«У нее были такие же мягкие рыжие волосы», — говорит он, и несколько теплых слез падают на бледную кожу Сабито.
Обычное дело. Иногда в бордель приходят мужчины, которые чувствуют себя слишком одинокими после смерти своих любимых. Они выбирают девочек или мальчиков, напоминающих их умершую любовь. И пусть это грустно, но Сабито видел страдающих посетителей столько раз, что они перестали трогать его сердце. Он так же устал от их рыданий, как и от клиентов со странными извращенными фетишами. Все они стали для него на одно лицо.
Даже когда мужчина проникает в него и начинает двигаться, лицо Сабито остается бесстрастным. Он поворачивает голову в сторону, уставившись в стену. Ему всегда нравилась картина в этой комнате. На ней была изображена сельская жизнь, полная мягких пастельных красок, и ему так хотелось затеряться в них. Может быть, он родился на ферме? Кто его родители, и что с ними стало? Почему они оставили его? Как сложилась бы его жизнь, если бы он родился в любящей семье?
С другой стороны, если бы он не оказался на улице, он бы никогда не встретил Гию.
На потолке изображена чудесная сцена — двое детей, взявшись за руки, мчатся по высокой траве. Когда-то и у них с Гию были такие светлые моменты. Конечно, большую часть времени они проводили на улицах Парижа, где было легче выжить, но иногда они выбирались на близлежащие поля. Там было так тихо, спокойно. Сабито и его лучший друг лежали, раскинувшись в душистой траве, и смотрели на небо теплыми летними ночами. Сабито всегда завораживали звезды…
«Ты бы хотел искупаться в звездном небе? — спрашивал он Гию, — Оно такое глубокое и густое. Я бы хотел взлететь и плавать в этой темной воде, пропуская звезды сквозь пальцы».
Гию лишь закатывал свои голубые глаза, в которых отражался звездный свет. «Ты такой глупый, Сабито. Мы никогда не сможем оказаться так высоко и дотянуться до неба».
Вот бы вернуться в детство, когда они еще были так чисты и невинны. Да, конечно, сиротская жизнь наложила на них свой отпечаток, они часто видели грязь, болезни, да и трупы людей, умерших прям там, на холодных улицах. Но секс тогда был для них загадкой, а его лицо было гладким и безупречным. И Гию принадлежал ему и только ему.
Как же он скучает по тем дням.
Сабито послушно лежит и ждет, пока плачущий мужчина двигается все быстрее и быстрее, а затем обессиленно падает на его неподвижное тело. Потом клиент нежно обнимает юношу и целует в щеку, вновь называя его именем ушедшего дорогого человека. Сабито знает, что неправильно совсем ничего не чувствовать при виде чужой боли, но он ничего не может с собой поделать. Ему действительно все равно. Он лишь прикидывает, сколько посетителей сможет еще привлечь сегодня, чтобы хотя бы немного облегчить участь своего любимого.
Он готов на все, что угодно, лишь бы Гию больше не пострадал из-за него.
В это время в другой комнате Ренгоку также молится, чтобы избежать страданий. Дело не в его клиенте, ему как раз попадались такие мужчины, которые не любили причинять боль другим. Но он видел, какой взгляд бросил на него Музан, когда зашел в их комнату сообщить о повышении стоимости аренды. Управляющий был взбешен, и Ренгоку сразу понял, кого он выберет, чтобы отыграться.
Его же клиент, наоборот, с ним добр и нежен. Сейчас он любовно окутывает тело Ренгоку специальной веревкой. Сегодня его гостем был эксперт по шибари, и, как ценитель прекрасного, он хотел позаботиться о комфорте очаровательного парня.
«Тебе удобно? Это специальная мягкая веревка для связывания, — поясняет он, — Обрати внимание, как красиво смотрится ее красный цвет на твоей бледной коже, и как он сочетается с твоими золотыми волосами. Это невероятное зрелище. Знаешь, ты выглядишь словно сказочный принц».
«Возможно, если ты поцелуешь меня, я стану еще прекраснее», — машинально поддразнивает его Ренгоку.
Мужчина связывает его уже минут двадцать, и хотя терпеть это довольно утомительно, юноша соврал бы, если бы сказал, что это зрелище не завораживает его. Действительно, узлы веревки, переплетенные на его теле, выглядят красиво и совсем не пошло. Он и не слышал раньше о таком странном виде искусства. Клиент рассказал ему, что обучался шибари в Японии. То, что этот человек посетил такую далекую страну, кажется невероятным для Ренгоку, никогда не выбиравшегося из Парижа.
Его семья не знает, что он продает себя в борделе. В своих письмах он писал, что работает на фабрике. Ренгоку был готов сделать все зависящее от него, лишь бы сохранить свою тайну. Его не волновало мнение отца, который и так постоянно унижал его и ни во что не ставил. Но в глазах младшего брата он хотел выглядеть достойно. Скорее всего, Сенджуро понял и простил бы его, но Кеджуро не хотел, чтобы все вокруг показывали на него пальцем и называли братом проститутки.
«Еще прекраснее? — так же дразняще отвечает его клиент, — Мне кажется, тебя уже зацеловали, потому что стать еще великолепнее невозможно».
«Приятно слышать это от тебя», — с усмешкой произносит Ренгоку.
Мужчина смеется и завязывает последние узлы вокруг тонких запястий парня. Он отходит на пару шагов, чтобы насладиться результатом своих трудов. Хорошо, очень хорошо. Тело юноши обернуто несколькими тонкими веревками, которые привязаны к основной, более прочной, проходящей вдоль всего его позвоночника, а затем исчезающей в углублении между ягодиц, для того, чтобы появиться спереди и обвить изящным узлом основание его члена, прежде чем снова соединиться с веревками, стягивающими грудь. Любое мельчайшее движение заставляет Ренгоку вздрагивать, прикосновение шелковистых нитей к обнаженной коже щекочущее и приятное.
«Никогда не чувствовал ничего подобного», — замечает юноша, но его клиент лишь с улыбкой качает головой.
«Это далеко не лучшая моя работа, — отмечает он, — В Японии даже есть специальные комнаты с крюками, на которые можно подвесить связанного человека».
«Звучит не очень удобно. Во Франции мы предпочитаем секс на кровати», — смеется Ренгоку.
«Ну, тогда давай устроим тебя с комфортом. Я помогу тебе откинуться на подушки, мой милый».
Мужчина бережно помогает юноше лечь и заботливо поправляет волосы Ренгоку, укладывая их ему на плечи. Он улыбается, пропуская длинные пряди между пальцами.
«Какие у тебя красивые густые волосы», — хвалит мужчина.
«Спасибо, — отвечает Ренгоку, — Этим я пошел в отца, мне часто говорили, что я его точная копия».
Как и младший брат. Воспоминание о нем снова приходит в голову юноше. А что, если бы Сенджуро сейчас лежал тут, а какой-то мужчина любовался его волосами? Нет, он никогда не допустит, чтобы брат повторил его судьбу. Он будет упорно работать, даже если это будет означать, что каждый мужчина Франции будет знать его обнаженное тело так же, как и он сам. И что бы не происходило с ним в этом доме, он сможет вынести все, если будет знать, что обеспечит брату лучшее будущее.
«Что ж, в своем следующем письме передай отцу благодарность за такого сына», — возвращает его к реальности голос клиента.
Ренгоку молча смотрит, как мужчина снимает одежду, а затем садится рядом с ним, чтобы еще раз взглянуть на свою работу. «Жаль, что тут нет художника, способного запечатлеть тебя. Тогда я бы мог любоваться тобой снова и снова. Ты завораживаешь».
«Все благодаря тебе».
«Нет. Я лишь подчеркнул красоту, дарованную тебе природой. Ты такой гордый, сильный и сияющий. Настоящий Турнесол. Ты сам выбрал это имя?»
Ренгоку улыбается. «На самом деле, это была шутка Белладонны. Он сказал, что я выгляжу слишком ярко, словно одинокий подсолнух посреди поля. Но мне понравилось сравнение, и я решил называть себя так».
«Солнечное имя для солнечного мальчика».
Мужчина начинает целовать его шею и грудь, проникая языком между веревками, спускаясь все ниже и ниже. Каждый раз, задевая узлы, он посылает вибрации туда, где затянута самая большая петля, к члену юноши. И хотя это даже приятно, Ренгоку все равно не может отделаться от тягостных мыслей. Как бы клиент не старался доставить ему удовольствие, он недвижимо лежит, устремив невидящий взгляд ввысь и гадая, насколько жесток будет с ним Музан этим утром.
Зеницу тоже не был одинок в этот час. Было необычно, что он привлек клиента так рано ночью. Обычно на него обращали внимание только далеко после полуночи, когда более популярные Цветы были заняты, или посетители были слишком сильно пьяны, чтобы привередничать.
Но в данный момент мальчик совсем не радуется тому, что сегодня клиент выбрал его. Этот мужчина — один из постоянных мучителей Зеницу. Сейчас он развлекается тем, что заставляет юношу лизать ботинок его левой ноги, в то время, как правая нога клиента упирается в промежность парня. И он давит все сильнее и сильнее, пока глаза Зеницу не начинают слезиться от боли. Добившись своего, мужчина носком ботинка приподнимает подбородок мальчика, чтобы лучше видеть его красивое лицо.
«Как мило, — говорит он, — Когда ты плачешь, ты похож на страдающего ангела, Амариллис. Твои слезы яркие, как дорогие бриллианты, а на вкус они, наверное, сладкие, как материнское молоко».
«Больной урод», — думает Зеницу. Хотя это далеко не самое странное, что ему приходилось слышать от клиентов. Он привлекал садистов и извращенцев, как никто другой из парней. Большинство клиентов доводили мальчика до слез, хотя они искренне считали, что его лицо самое прекрасное, что им доводилось видеть в жизни. Но эти ублюдки возбуждались от вида раздавленной красоты. Словно жестокие дети, которые отрывают крылья бабочкам или растаптывают ни в чем не повинный цветок. Люди с грязной душой тянулись к хрупкому и изящному юноше, но лишь для того, чтобы ощутить свою власть над его чистотой. Зеницу ненавидел их всем сердцем.
Самая большая проблема Зеницу была в том, что даже если бы клиенты относились к нему так, как он на самом деле заслуживает, он все равно никогда не смог бы получить удовольствие от их компании. Он единственный из Цветов, кого абсолютно не интересовал мужской пол. Его всегда привлекали только девушки. Несмотря на то, что он вырос в приюте, он мечтал, что когда-нибудь встретит ту, которую полюбит, на которой захочет жениться, о том, что у него будут собственные дети, и он никогда их не бросит. Это стремление к счастью и толкнуло его в объятия недостойной женщины, которая сбежала от него, оставив после себя лишь долги. Тогда Музан купил его и поместил в это мерзкое место, и у Зеницу не осталось никакой надежды однажды осуществить свои мечты.