Урага продолжает скачку, не оглядываясь. У него не хватает мужества даже посмотреть на противника. Он помышляет только о том, чтобы добраться до леса в отчаянной надежде обрести укрытие и безопасность.
Но не судьба – преследователь слишком близок. Голова коня Хэмерсли уже касается хвоста мустанга, который развевается белым следом, похожим на шлейф кометы.
Снова вскинут револьвер, дуло которого смотрит вслед удирающему трусу. Достаточно спустить курок, и пуля вонзится ему в спину. То ли из милости, то ли из прихоти, Фрэнк неожиданно перекладывает пистолет в левую руку. Затем, побудив коня сделать мощный рывок, хватает Урагу правой. Рванув мексиканца за ремень, он выдергивает его из седла и сбрасывает наземь. Потом натягивает поводья и возвращает «кольт» в правую руку.
– Не шевелись, подлец! – кричит кентуккиец. – У меня четыре патрона в барабане, и вздумай хоть дернуться, один из них успокоит тебя.
В предупреждении нет необходимости. Ошеломленный падением Урага не шевелится, он лишился чувств. Прежде чем сознание возвращается к нему, подоспевают рейнджеры с Уолтом Уайлдером во главе. Техасцы берут в плен обоих мексиканцев, ни один из которых не погиб в схватке. Обоим впору пожалеть об этом, так как теперь они в руках у людей, которые наверняка обрекут их на смерть более мучительную чем та, которой им удалось недавно избежать. Судьба негодяев предрешена.
Глава 77. Преображенный лагерь
Снова солнце поднимается над Льяно-Эстакадо, лучи его окрашивают румянцем бурые базальтовые утесы, окружающие долину Арройо-де-Аламо.
На вершинах этих утесов, возвышающихся над местом, выбранным Урагой для лагеря, по-прежнему сидят черные грифы. Хоть это и не излюбленное место для гнездовья, они остаются тут всю ночь, издавая хриплый, гортанный крик всякий раз, когда хищное четвероногое, койот или пума, подбираются слишком близко и вырывают их из объятий дремы. Лишь только первые лучи солнца пробуждают стервятников к активности, становится ясна причина такой настойчивости. Уже не отдыхая, разве что изредка, они описывают низкие круги почти над самыми вершинами деревьев, растущих по берегам потока. Птицы вытягивают шеи, в глазах их светится голодное вожделение, ведь внизу они видят пищу, настоящий роскошный пир – теперь уже не ожидаемый, но накрытый по всем правилам.
Люди валяются, раскинувшись на траве – они не спят и не прилегли отдохнуть. Их позы опровергают такое предположение. Тела окоченели, многие скрючены в самых неестественных позах. Более того, трава рядом с ними забрызгана кровью, почерневшей за ночь, и напоминающей пролитые чернила. Тут и там видны лужицы этой жидкости, темно-багровой и загустевшей.
По этим зловещим признакам грифы безошибочно распознают, что люди не спят и не отдыхают – все они мертвы, и пусть на них блестящая уланская форма, каждый из этих солдат не что иное, как хладный труп.
Это расстрельная команда, оставшаяся лежать, как была: не потревожено ни одно тело, ничей мундир не снят и карман не вывернут; все шнуры, перья и флажки на своем месте, как в тот миг, когда уланы почти одновременно попáдали, сраженные залпом винтовок рейнджеров.
Если не считать палаток, стоящих как прежде, это собрание покойников является единственной вещью, не претерпевший изменений с прошлого часа заката, поскольку именно после захода солнца вернулись преследователи и притащили с собой пленников. Как и накануне, двое приговоренных видны под тем же самым деревом, где лежали дон Валериан и доктор. Только это другие люди, и караульный над ними тоже совсем иной породы. Это плохо одетый, бородатый техасец, верзила добрых шести футов роста, с винтовкой такой длины, что когда приклад ее поставлен на землю, конец ствола всего на дюйм не достает до подбородка владельца. Нет нужды уточнять, кого стережет этот детина. У его ног распростерт павший духом Урага. Выражение лица полковника наводит на мысль о лисе, угодившей в капкан. Роскошный мундир мексиканца порван, заляпан грязью, помят. Рядом адъютант Роблес, его сообщник по множеству преступлений. На его физиономии тоже заметны следы сурового обращения, но вот отчаяния нет. Лейтенант напоминает посаженного в клетку тигра, отказывающегося покориться, какова бы ни была цена. На лугу пасется порядка шести десятков лошадей и с полдюжины мулов. Около пятидесяти животных оседлано и взнуздано, словно ожидая седоков. У остальных на шею наброшены лассо – этих поведут за собой.
Несколько человек из низших чинов, приставлены смотреть за табуном, прочие же собрались в центре лагеря. Их поведение, разгоряченные речи и оживленная жестикуляция говорят, что они держат совет по какому-то важному делу.
Уолт Уайлдер среди них, Хэмерсли отсутствует. Кентуккиец в квадратной палатке, в более приятном обществе. Он сидит на раскладной кушетке, Адела рядом, ее рука сжимает его ладонь. Девушка не смущается присутствием брата. Последний, наряду с дорогим старым доктором, освобожден от уз. Перед нами картина истинной любви в рамке из родственной привязанности.
Добавим сюда приверженность более скромного толка: туда-сюда снует Кончита, не находящая себе места от радости. Она не обращает внимания на пеона, лежащего связанным позади шатра – речь о Хосе, и лишь с презрением глядит на его соседа Мануэля. Это вопреки тому, что метиске известно как безумно любит ее индеец, потому как она знает теперь и как велико его предательство. Но мысли девушки, как и взгляды, устремлены на человека более достойного – на ее могучего и отважного техано! Кончита с гордостью наблюдает, какую значительную роль играет ее избранник среди своих compaisanos[99]. На полголовы выше собравшихся вокруг него рейнджеров, охотник выделяется и авторитетом, заставляя прислушиваться к своему мнению в важном деле, ради которого созвано собрание.
Это не вопрос жизни и смерти. Он уже не стоит больше. Выбор сделан в пользу последней, вердикт оглашен, приговор вынесен. Спор только о способе приведения его в исполнение.
– Ну, ребята, как нам с ними быть? – спрашивает капитан, председательствующий на совете. – Расстрелять или повесить?
– Повесить! – следует ответ большинства.
– Расстрел – слишком чистая смерть для таких подонков, – поясняет голос, явно принадлежащий Нату Калли.
– Скальпировать, содрать кожу и четвертовать, – предлагает сторонник более суровых мер.
– Точно! – подхватывает другой. – Немного мучений будет в самый раз для этих негодяев.
– Ну же, комрады! – урезонивает их капитан. – Не забывайте, что мы техасцы, а не дикари вроде тех, которых нам предстоит наказать. Довольно отправить их на тот свет, не проявляя при этом зверства. Все согласны на повешение?
– Все?
– Принято! Где вздернем?
– Вон там, – отвечает Уайлдер, указывая на два дерева, к которым недавно были примотаны дон Валериан и доктор. – Обеспечим каждому по отдельному суку, чтобы не толпились при входе через врата небесные!
– Самое оно! – соглашается Калли. – Лучшей виселицы даже сам шериф графства Пайк, что в Миссури, не выбрал бы. Дадим каждому по дереву, как они сами хотели поступить с ни в чем не повинными пленниками. Поменяем их местами, так будет честно, сдается мне.
– Ребята, берите пару лассо и обустройте все как надо! – кричит Уолт.
Несколько человек спешат к табуну и возвращаются с веревками. Затем все направляются к деревьям. У каждого из тополей от ствола отходит почти горизонтальный сук. Через оба перекидывается лассо, один конец которого болтается свободно, другой остается в руках у рейнджеров-добровольцев. Прежде чем закинуть веревку, ее пропускают через металлическое кольцо, которым оснащается каждый аркан, благодаря чему получается самозатягивающаяся петля.
– Кто будет вешать? – спрашивает капитан. – Ребята, я понимаю, что это грязное дельце, но думаю, найдется парочка, кто не побрезгует.
Парочка!
– Я готов! – почти одновременно отзывается сорок глоток.
И в самом деле, почти каждый из собравшихся горит желанием исполнить долг, который при иных обстоятельствах мог показаться ему не только неприятным, но даже отвратительным. Простые, грубые люди, каково большинство рейнджеров, мало склонны к сантиментам, однако вовсе не чужды элементарному инстинкту гуманности. Привычные проливать кровь и не имеющие ничего против, чтобы пускать ее у краснокожих врагов, они чувствуют себя совсем иначе, когда дело касается представителей белой расы.
Но в данном случае цвет кожи не пробуждает колебаний. Услышав об истории двух своих пленников, о совершенных ими мерзостях, техасцы откидывают сомнения прочь. Рассказ произвел на их умы глубокое впечатление, и превыше любых соображений мести, они руководствуются мыслью о справедливом возмездии. Каждый считает своим священным долгом помочь правосудию и свершить казнь, которую приговоренные сполна заслужили.
Глава 78. Живой эшафот
Капитан Хейнс, видя, что недостатка в добровольцах не будет, приказывает привести осужденных. Будучи человеком гуманным и восприимчивым, он испытывает отвращение к выпавшим на его долю обязанностям шерифа. Тут ему приходит в голову, что этого неприятного долга можно избежать, назначив себе заместителя.
На эту роль выбран Уолт Уайлдер, который в свою очередь берет в помощники Ната Калли. Эти двое продолжают руководить процедурой, а капитан рейнджеров сходит с арены. Посовещавшись вполголоса с товарищем, видимо о механизме осуществления казни, Уайлдер поворачивается к собравшимся техасцам.
– Ну, ребята, похоже, среди вас нет недостатка в палачах. С тех пор как ваш покорный слуга ступил ногой на техасскую землю, ему никогда не приходилось видеть столько джеков кетчей[100] зараз. Наверное, смрад этих мексикинов сделал вас такими кровожадными.
Острота Уолта вызывает общий смех, но не бурный. Сцена слишком торжественна, чтобы предаваться веселью.