ржали с обеих сторон, и она не могла вырваться.
Что происходило в жизни Лалли тогда, даже думать не хочу. Её крики и плач рвали душу на части, и она всё умоляла кого-то не бить её бабушку. Я поняла, что слишком жадно и заворожённо таращусь на неё, и отвела глаза. Отвела — чтобы встретиться с внимательным взглядом королевы-прачки.
— О нет…
Я ведь не касалась призрачной крови! Почему?.. Неужели не в крови дело?
На месте прачки стоял ОН.
— Любимая, почему ты сидишь на полу? — с улыбкой, на которую так легко попасться, заговорил он.
Я вскочила, и меня повело в сторону. Пришлось ухватиться за один из тросов, чтобы не упасть.
Ардвин. Мой муж. Он предстал передо мной в нарядном костюме, в котором был на нашей свадьбе. Его светлые волосы были тщательно заплетены для столь торжественного случая. И в руке он держал золотую цепочку с массивным медальоном в форме солнца.
О, я хорошо знаю этот медальон.
Свадебный подарок. И он же — сосуд для семейного проклятия, которое я до сих пор ношу в себе, чтоб ему провалиться!
— Ты не рада мне? — удивлённо спросил Ардвин. Я знаю это выражение — простодушно-изумлённое, почти по-детски наивное. С таким выражением люди вроде Ардвина в следующий миг перерезают горло тем, кто их разочаровал.
— Нет. Не рада. Ты последний человек на свете, кому я порадуюсь, — прошептала я.
И тут я заметила, что я в подвенечном платье. Том самом платье — роскошном, пышном, отделанном садхарским кружевом и расшитом янтарём с южных краёв Миддуны. Оно достойно самой королевы! И тогда, в день свадьбы, я была безумно счастлива носить его.
— Ты в золотой маске. Она очаровательна. Очень тебе идёт, — заметил Ардвин, приближаясь ко мне. — Блеклая речная жемчужинка в золотой оправе будет теперь стоить куда дороже! Но это неважно. Пойдём, родная. У нас впереди брачная ночь и вся жизнь. Ты больше ни в чём не будешь нуждаться.
Меня скрутило и вырвало прямо на палубу. Я даже не успела осознать своё состояние. «Укачало… просто укачало. Я ведь никогда прежде не была на корабле, — отстранённо и холодно подумала я. — Хотя кого я пытаюсь обмануть? Мне тошно от одного лишь твоего вида».
Только почему меня вырвало вязкой, как кровь из кадки королевы-прачки, чернотой, окропившей ослепительно-белый подол платья? Неужели я избавилась от того, что замерло внутри меня? Замерло до первого удобного случая?..
— Ты мёртв, — хрипло произнесла я фразу, которую в последнее время повторяла про себя слишком много раз.
— Разве? Вот он я, перед тобой, — Ардвин раскинул руки. Повисший на ладони медальон качнулся из стороны в сторону.
— Ты мёртв. Ты утонул. А я — не твоя собственность. Я не вещь, чтобы принадлежать кому-то, — заговорила я, и голос задрожал от засевших в груди слёз.
Я так давно хотела высказать эти слова! Выкрикнуть их в унисон со штормом, но получилось жалко. Ардвин спокойно и насмешливо улыбался, слушая меня. Он медленно приближался, и качка ничуть не нарушала его шага.
Вот так и рушилась моя решимость, тогда — и вот сейчас. Разбивалась вдребезги, как хрусталь о камень, об эту спокойную, безжалостную, наглую, непоколебимую уверенность в праве определять, кто какой судьбы достоин.
Я покорялась Ардвину, как жена — мужу, но я до сих пор не могу понять, как и в какой момент я позволила ему подавить и сломить себя, причём сломленной я осталась и по сей день, и это прискорбно.
И самое главное — когда я сама себе позволила так к себе относиться?..
— Не забывай, моя Жемчужинка, что твоя магия — твоя золотая оправа! — появилась лишь благодаря мне. Люди не продаются. Ты же, облачившись в золото, пришла во дворец продаться вновь, но уже в разы дороже. Тогда я тебя купил, причём, заметь, задорого! Кто ты после этого, если не вещь?!
И прямо на глазах он начал превращаться в чудовище из моего сна. Сквозь богато украшенный сюртук стали пробиваться тонкие чёрные щупальца. Сам сюртук, обратившийся в лохмотья, осыпался, и ветрам открылось противное брюхо с узором белёсых вен. Только лицо осталось человеческим — красивым, холёным, породистым. И не скажешь по нему, что его обладатель только-только заполучил высокий статус!
Это и есть их родовое проклятие. Рано или поздно все, в ком оно проснулось, начинают превращаться в скользких тварей. И я ношу в себе это проклятие и успешно борюсь с ним.
Ардвин заразил меня им через этот чудесный медальон. Раз уж я его жена, то должна следовать за ним до конца и в горе, и в радости, и в кровном проклятии.
Но что это?
Я взвизгнула. И следом разрыдалась от отчаяния.
Кожа… моя кожа начала чернеть. От локтя под прозрачным рукавом и до запястья.
— Ненавижу тебя… ненавижу… — хныкала я, глядя, как чернеют и удлиняются мои ладони и пальцы. — Даже после смерти достал…
— Пойдём. Ты принадлежишь мне.
Его щупальца хлёстко обвили моё запястье и дёрнули на себя. Они были ледяными настолько, что помутилось в глазах. Ноги подкосились, и я упала. В следующее мгновение мир вокруг померк, и я провалилась в тьму.
…Пробуждение было неприятным. Я открывала глаза и сразу же закрывала, потому что перед взором всё начинало бешено кружиться. Но всё же я, зажмурив один глаз, смогла рассмотреть свои руки. Слава Отцу и Матушке, они были нормальные.
Но что с остальным телом? Печать проклятия проявилась? Об этом уже знают?.. Если да, то конец моему участию в отборе.
Я осторожно перевернулась набок и смежила веки в надежде уснуть, однако сон не шёл, как назло, только поверхностная липкая дрёма заволокла сознание. От неё легче не становится, как правило.
Сквозь дремоту я почувствовала, как по мне, цепляясь коготками за ткань, пробежались крошечные лапки.
Бусинка? Как ты выбралась из террариума?..
Ящерица забралась под одеяло и затихла на моём животе. Мне показалось, или как будто становится легче? Как будто сгусток тьмы внутри меня или потеплел, или уменьшился, или вовсе начал отступать…
Наверное, кажется.
В комнате было светло. Не знаю, сколько я так пролежала, то замирая в тумане на границе сна и яви, то бессмысленно скользя взглядом по стене. Зимние дни коротки, и комната уже погружалась в полумрак.
Дворец-на-Утёсе… Как мы вернулись? И кого-то уже исключили? Наверное, если я здесь, то всё прошло относительно благополучно?
Я всё-таки с трудом, но встала и посадила Бусинку в террариум. Меня кто-то переодел в мягкую ночную рубашку. Я спешно стянула её и встала перед зеркалом. Повертелась, рассмотрела себя. Нигде нет ни следа проклятия. Какое облегчение.
Значит, это всё действительно было иллюзией.
Ужасное испытание. И точно ли прачка была его частью?
Оделась, привела в порядок волосы и вышла из комнаты. В гостиной было тихо, и я решила, что там, скорее всего, никого нет.
— А, это ты.
И снова Лалли, угрюмая и какая-то потерянная. Впрочем, я вряд ли лучше выгляжу.
Но как ей удаётся оставаться красивой даже в помятом состоянии?! Что за магию она применяет?!
— Да, это я. А где остальные?
Лалли скривилась и взяла сливу с блюда с фруктами. Перед ней на расписной тарелке уже выросла горка из апельсиновых корок и персиковых косточек.
— Кто их знает? Наверное, переваривают вчерашнее. Ди-Ди видела только. Она прямо-таки не в себе, совсем не похоже на неё.
— Откуда же нам знать, что на неё похоже? Мы едва знакомы, — пожала я плечами. — Да и наше состояние вряд ли сильно лучше. Кстати, кого-то уже исключили, не знаешь?
— Мэрви. Ди-Ди сказала, что от страха перед штормом она повредилась рассудком и бросилась за борт. Клятва её спасла и перенесла сюда. Но больше она нам не соперница.
— Вот как…
Скромная, тихая Мэрви… Я не ожидала, что это произойдёт так быстро. Да и за борт — это как-то слишком.
Жаль её.
Хотя, чувствую я, после этого испытания ни одна из нас не осталась прежней. Интересно, а вторая команда тоже столкнулась с призрачной королевой?
— Тебе не кажется, что с прачкой вышел перебор? — спросила я.
Передо мной возникли тарелка с дымящейся ароматной кашей, пара кусочков пышного хлеба и сладкое молоко с корицей. Завтрак как нельзя кстати, пусть и поздний!
— Да и без неё тоже перебор! Если уж так захотелось нас проверить, можно было и… — тут Лалли осеклась и прочистила горло. — В общем, у меня много вопросов к его высочеству.
— Как думаешь, что было целью испытания? Что принц хотел узнать о нас?
Лалли была не самой приятной собеседницей, но вопросы рвались и рвались, и я хотела поговорить хоть с кем-то. Хоть с Лалли.
— Нам же ясно сказали — важна только наша магия. Её и проверяли. Вдобавок ещё проверили, способны ли мы работать сообща. И раз мы здесь, мы это испытание прошли.
— Это я понимаю. Я о прачке.
— А… — помрачнела Лалли ещё сильнее, хотя, казалось, и некуда больше. — Не знаю. Даже думать об этом не хочу.
— А у тебя есть мысли, как мы здесь оказались? Как и кто нас перенёс с корабля?..
— Ты так спрашиваешь, будто я для тебя «Большой справочник сущностей мира»! Откуда мне знать?!
— Ну мало ли, вдруг знаешь? Нет так нет.
— Думаю, через клятву, — смягчилась Лалли. — Больше мыслей нет.
— Понятно.
— Когда эта каракатица выплеснула кровь, я что-нибудь делала? Говорила? — вдруг спросила она.
— Эм. Ты рыдала и умоляла кого-то не бить твою бабушку. Вот. А потом не знаю — меня саму накрыло.
— Проклятье! — процедила Лалли.
— Не переживай. Думаю, мы с Оринни были не в лучшем положении.
Лалли закрыла лицо ладонями и нервно рассмеялась.
— Она была единственным человеком, которому я действительно была нужна, — заговорила она. — Который после смерти мамы любил меня по-настоящему. Она поздно родила маму, и я помню её уже седой. А они… пришли и убили её. Забили до смерти пожилую женщину. Ногами. Забили. Вот так.
— О…
Пряча глаза, Лалли поспешила уйти.
Слова сожаления так и остались невысказанными. Было безумно интересно, кто же были эти люди, но не думаю, что мне стоит лезть с расспросами на такую тему. В голосе Лалли звучала сталь затаённой ярости, которая толкает на многие поступки, и не все из них бывают обдуманными.