– Раскололся сразу же, – довольно заявила Тамара. – Даже не пришлось давить на него, выложил правду подчистую. Вы достали улики?
Глядя на идеальную прическу и макияж Косенковой, Василий со злостью подумал, что ей досталась самая чистая работа – допрашивать насмерть напуганного школьника, тогда как ему пришлось мотаться по кладбищу полтора часа, лезть в могилу и под проливным дождем собирать улики. Как бы отвязаться от этой наглой девки? Все-таки зря он сегодня утром заикнулся о напарнике, лучше бы по-прежнему один работал…
– Естественно, улики у меня имеются, – вслух проговорил Рудков. – Скорее всего, могилу разрыли сатанисты. Есть доказательства, что они проводили какие-то свои обряды на кладбище. Я нашел пентаграмму из выложенных круглых свечек, собираюсь отвезти их на экспертизу. Так что можете считать, дело почти раскрыто – по отпечаткам пальцев, оставленным на свечах, личность преступников будет установлена.
– Свечи находились возле могилы Матвеева? – уточнила Косенкова.
– Нет, я нашел их возле памятника Елизавете Инюшевой, неподалеку от могилы Матвеева, – пояснил Рудков.
– Тогда откуда вы знаете, что могилу разрыли именно те люди, которые оставили свечи? – поинтересовалась Тамара. – Вы установили, когда были оставлены свечи?
– Нет, я же не эксперт! – недовольно буркнул Василий. – Это не входит в мои полномочия!
– Дайте, пожалуйста, мне их, я взгляну. – Тамара протянула руку.
Рудков было возмутился, но промолчал – в конце концов, напарник имеет на это право, Тамара же рассказала ему о результатах допроса…
Он отдал ей улики. Косенкова надела перчатки, внимательно изучила свечи. Потом проговорила:
– Думаю, они находятся на могиле достаточно давно, видите, на некоторых из них частички ржавчины? Значит, свечи стояли на кладбище не меньше месяца, а может, и больше. Вы правы, точное время может определить только экспертиза. Когда примерно была разрыта могила?
Василий пожалел, что не рассмотрел свечи более придирчиво – он и сам видел сейчас, что ржавчина и в самом деле присутствует, а он не обратил на это внимания. Но чтобы не упасть в грязь лицом, Рудков проговорил:
– Скорее всего, это произошло недавно. День назад, может, два…
– Почему вы сделали такой вывод?
– Потому что земля свежая и рыхлая, – заявил Василий. – Поэтому и разрыли могилу недавно! К тому же свидетель вчера вечером видел эту могилу, то есть вторжение на кладбище произошло примерно день-два назад.
– Земля может быть рыхлой из-за дождя, – заметила Тамара. – А свидетель мог просто не бывать на том участке кладбища раньше. Вы взяли почву для анализа?
– Еще нет… – Лейтенант поборол в себе желание выругаться вслух. – Только щепки с гроба.
Ну как он мог об этом забыть? Точно, ведет себя как дилетант, и это при том что он уже в одиночку раскрыл несколько дел, хоть и пустяковых! Все из-за того, что ему приставили в напарники эту мымру, которая своим звонком помешала ему завершить исследование местности!
– Тогда едем на кладбище, – спокойно произнесла Косенкова. – Надо еще раз осмотреть место происшествия.
Они вернулись на кладбище. Уже было около трех часов дня, хотя совсем недавно, как казалось Василию, он выяснял отношения с Наташей. Но как бы то ни было, поездка на кладбище, поиски могилы и осмотр места происшествия заняли кучу времени. Ливень закончился, но теперь моросил мелкий дождь, и Василию снова пришлось пробираться к могиле, показывая Тамаре путь. Косенкова не обращала внимания ни на погоду, ни на грязь под ногами, ни на колючки.
Оглянувшись, Рудков увидел выражение лица своей напарницы – она внимательно осматривала местность, и взгляд ее еще раз напомнил Василию об опасной морской хищнице. Он отвел глаза, увиденное ему не понравилось.
Когда они добрались до изуродованной могилы, зазвонил телефон Тамары. Она взяла трубку и коротко проговорила:
– Да. Да, мы с Рудковым осматриваем кладбище… Что? Где? Здесь, поблизости? Хорошо, скоро будем.
Окончив недолгий разговор, она положила мобильный в карман и произнесла, обращаясь к лейтенанту:
– Недалеко отсюда найден труп мужчины. Его обнаружила молодая женщина, сейчас она находится на месте происшествия. Идемте, судя по координатам, здесь рядом…
– Рядом-рядом, – вслушавшись в шелестевший дождь, пробормотал Рудков. – Судя по звукам, во‑он там! – кивнул он в сторону, откуда доносились не слишком громкие подвывания. И на миг почувствовал себя героическим следователем, раскрывшим крупное дело, когда Тамара с умеренным удивлением окинула его взглядом.
Глава 4
Лето 343 г. до н. э.
Впервые Артаксия увидела Александра, когда Филипп захватил в плен ее и ее мужа, царя Афея. Совсем еще мальчик, он уже тогда производил яркое впечатление. Крепко сбитый, с бледной кожей и светлыми волосами, царевич привлекал внимание не столько красотой, сколько уверенностью порывистых движений. Хотя, безусловно, он был красив. Взгляд его огромных светлых глаз завораживал. Когда юноша волновался, один его глаз становился темнее другого. Весь он – стремительный, порывистый и на удивление сильный – казался сгустком неумолимого пламени.
«Придет тот, кто покорит Азию, и в глазах его будет день и ночь», – сама не своя, прошептала Артаксия слова древнего пророчества. Пожалуй, она готова была поверить в эти слова – сын царя Филиппа выглядел юным богом, а богам, как известно, подвластно все в подлунном мире.
Безусловно, царице Артаксии льстило неприкрытое восхищение македонского царевича. Но и мысли не было пойти на поводу у чужих смутных желаний – все же она не какая-то рабыня или селянка, она царица, супруга великого царя Скифии Афея, победоносного героя, завоевавшего множество народов по берегам Танаиса и Борисфена. А теперь – и мать его наследника, принца Печегда.
Потому-то из-за появления наследника и оказалась царская чета в плену у Филиппа Македонского. Задолго до того царь Афей опасался, что так и умрет бездетным – победы его на брачном ложе долгое время не были увенчаны успехом. И когда Истрянский царь вплотную подошел к границам Скифии, Афей обратился к Филиппу Македонскому с предложением стать его наследником, если тот избавит его от врага. Филипп прислал Афею своих воинов. Истрянец был повержен. А спустя какой-то год царица Артаксия понесла. Нежданное счастье охватило царя Афея, и он решил, что наследовать царство должен новорожденный Печегд. Филипп был раздосадован не столько этой вестью, сколько нарушенным обещанием. Он-то надеялся отдать царство Афея своему подрастающему сыну Александру. И Филипп прислал посольство с требованием оплатить его воинскую помощь.
Артаксия прекрасно помнила тот день. Прогрохотали копыта коней по мощеной дорожке, ведущей в царский двор. Они с малышом-Печегдом устроились в тени цветущих вишен, играя в золотой мячик и забавляясь. Афей же обиходил своего любимого коня – никому не мог доверить этой чести. Тут-то и подлетели к нему македонцы на взмыленных конях.
– Царь, властитель Македонии Филипп говорит, что ты должен выплатить долг! – заявил один из прибывших, суровый светлоглазый воин.
Афей и без того прекрасно понимал, зачем явились люди его бывшего соратника. Вскинул бровь надменно, оторвав скребок от лоснящейся конской шкуры:
– Ухаживает ли твой царь Филипп за своим конем так, как я?
Артаксия настороженно наблюдала за разворачивающейся пред ее очами сценой.
– Нет, – растерялся воин. Он явно больше привык махать мечом и целиться копьем в неприятеля, нежели вести светские беседы.
– Так вот, – ответил на это Афей, – я в мирное время никого не подпускаю к своему коню, не делаю никакого различия между собою и своим конюхом. Так и в военное время – я не делаю никакого различия между собою и своими соратниками. Себе я не плачу за издержки, так почему должен платить Филиппу? Он не меньше меня взял поживу с истрянца.
Посольство Филиппа убыло ни с чем, а Артаксия стала ждать беды. Филипп горд и силен, и такого оскорбления он не стерпит. Она это прекрасно понимала. И оказалась права.
Не прошло и пары месяцев, только-только созрела крупная алая вишня, как пришел в Скифию Филипп с сыном своим и воинами. Македоняне не лили кровь зря. Они сражались открыто. Афей бился как лев, предводительствуя своим воинам. Не отставала от супруга и Артаксия. Гордая царица мчалась верхом, направляя дружинников в бой. Она сражалась с македонянами плечом к плечу с супругом. Радовало лишь то, что Печегд остался с нянюшками и захватчики не добрались до царского жилища.
Афея и Артаксию взяли в плен, захватили македонцы и богатую добычу – двадцать тысяч кобылиц и триста жеребят.
Впрочем, в плену правители Скифии томились недолго. Афей с Филиппом уладили свои споры, примирились. Филипп согласился счесть кобылиц с жеребятами за оплату военной помощи. Афей смирился с потерей отменных скакунов.
Вскоре Афей и Артаксия вернулись в родное царство на берегах верхнего и нижнего Истра, в крепкий город Экс. И мир с Македонией держался еще десять лет, до самой смерти царя Филиппа. Вскоре за ним покинул сей мир и царь Афей, оставив трон своему 12-летнему сыну Печегду. Править страной стала Артаксия. Печегд же безотлучно находился среди своих воинов, обучаясь воинскому ремеслу. Артаксия чувствовала, что ее сын станет великим полководцем, и не мешала его занятиям.
Все утро Соня пыталась дозвониться до Евгения. Она проснулась в пять утра от боли в желудке – со вчерашнего утра девушка ничего не ела. Борясь с приступами слабости и головокружением, Соня выпила чашку кофе вприкуску с бутербродом. Она понадеялась, что боль в желудке утихнет, наверняка ей так плохо из-за голода. Но после бутерброда девушку мгновенно затошнило, Соня побежала в туалет, где ее вырвало.
«Зря ела бутерброд», – подумала она про себя.
Вместо того чтобы справиться со слабостью и голодной болью в желудке, от завтрака она получила обратный эффект. Все стало только хуже.