Лениво шевельнулась тревога, но я поспешила отмахнуться от неё. Я не должна выбыть.
На столе в гостиной, освещённой так же скудно, как и коридор, действительно оказалось блюдо, полное спелых фруктов, будто на Уровне царит ласковое лето, а не хлёсткая, мокрая, злая зима.
— Если честно, я не могу различить тебя и Оринни, хотя вы и разные, — не удержалась я от замечания.
Мэрви закатила глаза.
— У нас один отец. Наши семьи… недолюбливают друг друга.
Я едва не поперхнулась.
Так они единокровные сёстры?! Тогда, в общем-то, неудивительно, что они казались мне какими-то одинаковыми. Да и внешность у Мэрви куда более блеклая, чем у всех прочих. Лалли красавица, Эби-Ши сизоволосая, Аяри рыжая, у меня глаза-ледышки (хотя «ледяной ключ» мне нравится куда больше), Накки ощутимо смахивает на парня… У Мэрви были тёмно-русые с пепельным налётом волосы, бледная прозрачная кожа, каре-зелёные глаза, небольшой безвольный рот с едва заметно выступающей нижней губой и едва заметная россыпь веснушек на маленьком прямом носу. Фигура же её была худощавой и несколько нескладной, как будто она замерла в состоянии между подростком и взрослой девушкой и так и не определилась, кем ей удобнее быть.
Ну, её сестрёнка Оринни всё же потемнее волосами и поярче лицом. И формы у неё более женственные. И это она время от времени смело вбрасывала хлёсткие фразы, чтобы осадить то Лалли, то кого-то ещё.
Но раз они обе от одного отца, то понятно, в кого такие молчаливые.
— Вот как, — протянула я. — Значит, дар течений передался вам обеим через отца.
Расспрашивать о подробностях их жизни я сочла ненужным. Фраза «наши семьи недолюбливают друг друга», а также примерно одинаковый возраст обеих сестёр сказали достаточно много.
Мэрви пожала плечами.
— Может быть.
— Я в любом случае рада более близкому знакомству. Мне было не по себе от вашего молчания.
— Как-то не приходилось к слову. А тогда, в первый день, я даже была рада, что до нас так и не дошла очередь рассказывать о себе. Тогда вы стали бы свидетелями некрасивой сцены.
Я хмыкнула и отхлебнула чая.
Мёд и липа.
Да уж. Если недолюбливают друг друга…
Не стоит без оглядки верить скромному виду и тихому поведению.
— Ты же была замужем, да? — вдруг спросила Мэрви.
Начинается.
— Была.
— А как вы познакомились с ним? — Её взгляд загорелся интересом.
Я вздохнула.
Конечно, доверять не стоит, но есть некоторые вещи, которые ценности не представляют. Ими поделиться можно.
— В библиотеке.
Мэрви округлила глаза.
— Где?!
— В библиотеке, — повторила я. — Можешь не верить, но я серьёзно. Я там работала какое-то время после школы. Там он меня и увидел. Мне было двадцать, если что.
…и после этого у меня появилась стойкая неприязнь к библиотекам из-за постоянно всплывающих навязчивых воспоминаний. В последнее время, правда, эта неприязнь стала меркнуть, и хорошо.
— Вы любили друг друга?
Я чуть не расхохоталась в ответ. Да уж, обожали просто!
— Нет. Мы не ладили. Этот брак был полезен нам обоим, мы получили, что хотели, но… Он погиб в кораблекрушении, и я почувствовала облегчение. И вот я здесь.
— Понятно, — тихо ответила Мэрви, покраснев. Кажется, она сама укоряла себя за проявленный интерес.
— Вас можно принять за шпионок, — сказала я. — Тебя и Оринни. Очень уж тихие.
Выражение лица Мэрви было неподражаемым.
— Мы не шпионки! — выдохнула она. — Нас бы сразу поймали!
— Да, — кивнула я. — Потому что слишком тихие.
Мы обе замолкли — приближались чьи-то шаги. Твёрдые, размашистые, даже чересчур уверенные.
— О, Лалли! — воскликнула Мэрви, завидев нашу красавицу с самым болезненным самолюбием в мире. — Тебе тоже не спится?..
— Замолкни, — процедила она и плюхнулась на диван. Несколько подушек упали на пол.
— Не очень-то вежливо, — заметила я.
— А ты не смей меня учить! — накинулась Лалли уже на меня.
— Я и не собиралась. Только этого мне и не хватало для полного счастья.
— Вот и сиди молча!
Я фыркнула. Ну что за человек!
Даже в неверном свете тусклых светильников, со следами недосыпа, в халате Лалли была очень хороша. Пожалуй, усталость даже наложила на её облик печать какой-то особой прелести. И почему такая внешность досталась эдакой стерве?..
Лалли очень походила на тех заводил из моей школы, которые со своей «свитой» из рыб-прилипал пытались меня травить в разное время. Так уж вышло, что я училась в обычной городской школе для девочек, потому что денег на домашнее обучение, положенное детям из высоких семей, не было. Все знали, кто я и какого рода — такова сущность народной молвы. По понятным причинам надо мной издевались. Точнее, пытались. Недостаточно крепкими оказались зубы!
Впоследствии, правда, мне пришлось снять этот панцирь, за что и расплатилась сполна.
— Я скоро вернусь, — тихо сказала Мэрви и, отставив пиалу, поспешила скрыться от тяжёлого взгляда Лалли.
Я же, назло ядовитой прелестнице, осталась сидеть в гостиной с самым невозмутимым видом. Лалли угрюмо теребила чёрную кисточку на одной из подушек. Тишина стояла такая, что ещё чуть-чуть — и кровь пойдёт из носа, изо рта и глаз.
— От твоего взгляда фрукты сейчас заплесневеют, — заметила я. — Лучше возьми персик. Глянь, какой спелый!..
— Ты мне не нравишься, — вдруг выдала Лалли.
— О, поверь, это взаимно. О нашей ненависти можно слагать легенды — такие же красивые, как и о чьей-то любви!
— Ты жалкая, — продолжала Лалли. — Ты — и все, кто мечтает вернуть себе положение. Раз ваши семьи позволили себе исчезнуть из истории Уровня, значит, выродились, и больше вы ни на что не годитесь. Твои попытки всё вернуть через этот отбор — жалкие! Очень скоро ты отсюда вылетишь. Я позабочусь об этом.
Я засмеялась.
Лалли вовсе не опасна. Она простодушна, прямолинейна и предпочитает давить соперников лицом к лицу — в этом она сильна. Скрытое поле битвы вовсе не для неё. В ней скрыта невообразимая мощь, и хорошо, что она её ещё не осознала в полной мере.
— Очень жаль, что юные, восходящие на небосвод истории Миддуны семьи озаботились покупкой титула, а вот надлежащим воспитанием своих детей — нет. Твоим родителям — а уж тебе тем более! — следует помнить, что с таким подходом далеко вы не уйдёте, и те, кто жаждет возвращения, быстро перехватят у вас все возможности до единой.
…ведь многие древние семьи угасли как раз по этой причине. Они слишком полагались на своё имя, всё меньше и меньше подкрепляя его словами и действиями.
Ведь имя — это просто пустой звук, если нет никого достойного из его носителей.
Я думала, Лалли после этих слов опрокинет стол и ринется на меня разъярённой кошкой, но нет — её лицо на миг исказилось, но всего лишь на миг.
— На отборе манеры не оцениваются, — сказала она на удивление спокойно. — Когда я выиграю, я быстро поправлю их. Признаюсь, они у меня страдают.
Ничего себе! Она признала собственный недостаток! Вот это да! Что же будет дальше?!
— Главное, чтобы тебя не стёрли в порошок до того, как ты их поправишь.
— Не сотрут, — самодовольно заявила Лалли.
Конечно, нет. Потому что ты не выиграешь и окажешься дома, в безопасности.
Но всё же она красивая. Настолько, что даже меня зависть берёт. Она красивая — и, что называется, без прошлого. Полная сил, уверенная в себе, не знающая мужского предательства и мужской жестокости, зато знающая только мужское восхищение. У неё всё впереди: и хорошее, и плохое.
— Что тут творится? — раздалось недовольное бурчание. — Доброе утро, кстати…
Эби-Ши.
У ныряльщицы тоже выдалась бессонная ночь. Выглядела она изрядно помятой.
Лалли при её виде скривила губы и поспешила уйти, что заставило нас с Эби-Ши обменяться полными недоумения взглядами. Я пожала плечами.
Так сложилось на нашем Уровне, что место в круге аристократии можно купить, отвалив в казну триста тысяч золотых солнц. Немыслимая сумма! Как я поняла, отцу Лалли удалось её выплатить, и вот теперь Лалли кичится, как только может, своим новым положением.
У моего благоверного тоже была такая мечта, и он много работал, чтобы её достичь. И он пошёл другим путём — он женился на так удачно подвернувшейся мне. По законам Миддуны, муж может рассчитывать на вхождение в аристократию, если его жена обладает высоким происхождением. Ему в этом случае нужно подать прошение и заплатить всего лишь сорок тысяч солнц, что он и сделал, получив желаемое в итоге.
Расчёт во всей красе.
Эби-Ши заняла место Лалли и, казалось, забыла обо всём на свете, вяло покусывая медово-жёлтое яблоко. Заговаривать со мной она не пыталась и очень скоро начала клевать носом. Я за это время успела переодеться и переплести растрёпанную косу. Сна не было ни в одном глазу.
За окном начало сереть, когда подтянулись остальные девушки. Мэрви тут же подсела ко мне, Оринни же, смерив сестричку странным взглядом, села на самый краешек дивана подальше от нас. Аяри, кажется, спала хорошо, потому что вышла свежая, бодрая и цветущая, и на нашем унылом фоне это выглядело почти неприлично.
— Ваше высочество! — вдруг пискнула рыжая, и мы поспешили выстроиться в ряд, когда дверь открылась, и нашим взорам предстала принцесса Айгви, одетая как-то слишком тепло для согреваемого магией Дворца-на-Утёсе.
— Доброе утро, барышни, — сказала она, с улыбкой оглядев нас. — Я почему-то была уверена, что вы не спите в такой ранний час. Рада, что не ошиблась. Посмотрите друг на друга. Кого не хватает среди вас?
Мы все обменялись недоумёнными взглядами.
Кого же нет?..
Дружно охнули.
Накки!
Нет Накки. Нет нашей Накки, так похожей на парня. Где же она?..
— Вы всё верно поняли. Накки — первая выбывшая. Вы все остались в отборе, — ответила принцесса, правильно истолковав нашу реакцию.
Запоздало застучало сердце. Я осталась. Я прошла. У меня по-прежнему есть шанс. Какое облегчение!