бнимает за плечи своего понурившегося друга, что-то тихо шепча ему. Услышав скрип открывшейся двери, Ренгоку сразу же вскакивает, устремляя на вошедших покрасневшие, полные слез глаза.
Без колебаний Гию отталкивает Танджиро и Иноске и направляется к нему, немного прихрамывая, но, тем не менее, пылая решительностью. Ренгоку делает шаг назад с бессвязным бормотанием: «Гию, прости… я не мог… Музан бы…»
Но Гию не нужны его слова. Он стремительно падает в объятия своего друга, крепко-накрепко охватывая его. На секунду Ренгоку замирает, широко распахнув глаза, пока его руки безвольно висят в воздухе, но потом и он отчаянно обнимает Гию в ответ. Танджиро понимает, насколько же были близки трое старших парней, они значили друг для друга не меньше, чем для него значат Иноске и Зеницу. Пусть они побудут вместе, оплакивая свою потерю. Дернув Зеницу за рукав, Танджиро взглядом указывает ему на противоположную сторону кровати, куда все три мальчика и перебираются, молча сочувствуя своим друзьям.
«Гию, прости меня, умоляю, прости, но я не мог иначе, — сквозь слезы шепчет Ренгоку, — Музан бы обязательно сорвался на ком-то из нас, если бы мы не вмешались».
«Не надо, Кеджуро, я все понимаю и не виню тебя. Я сожалею о каждом сказанном слове. Просто… это так больно. У меня есть вы, а Сабито… теперь он совсем один», — тихо произносит Гию.
«Неправда, — подает голос Зеницу со своего места, — У Сабито все еще есть мы».
«Конечно, — добавляет Танджиро, — Даже я пробыл здесь совсем недолго, но для меня вы стали семьей. Я никогда не перестану считать Сабито братом только лишь потому, что он теперь не с нами. Я никогда не забуду его и постараюсь найти способ все исправить».
«И я, — говорит Иноске, — Мы не позволим Музану сломить нас. Мы не только спасем Сабито, мы и сами уберемся из этого проклятого места».
От этих уверенных, честных слов в сердце Гию появляется давно забытое им чувство надежды. Быть может, не все еще потеряно? Если все его друзья так уверены, что смогут найти Сабито, это значит, что его мечта не настолько уж неосуществима? Действительно, надо просто успокоиться и дождаться письма, в котором Сабито сообщит им, куда определил его Музан, а потом уже они смогут продумать план дальнейших действий. И глядя в наполненные решимостью лица трех юных Цветов, Гию чувствует, что слезы вновь начинают щипать его глаза, но сейчас это скорее горячие слезы облегчения, а не ледяные слезы безысходности.
Прошло несколько дней с тех пор, как Музан избавился от Сабито. И вот управляющий сидит в своем темном мрачном кабинете, озаренном пламенем камина. И хотя сейчас лето, ему холодно. Его хрупкие ладони и маленькие, как у женщины, ступни постоянно мерзнут, как бы он не старался их согреть. Сидя за узким деревянным столом, Музан с ненавистью смотрит на стопку писем, лежащих перед ним. Он никому не признается, но в последнее время он боится получать почту. Всегда есть риск, что среди белоснежных конвертов окажется тот, что будет содержать уведомление о повышении арендной платы, счета от поставщиков, жалобы от недовольных его деятельностью комитетов. Если бы только его сотрудники знали, с каким трудом ему удается удерживать Сад Греха на плаву, сохраняя его имидж достойного и роскошного заведения. Почему они никогда не задумывались, что, несмотря на небольшие порции, он кормил их только свежими и дорогими продуктами, что в их комнатах стояла новая удобная мебель, а постельное белье, на котором после бессонной ночи отдыхали их неблагодарные тела, ничем не отличалось от того, что было постелено в комнатах для приема гостей? Почему его работники вынуждают держать их в страхе, не замечая этих проблесков заботы?
Рассеянно просматривая письма, Музан не может перестать думать о своих самых проблемных подчиненных, о Цветах. Возможно, он действительно подверг их слишком жестокому испытанию. Возможно, под видом наказания он даже исполнил свое затаенное желание. Сабито всегда мешал ему тем, что был слишком близок к Гию, а Музан подсознательно хотел занять его место. Всего единожды, угрозами и шантажом, он смог принудить Гию к сексу, но взгляд, полный ненависти и пренебрежения, который необыкновенно прекрасный мужчина бросил на него, когда они закончили, свел на нет все полученное Музаном удовольствие. А Сабито, этот искалеченный урод, получал всю любовь и нежность Гию просто так, за одно лишь свое существование. С тех пор Музан и сосредоточил свое внимание на Ренгоку, выдумывая поводы выплескивать на него свой гнев и накопившееся сексуальное напряжение, выжидая, когда же Гию оступится.
Музан искренне считал, что все Цветы принадлежат ему, но кто-то из них представлял для него больший интерес, кто-то меньший. Сабито для него всегда был лишь приложением к Гию, Зеницу — просто мальчиком с милой мордашкой, которого он рассматривал, как вложение средств, Танджиро он взял скорее ради разнообразия, чтобы потешить постоянных клиентов свежей плотью. Но Гию, Ренгоку и Иноске — совсем другое дело. Несмотря на то, что Гию и Ренгоку отличаются друг от друга, как небо и земля, оба этих парня привлекали Музана, и он не мог позволить им увлечься другими мужчинами. В Иноске же Музан видел свое лучшее творение. Он с одиннадцати лет растил из этого мальчишки идеальный Цветок, взращивал в нем его природную капризность, высокомерие, дерзость. Еще бы несколько лет, и он вполне смог бы затмить чересчур гордого Гию, клиенты выстраивались бы в очередь, чтобы хотя бы на час стать обладателем его безупречной, ослепительной красоты. Но нет, даже этого вздорного ребенка испортила забота Сабито и Ренгоку, а с появлением Танджиро он и вовсе начал постоянно летать в облаках, вместо того, чтобы усердно работать, соблазняя посетителей в гостиной, как раньше. Черт, лишь бы Иноске не пошел по пути Гию, иначе клумбу с Цветами вновь придется проредить.
Музан крепко сжимает письма в руке, задумавшись о предательских склонностях своих мальчиков. Да, он хотел, чтобы они любили и считали старшим братом его самого, но раз они настолько глупы и понимают лишь язык страха, значит так тому и быть. К тому же, пытать их слабые тела слишком заманчиво, и отказать себе в этом удовольствии Музан неспособен.
Перебирая почту и откладывая в сторону письма для девочек от их семей, мужчина внезапно натыкается на конверт, адресованный Гию. Возможно, он бы и не обратил на него особое внимание, если бы это не было первое письмо для юноши за все то время, пока он находится здесь. Вглядевшись в обратный адрес, Музан понимает, что оно отправлено из пригорода. Что ж, значит Сабито все еще не понимает, что отныне он отработанный материал, которому закрыт любой доступ в Сад Греха, пусть даже и такой незримый. Конечно же, он никогда не отдаст Гию письмо от бывшего любовника.
У Музана мелькает заманчивая мысль разрешить эту переписку и наблюдать, как два влюбленных сердца корчатся в разлуке, как медленно затухает их чувство, и осознавать, что именно он является причиной их мук. Но, с другой стороны, пусть лучше его Белладонна быстрее приходит в себя и возвращается к работе.
И не только она.
Мужчина подносит к глазам белый конверт с тонким аккуратным женским почерком. Интересно, каким способом Зеницу умудрился заполучить себе поклонницу на воле? Положа руку на сердце, Музану было абсолютно наплевать и на Зеницу, и на его подружку, женщин он вообще не считал за людей. Но именно сегодня, находясь под впечатлением от письма Сабито, мужчина решает, что он позволяет слишком много свободы своим обнаглевшим Цветам. Амариллису было бы полезнее думать не о девичьих прелестях, а о том, как наладить собственную работу, мальчишка и так общается к клиентами из рук вон плохо. С этого момента он и Гию больше не получат ни единого письма от своих возлюбленных.
И два письма, несущих в себе слова любви и поддержки для ждущих их сердец, опускаются в пылающий огонь камина, чтобы навеки сгинуть, так и не достигнув адресатов.
Теперь Цветы не могли расслабиться ни на секунду. Сколько бы они не проветривали комнату, казалось, что весь воздух был заряжен напряжением. Они чувствовали присутствие Музана всегда и везде. Ночи зловещий мужчина проводил в гостиной, днем он неслышно появлялся из-за угла, наблюдая, как вымотанные юноши убираются в гостевых комнатах. Измученным постоянным ожиданием беды парням казалось, что они ощущали взгляд Музана даже когда в одиночестве принимали душ, и когда получали положенные им порции еды на кухне.
Или не получали.
Ренгоку до сих пор держал в тайне то, что Музан морит его голодом, но трое младших мальчиков постепенно начали замечать, что с их всегда веселым и жизнерадостным товарищем что-то происходит. Парень постоянно выглядел усталым и осунувшимся, несмотря на то, что теперь он большую часть времени спал или хотя бы просто дремал в постели. Каждый его жест выглядел так, будто давался ему с большим трудом, и Цветы уже забыли, как звучит его громкий радостный смех. Им доставались лишь жалкие вымученные улыбки на осунувшемся лице. Танджиро, Иноске и Зеницу с ужасом замечали, что теперь и Гию часто составляет компанию своему постоянно лежащему в кровати другу, куда-то пропадая, а потом возвращаясь в постель с пустым безразличным взглядом. Мальчикам не оставалось ничего другого, как молчаливо переглядываться и списывать состояние старших парней на тоску по Сабито. Теперь им было не до веселья и глупых игр, но они все еще не понимали, как же обстоят дела на самом деле.
Однако, тайна состояния Ренгоку раскрывается спустя пару дней.
Отработав очередную бессонную ночь, Цветы возвращаются в спальню, чтобы снять пропахшую чужими мужчинами одежду и одеть свои родные мягкие халаты перед тем, как направиться в душ. Шествующие впереди трое мальчиков обсуждают свои успехи и то, с какими извращенцами им пришлось столкнуться на этот раз, но их болтовню прерывает взволнованный вздох и глухой звук упавшего на пол тела. Обернувшись, Иноске первым спохватывается и бежит помогать изумленному Гию, пытающемуся приподнять лежащего на ковре Ренгоку. Парням удается усадить потерявшего сознание юношу, прислонив его спину и голову к груди Гию. Испуганный Зеницу, ударившийся в слезы, падает на колени перед недвижимой фигурой своего покровителя и гладит его по щекам, умоляя прийти в себя.