добавим в воду вот это, так ваши силы быстрее восстановятся, поверьте.
Вручив ему флягу, содержащую, судя по весу, около пинты, она извлекает сосуд поменьше и сначала наливает жидкость из нее в воду, а потом обрызгивает тортильи. Это уксус с добавлением chile Colorado – красного мексиканского перца.
– Я не граблю вас? – спрашивает Хэмерсли, обводя многозначительным взглядом широкую бесплодную прерию.
– Нет-нет! Я не голодна, кроме того, совсем близко отсюда я могу найти свежие припасы. Пейте, сеньор! Пейте до дна.
В десять секунд калебас пустеет.
– Теперь за тортильи. Еда скудная, но уксус с чили подкрепит вас. Нам, обитателям пустыни, это известно.
Ее слова подтверждаются, потому как всего после нескольких кусочков, опрысканных снадобьем, голодающий чувствует себя так, будто получил целительное лекарство.
– Как думаете, сможете вы ехать верхом? – спрашивает она.
– Идти смогу, но едва ли долго.
– Если удержитесь в седле, вам не будет нужды идти. Садитесь на мою кобылу, я пойду пешком. Тут близко, всего шесть миль.
– Но я не могу оставить это место, – возражает кентуккиец.
– Вот как? – восклицает девушка, устремляя на своего подопечного изумленный взгляд. – Почему, сеньор? Здесь вы наверняка погибнете. С вами нет спутников, способных позаботиться о вас?
– Спутники есть, точнее, спутник. Именно поэтому я должен остаться. Вернется ли он сюда, я не знаю. Он ушел на поиски воды. Но в любом случае, Уолт будет меня искать.
– Но с какой стати вам его дожидаться?
– Нужно ли спрашивать, сеньорита? Это мой товарищ, верный и преданный, который делил со мной все опасности, далеко не малые в последнее время. Если, вернувшись, он обнаружит, что я исчез…
– И что же, кабальеро? Этот человек будет знать, где искать вас.
– Но откуда?
– О, все очень просто. Предоставьте это мне. Вы уверены, что ему удастся разыскать это место?
– Совершенно уверен. Это дерево подскажет ему. Он заприметил его, прежде чем уйти.
– В таком случае, вам нет никаких причин оставаться. Напротив – я вижу, вы нуждаетесь в более удобной постели, чем заросли полыни. И знаю, где можно ее найти. Вы идёте со мной, кабальеро? Ко времени возвращения вашего товарища, здесь его будут ждать. На случай, если он опередит моего посланца, вот это поможет ему не заблудиться.
С этими словами девушка извлекает из подвешенной на цепочке к поясу маленькой сумочки листок бумаги и карандаш и собирается что-то написать, но тут ей приходит в голову одна мысль.
– Ваш товарищ понимает по-испански? – спрашивает она.
– Совсем немного. Он говорит на английском или, как мы его зовем, на американском.
– А читать умеет?
– Немного. Достаточно, я думаю, чтобы…
– Сеньор, – перебивает его собеседница. – Мне нет нужды спрашивать, обучены ли вы грамоте. Возьмите этот листок и изложите все на родном языке. Напишите, что вы отправились на юг, строго на юг, на расстояние около шести миль. Попросите своего друга оставаться здесь и подождать, когда за ним придут и проводят туда, где можно будет найти вас.
Хэмерсли видит в этом совете зерно истины. Нет причины отклонять предложение и не ехать сейчас же с той, кто его делает. Вдруг, если он останется здесь, произойдет нечто непредвиденное, и ему никогда уже не придется увидеться вновь со своей прекрасной спасительницей? Как угадать, что может случиться в сердце этой таинственной пустыни? Уехав, он скорее сможет прислать подмогу товарищу.