– Ну и что такого случилось, в конце-то концов? – заявляет сообщник. – Возможно, оно и к лучшему. Я дал неправильный совет, это так, но как видите, мы получили и свои выгоды.
– Выгоды? Мне сдается, что напротив. Только подумать – мне пришлось бегать по своему лагерю от человека, который является моим пленником! На глазах у всех! Славная история, которую наши уланы растреплют всем, как только вернутся в Альбукерке! Я, комендант, стану посмешищем для всей казармы!
– Ничего подобного, полковник! Над чем тут смеяться? Вашему пленнику по случайности удалось завладеть вашей саблей – кто мог такое предвидеть? Он проделал это ловко и застал вас врасплох. А оставшись беззащитным, что еще могли вы сделать, как не обратиться в отступление от человека вооруженного, отчаянного, твердо намеревающегося отнять у вас жизнь? Хотел бы я посмотреть на того, кто поступил бы на вашем месте иначе. В подобных обстоятельствах только безумец не сдвинулся бы с места. Эпизод некрасивый, согласен. Но совершенно пустячный и, простите мне дерзость, вы придаете ему слишком большое значение. А в остальном, повторюсь, он нам даже на пользу. Короче говоря, вы именно этого и хотели, если я правильно угадал ваши намерения.
– В каком смысле?
– Ну, вам ведь нужен был предлог, не так ли?
– Для чего?
– Для того, чтобы предать пленников суду, приговорить и казнить. Покушение на вашу жизнь полностью подходит, и даже самый отчаянный сплетник не раскроет рта. Вы в полном праве вздернуть или расстрелять дона Валериана Миранду, а заодно и доктора, если угодно, после десяти минут размышлений под барабанную дробь. Я готов организовать заседание, только дайте приказ.
На это предложение Урага отзывается многозначительной улыбкой.
– Идея недурна, – говорит он. – Но у меня есть получше. При всей моей ненависти к Миранде и желании убрать его с дороги мне не хочется пачкать руки в его крови. И как я уже намекал, я никогда не собирался этого делать.
Роблес смотрит на начальника с удивлением.
– Вы хотите сказать, что отправите его в Альбукерке и предадите суду? – спрашивает он.
– Ничего подобного.
– Вот и мне это показалось странным, после ваших слов, что Миранда не покинет этого места живым.
– И я продолжаю это утверждать.
– Полковник, вы забавляетесь, мистифицируя меня. Если вы не собираетесь предавать пленника военному трибуналу, то как понимать ваши слова? Вы ведь не собираетесь расстрелять его вообще без суда и следствия?
– Я сказал, что не хочу пачкать руки в его крови.
– Верно, вы не единожды повторили это, но ничего не пояснили. Вы упоминали про какой-то план. Быть может, настало время посвятить меня в него?
– Настало. Но сначала налейте мне еще стаканчик каталонского. От этой истории у меня словно песок в горле.
Адъютант, исполняя роль Ганимеда[92], наливает коньяк и подносит полковнику, который осушает стакан залпом. Затем, раскурив очередную сигару, приступает к обещанным объяснениям.
– Я говорил о событиях, происшествиях, совпадениях… Не так ли, айуданте?
– Именно так, полковник.
– Так вот, допустим, я сведу их воедино и изложу историю в виде связного рассказа, монолога? Насколько мне известно, друг Роблес, вы не мастак говорить, поэтому вам не даже не придется утруждать себя, вставляя слово, пока я не закончу.
Молчаливый Роблес кивает в знак согласия.
– Прежде чем прибыть сюда я предпринял определенные меры, – продолжает Урага. – Узнав о них, вы наверняка воздадите должное моему таланту стратега, хитреца, или уж как вам заблагорассудится меня назвать. Я сказал, что пленники не достигнут места назначения и что дона Валериана и доктора ждет смерть. Им предстоит отправиться в могилу, не навлекая скандальных подозрений ни на одного из нас. С целью добиться этого я нанял палача, который свершит работу без прямых указаний с моей стороны.
– Кто? – спрашивает адъютант, позабыв про обещание молчать.
– Не перебивайте!
Лейтенант прикусывает язык.
– Полагаю, вам приходилось слышать о меднокожем господине, которого зовут Рогатая Ящерица? – спрашивает Урага трагикомическим тоном. – Если я не ошибаюсь, вы знакомы. И если, опять же, я не ошибаюсь в расчетах, вас ждет удовольствие видеть его здесь сегодня вечером, либо завтра поутру. Его появление будет обставлено несколько эксцентрическим образом. Не сомневаюсь, он ворвется в наш лагерь на полном скаку, в компании нескольких десятков своих размалеванных воинов. И не удивлюсь, если эти демоны нанижут на копья пару-другую наших бравых улан. Это будет зависеть от того, окажутся ли наши valientes[93] достаточно глупы, чтобы оказать сопротивление. Думаю, едва ли. Скорее всего, станем свидетелями того, как они кинутся удирать во весь опор при первом же боевом кличе индейцев. Мы с вами, Роблес, поступим таким же образом, но, как полагается благородным рыцарям, захватим с собой дам. Бросить их на милость дикарей, не предприняв попытки спасти, будет верхом трусости, и мы носа не посмеем показать в поселениях от стыда. Поэтому мы должны сделать все возможное, чтобы увезти дам. А вот за то, что мы не смогли помочь пленникам-мужчинам, нас никто не осудит. Боюсь, их ждет судьба быть проткнутыми полудюжиной команчских копий, а то и всей дюжиной. Больно думать об этом, но тут уж ничего не поделаешь. Всего лишь очередной эпизод приграничной жизни. Ну, сеньор айуданте, теперь вам понятен мой план?
– Раз уж мне наконец разрешено говорить, я скажу, что да. По крайней мере, у меня появилось смутное представление о нем. Если коротко, уяснил я следующее: вы подстроили так, что Рогатая Ящерица совершит притворное нападение на наш лагерь, пристрелив или заколов, если придется, наших бедных солдат?
– В этом нет ни малейшей необходимости, и маловероятно, чтобы ему пришлось делать это. Как и полагается хорошим мальчикам, уланы обратятся в бегство при первом кличе индейцев. Не стоит переживать за них.
– Так или иначе, Рогатая Ящерица уладит проблему с нашими пленниками и возьмет всю ответственность на себя. Если я правильно понял, задумка в этом и состоит?
– Вот именно.
Глава 71. Бесполезное путешествие
Вернувшись к изначальному плану – злодейскому умыслу, столь хладнокровно и насмешливо изложенному, Урага предпринимает шаги к его исполнению.
Для начала он приказывает, чтобы его коня, или вернее, скакуна Хэмерсли, взнуздали и привязали позади палатки. То же самое проделывается с лошадью Роблеса. Приготовлен также мустанг для Аделы Миранда – ее собственная Лолита, и мул для метиски. Кони солдат как были, так и остаются под седлом.
Непосвященные в дело уланы заинтригованы причинами таких приготовлений, но не так сильно, как стоило ожидать. Они привыкли исполнять загадочные приказы и повинуются им без тени колебания или сомнений. Каждый из десяти способен кому угодно горло перерезать по распоряжению Хиля Ураги, не задавая при этом лишних вопросов.
Выставленному на отроге утеса дозорному дано распоряжение дать сигнал в случае, если к реке кто-то подойдет. Если появятся индейцы, ему следует галопом скакать в лагерь и доложить лично.
Тревогу в таком случае легко превратить в панику, и при появлении дикарей кавалеристы кинутся к лошадям и удерут, не оказав сопротивления. Руководствуясь принципом sauve qui peut[94], никто не подумает об оставшихся под деревом связанных пленниках. Их бросят на всем известную милость вождя тенавов. Зато проявлением доблести станет спасение женщин, увезенных с собой. Эту честь Урага приберегает для себя, роль помощника отводится Роблесу.
Таков замысел расправы чужими руками – жестокость этого плана не знает равных, в нее с трудом верится. Полковник не сомневается в успехе. Он более чем уверен, тогда как Роблес, посрамленный позорной неудачей данного им совета, более не пытается возражать.
Урага не опасается, что вождь тенавов подведет его. Такого не случалось прежде, не случится и теперь. Новая затея, доведенная до Рогатой Ящерицы посредством переданного через Педрильо письма, будет принята с восторгом. Барбато приведет вождя и его головорезов к Арройо-де-Аламо, это так же верно, как солнце в небесах.
Их прибытие только вопрос времени. Индейцы могут появиться здесь в любой час, в любую минуту. Покончив с приготовлениями, Урага остается в своей палатке и ждет начала событий. Он ничуть не подозревает что его краснокожий сообщник, наряду с лучшими воинами своего племени, уже ушел в поля счастливой охоты, а их посредник Барбато находится под надежной охраной.
Часы проходят, а сигнала все нет, и улан начинает нервничать – время, когда вождь тенавов должен был объявиться в долине, давно прошло. Не находя себе места, Урага выходит из палатки и направляется к месту, где выставлен дозорный. Оттуда он оглядывает всю долину при помощи подзорной трубы. Припав к окуляру, полковник поначалу не замечает ничего. На лугах, перерезанных тут и там рощицами, пасутся олени, вот медведь-гризли пересекает ущелье между утесами, но не видно ничего, хотя бы отдаленно напоминающего человеческое существо.
Офицер собирается уже опустить трубу, как вдруг в объектив попадает новая фигура. Это всадник, едущий по берегу реки. Животное под ним – мул, но главное, что верхом на нем сидит мужчина. Внимательно приглядевшись, Урага узнает в нем индейца, хотя и не из диких. Одежда говорит о принадлежности гостя к укрощенным.
Еще один взгляд в подзорную трубу, и полковник устанавливает личность наездника. Это один из связных, посланных им в селение тенавов. Не главный, Педрильо, но его помощник Хосе.
– Он возвращается один, – бормочет мексиканец. – Что бы это значило? Где Педрильо? Что могло задержать его?
Он продолжает строить догадки и предположения, тем временем Хосе подъезжает ближе и, заметив хозяина, спешивается. На лице посланца читается досада, и даже более того. Оно повествует о горе, которое невозможно скрыть.