Сопротивление они встречают слабое, почти никакого. Слишком далеко забрались индейцы от поселений, чтобы опасаться погони, слишком велика их уверенность в собственной безопасности. Красные разбойники предались удовольствиям, проводя ночь в обильной, благодаря захваченному скоту, пирушке.
Отяжелев от обжорства, они пренебрегают дозором и в самый разгар веселья подвергаются нападению со всех сторон. Резкие хлопки винтовок и треск револьверов быстро кладут конец вакханалии, развеяв команчей, словно ветер мякину.
После первого же залпа их остается совсем немного. Те, кто не пал на месте, растворились в темноте, укрывшись в пекановой роще. Балом правит огнестрельное оружие, и в кои веки нож боуи, проверенное оружие техасцев, не принимает участия в схватке.
Первые лучи восходящего солнца проливают свет на сцену трепетную, но не вызывающую жалости. Напротив, если бы не залитая кровью земля, она вызывала бы удовольствие. Отцы, наполовину обезумевшие от радости, покрывают поцелуями детей, которых уже отчаялись увидеть; братья пожимают руки сестрам, еще недавно казавшимся утраченным навеки; безутешные прежде, но снова уже счастливые мужья сжимают жен в нежных и страстных объятьях.
В двух шагах картина предстает обратная: распростертые на земле тела, обескровленные, но еще не окоченевшие, все смуглые, но покрытые краской самых разных расцветок. Все это, без сомнения, дикари. Жуткое зрелище, но слишком привычное на приграничных землях Техаса.
Глава 33. Вырванное признание
Отряд техасцев совершает то, что люди прерии называют «coup»[59]. Подсчет трупов показывает, что погибла по меньшей мере половина тенавов, включая вождя. Судить об общем числе воинов можно было как по лагерю, так и по следу, по которому шли мстители в предыдущие дни. Уцелевшие сбежали кто верхом, поспешно оседлав мустангов, другие пешком – под прикрытием рощи. Рейнджеры не преследовали их, поскольку схватка завершилась еще затемно, а к наступлению дня эти дикие кентавры, прекрасно знакомые с местностью, уже рассеялись по равнине так, что искать их стало бесполезно.
Поселенцы радовались тому, что вызволили близких, а также украденный скот. Что до рейнджеров, то те утолили жажду мести – на время. У них самих не обошлось без потерь – команчи, до зубов вооруженные ружьями, луками и копьями, отказывались безропотно умирать. Индейцы Техаса сдаются без боя редко, а уж в случаях с рейнджерами – никогда. В схватках между ними и этими приграничными герильеро – в известном смысле не менее дикими, чем их краснокожие противники – война идет до конца, пощады никто не дает и не просит.
Среди рейнджеров трое убитых и вдвое больше раненых – немало, если учесть преимущество нападения на застигнутых врасплох врагов.
Когда бой закончился и первые лучи солнца явили взорам его итоги, победители вступили во владение добычей – по большей части своей же собственностью. Отбившихся за время перестрелки коней снова поймали и согнали в табун, присоединив и индейских. После этого задержка им предстоит короткая – только чтобы похоронить троих убитых рейнджеров, соорудить носилки для раненых, неспособных сидеть в седле, да приготовиться к возвращению в поселения.
Спешить с отправкой только из опасения контрудара команчей белые не собираются. Полсотни техасских рейнджеров, а их тут именно столько, не боятся ничего в любом уголке прерии – до тех пор, пока они верхом на добрых лошадях, пока в руках у них винтовка, а на поясе нож боуи и револьверы, и хватает пороха в пороховницах и пуль в подсумках. Всего этого у них в достатке, и будь необходимость продолжить погоню или имейся перспектива совершить очередной «coup», бойцы ринулись бы вперед, даже если в итоге им пришлось бы дойти до Скалистых гор. Преследовать и убивать индейцев – это их призвание, долг, а заодно и любимое времяпрепровождение.
Но поселенцам хочется как можно скорее вернуться домой, успокоить родных и близких, которые остались ждать. Мужчины спешат принести им радостные вести.
Пока идет подготовка к походу, Калли, который наряду с группой соратников занимается сбором оружия и снаряжения убитых врагов, издает вдруг вопль, на который сбегается толпа товарищей.
– Что стряслось, Нат? – спрашивает капитан рейнджеров.
– Гляньте-ка сюда, кэп! Видите это ружье?
– Да, охотничья винтовка. Чья она?
– В том-то и вопрос. Хотя это и не вопрос вовсе. Парни, кто-нибудь из вас узнает это стреляющее железо?
Вперед выступает один из рейнджеров и рассматривает винтовку.
– Я узнаю, – говорит он.
– И я, – добавляет другой.
Потом третий, четвертый заявляют то же самое, и в голосах их угадывается изумление.
– Это ружье Уолта Уайлдера, – продолжает Калли. – Как пить дать. Мне оно как облупленное знакомо. Видите две буквы на ложе: «УУ». Старый Нат Калли их где хочешь узнает, потому как вырезал собственной рукой. Я сделал это по просьбе Уолта два года назад, когда мы были разведчиками в Колорадо. Это его оружие, точнее некуда.
– Где вы его нашли? – интересуется капитан.
– Вытащил из лап самого уродливого инджуна, которого когда-либо видел в перейриях – вон этот красавчик, которого, наверно, даже стервятники не тронут – испугаются.
Калли указал на труп. Он принадлежал вождю тенавов, уже опознанному в числе убитых.
– Он, должно быть, сжимал винтовку в руках, когда его подстрелили, – продолжает проводник. – Да только как она к нему угодила? Ребята, наш старый товарищ наверняка погиб. Мне ли не знать, как дорожил Уолт этой штукой, и расстался бы с ней разве что вместе с собственной жизнью.
С этим мнением соглашаются и другие, кто знал Уайлдера. А именно в этой роте рейнджеров он прежде состоял.
– Тут какая-то нечистая игра, – продолжает Калли. – Уолт, если ваш покорный слуга не ошибается, уехал в Штаты, в Кентукки. Но едва ли надолго задержался там – он не может без перейрий. Говорю вам, ребята, эти инджуны выкинули какую-то штуку. Гляньте-ка их леггины – они все утыканы скальпами белых, да недавно снятыми притом!
Все взгляды обратились на жуткие трофеи, украшавшие кожаные штаны дикарей. Калли и еще несколько человек, хорошо знавших Уайлдера, внимательно рассмотрели скальпы, будучи почти уверены, что найдут клок кожи, венчавший некогда голову старого товарища. Обнаружилось двенадцать скальпов, принадлежавших белым мужчинам, некоторое количество принадлежавших другим индейцам и немало смуглокожих, но с более короткой стрижкой – мексиканцев. Белые были, очевидно, сняты недавно, но ни в одном из них знатоки не опознали скальп Уолта Уайлдера.
Это принесло определенное облегчение, потому что старые товарищи любили Уолта. Но оставалось неопровержимое свидетельство в виде ружья, про которое Калли сказал, что его у Уайлдера могли отнять только вместе с жизнью. Как тогда угодило оно в руки Рогатой Ящерицы?
– Думаю, у нас есть способ это выяснить, – говорит капитан рейнджеров. – Ренегат наверняка знает что-нибудь.
Последнее замечание относится к Барбато, угодившему в плен, и о судьбе которого победители уже спорили. Борода выдала в нем перебежчика, а когда с него смысли часть раскраски, сомнений не осталось – это белый человек, мексиканец. Часть рейнджеров высказалась за то, чтобы расстрелять его на месте, другие предлагали повесить, и лишь немногие взывали к большей гуманности, полагали правильным доставить его в поселение и предать суду. Смерти Барбато не избежать в любом случае, это точно, потому как для этих людей он не только враг-мексиканец, но и отяготил свою вину сообщничеством с самыми подлыми из недругов, команчами-тенава.
Бедолага лежит на земле поблизости, трясясь от страха, вопреки плотно связывающим его ремням. Он знает об опасности, которая ему грозит, да и немедленной гибели избежал только потому, что сдался одному из поселенцев, а не рейнджерам.
– Давайте дадим ему шанс на жизнь, при условии, что он все нам расскажет, – советует Калли. – Что скажете, кэп?
– Не возражаю, – отвечает капитан. – Он и пули-то не стоит, хотя, быть может, стоило отвезти его в поселения да пристрелить в тюрьме. Обещание помилования может заставить его выложить все, что знает. Если откажется, найдутся другие. Этот малый не индеец, и наброшенная на шею петля наверняка развяжет ему язык. Попробуем, ребята?
«Ребята» всецело за, и ренегата тут же приволакивают для допроса. Мужчина в зеленой накидке, в бытность участником экспедиции Санта-Фе[60], проведший больше года в мексиканских тюрьмах, и теперь назначается следователем. Он достаточно долго прожил среди «желтопузых», чтобы научиться их языку.
Некоторое время ренегат отвечает уклончиво, дает противоречивые показания. Неудивительно, что ему не хочется рассказывать о событиях, так компрометирующих его самого! Но когда на шею ему надевают лассо, свободный конец которого перекидывают через сук пеканового дерева – приготовления вполне очевидные – он понимает, что хуже уже не будет, и делает признание, путь не добросердечное, но полное. Барбато выкладывает все: про нападение и захват каравана, про истребление сопровождавших фургоны белых. Рассказывает про бегство к утесам двоих, один из которых по описанию не кто иной, как Уолт Уайлдер. Когда доходит до описания ужасных обстоятельств, при которых сгинул старый товарищ, рейнджеры приходят в ярость, и не без усилий удается удержать иных из них от того, чтобы они не нарушили слово и не порвали мексиканца на куски.
Негодяй взывает к милосердию, твердя, что сам лично не принимал участия во всех этих деяниях – хоть его и нашли среди индейцев, он всего лишь пленник и его силой заставили сражаться вместе с ними. Это явно ложь, но так или иначе, сердца судей смягчаются, и на время петлю лассо ослабляют.
Дальнейший перекрестный допрос выявляет новые факты о погибшем караване – иными словами все, исключая тайный сговор между мексиканским офицером и вождем тенавов. Не зная об этом, да и по правде говоря, не имея никаких причин подозревать, рейнджеры и не задают об этом вопросов. Сам же ренегат не видит резона признаваться, совсем напротив. Он таит надежду вернуться в один прекрасный день в Дель-Норте и возобновить отношения с полковником Хилем Урагой.