– О, я этого не заслуживаю! Я всегда обожала разыгрывать комедии, переодеваться, менять облик. Мне так понравилось быть Миной Ван Зельден...
– Да, но в ближайшем будущем вам все-таки придется довольствоваться ролью План-Крепен, – вмешалась маркиза. – Лично с меня довольно: вчерашняя комедия едва не обернулась трагедией. А пока давайте сядем за стол и выпьем шампанского в честь нашей героини!
– Шампанского! – возмутилась Мари-Анжелина. – Когда Альдо находится между жизнью и смертью!
– Он не выздоровеет быстрее оттого, что мы станем пить одну воду. Нам нужны конструктивные мысли, а для меня в этом деле шампанское почти так же незаменимо, как молитвы! Мы выпьем и за его здоровье. Впрочем, я уверена, что он выкарабкается.
И, опершись на руку Адальбера, неукротимая старая дама направилась в столовую. И никто не видел, что на глазах у нее блестели слезы...
Что касается Лизы, то, когда она назавтра во второй половине дня переступила вместе с Адальбером порог палаты в клинике профессора Дьелафуа, ее глаза были сухими, но встревоженными. Встретившая их старшая медсестра оказалась очень милой, по-матерински заботливой и толковой. Для начала она пригласила их в свой кабинет, где предложила Лизе сесть и угостила ее сигаретой.
– Вы думаете, мне необходимо ободрение? – прошептала та, неуверенно оглядываясь кругом.
– В этом нуждаются все и всегда. Жар спал. Но еще недостаточно, больной пока слаб и находится в состоянии, близком к бессознательному. Сегодня профессор настроен более оптимистично, но, когда речь идет о таком... внушающем беспокойство случае, как этот, я имею обыкновение предлагать родным, пришедшим в клинику, сделать передышку между улицей и палатой. Это позволяет им войти к больному более спокойными, а я успеваю... изменить их поведение и внешний вид, потому что надо же думать о том, какое впечатление они произведут на того, кого пришли повидать.
– О чем вы? – переспросил Адальбер.
– О том, что залитое слезами лицо, растрепанные волосы, преждевременный траур производят на больного тягостное впечатление. Слава богу, к вам это не относится, – прибавила сестра, повернувшись к Лизе и с улыбкой рассматривая костюм из черного бархата и бледно-голубого шелка, в котором княгиня выглядела такой элегантной: тюрбан из обеих материй плотно закрывал ее голову, позволяя увидеть надо лбом лишь корни темных волос.
– Мадам выглядит... безупречно!
– Вы не преувеличиваете? – со смехом произнес Адальбер.
– Нисколько! Одна моя больная на другой день после операции упала в обморок при виде черной сутаны священника. Это был друг, пришедший ее навестить, но она-то думала, что он явился ее соборовать! А теперь можете идти!
Вслед за сестрой Лиза с Адальбером прошли по пахнущему воском и дезинфекцией коридору, в конце которого виднелась застекленная дверь, ведущая в сад. Медсестра открыла дверь и отошла в сторону: перед ними был Альдо.
Лежавший на спине с вытянутыми вдоль тела руками в безупречно заправленной постели Морозини казался еще выше, и вид у него, с этим восковым, несмотря на загар, оттенком кожи, с побледневшими губами и закрытыми глазами, был довольно жалкий. Лиза села на стул, стоявший у изголовья, и взяла в свои дрожащие руки большую смуглую руку мужа, потом взглянула на стоявшую в ногах кровати медсестру.
– Он может меня услышать? – спросила она.
– Не знаю. Сегодня утром князь очень метался, но сейчас успокоился.
– Может быть, он уснул?
– Вряд ли...
В самом деле, неподвижное лицо дрогнуло. И в то же время рука, которую держала Лиза, напряглась. Стиснув ее покрепче, Лиза наклонилась к мужу.
– Не тревожься, мой дорогой, – прошептала она. – Я здесь, рядом с тобой. Это я, твоя..
Лиза не успела договорить. Морозини открыл глаза и обратил к ней мутный, бесцветный взгляд. В то же время все его тело содрогнулось. Она почувствовала, как муж вцепился в ее руку.
– Таня! – слабо выдохнул он. – Вы здесь, Таня?
Лиза так резко отшатнулась, что чуть было не упала, и вырвала руку, словно пальцы Альдо ее обожгли. Ей стало нестерпимо больно, она бросилась к побледневшему Адальберу.
– Уведите меня отсюда!.. Уведите поскорее...
– Вам плохо, мадам? – забеспокоилась медсестра. – Пойдемте со мной!
– Нет... Нет, спасибо! Я только хочу уйти... Немедленно!
Казалось, Лиза вот-вот упадет. Адальбер взял ее под руку, чтобы увести из палаты, в которой осталась медсестра, усадил в одно из плетеных кресел, расставленных у застекленной двери, взяв ее ледяные руки в свои, принялся растирать. И одновременно пытался вывести молодую женщину из состояния транса, в которое она впала. Но она ничего не видела и не слышала. Все ее тело дрожало, и он понял, что после всего, что ей пришлось вытерпеть, это испытание оказалось последней каплей, переполнившей чашу страданий. И тогда он решительно, хотя сердце у него сжалось, влепил Лизе пощечину, в то же время Моля о прощении.
Средство подействовало. Лиза перестала дрожать и подняла на обидчика оживающий взгляд. Тогда он попытался вступиться за друга:
– Лиза, Лиза! Поймите, он все еще бредит...
В это время появилась медсестра, которая сказала примерно то же самое.
– Ваш супруг еще не пришел в сознание, мадам. Не надо обращать внимание на то, что он говорит...
Лиза, поочередно поглядев на них, ответила:
– Когда человек бредит, он не лжет. Тогда его устами говорит бессознательное. Благодарю вас за доброту, мадам! Пойдемте отсюда, Адальбер!
И Лиза покинула клинику с твердым намерением больше туда не возвращаться...На обратном пути домой она отказалась выслушать пламенную речь Адальбера, который снова попытался защитить друга.
– Значит, вы мне не верите, не доверяете? Клянусь собственной душой, что Альдо не был любовником этой женщины! Он жил у меня: если что, я бы знал, правда ведь?
– И вы можете поклясться в том, что он ее не любил? Разве не бросился он к ней, как только она его позвала?
– Как бросился бы на помощь любому другому человеку, оказавшемуся в опасности. Он всего-навсего оказался жертвой хорошо подстроенной ловушки, при помощи которой Агалар мог завладеть целым состоянием, точно зная, что мы не обратимся в полицию, поскольку Альдо обвиняли в убийстве...
– О, это я вполне могу допустить!
– Тогда почему бы не допустить и того, что между Альдо и этой женщиной ничего не было?
– Из-за того, что я только что слышала. И еще из-за письма...
– Того, что нашли в руке жертвы? Одно только это обстоятельство должно было сделать для вас подозрительным подобное свидетельство. Кроме того, вы не хуже меня знаете, что почерк можно подделать. Когда в комнату Альдо принесли браслеты принцессы Бринды, вполне могли прихватить образец его почерка. На секретере лежали черновики делового письма, которое он начал писать.
– У вас, похоже, на все найдется ответ.
– Потому что во мне говорит глубокое убеждение. Выслушайте еще вот что: едва его достали из колодца, он первым делом спросил о вас, он о вас беспокоился.
Лиза легонько погладила археолога по щеке.
– Милый Адальбер! Вы и впрямь лучший из друзей, какого только можно пожелать человеку! Ради Альдо вы отправитесь в ад, распевая гимны.
– Нет, Лиза, – ответил тот, внезапно став очень серьезным. – Если бы он сделал что бы то ни было, причиняющее вам страдания, я встал бы у него на пути. Я слишком... привязан к вам, чтобы такое стерпеть.
Затем, переменив тон, прибавил:
– Вы ведь не бросите Альдо из-за этого, тем более теперь, когда он, может быть...
– ...умирает? Бог этого не допустит. А о том, чтобы его бросить, и речи быть не может. И еще меньше – о том, чтобы развестись, ведь у нас дети!
– Только из-за них? Будьте искренни, Лиза! Можете ли вы представить свою жизнь без него?
Она, не ответив, отвернулась к окну, за которым проплывали деревья Булонского леса. В самом деле, хотя до клиники было совсем недалеко, они воспользовались машиной маркизы, чтобы по возможности избежать контактов с журналистами. А на обратном пути, когда они вышли из клиники, Адальбер, чтобы дать Лизе время успокоиться, велел Люсьену ехать через Лоншан.
– Ответьте, Лиза! Мне надо знать.
– Я бы сама хотела это знать. Давайте вернемся домой! И, хотя я не склонна уподобляться Терамену, я все же скажу вам всем одновременно, что я намерена делать.
Она и в самом деле сказала это в немногих словах:
– Если вы согласны меня потерпеть, тетя Амелия, я побуду у вас до тех пор, пока Альдо не окажется вне опасности. После чего вернусь в Ишль, к детям.
– И к этому замечательному английскому исследователю? – усмехнулась мадам де Соммьер.
Ответная улыбка Лизы была печальнее слез.
– Он никогда не приезжал в Рудольфскроне. Мы встретились с ним в Зальцбурге, у Коллоредо, и я с ним танцевала. Но я уже получила к тому времени письмо от Гаспара. Оно вызвало у меня раздражение, и я надеялась пробудить ревность Альдо, чтобы заставить его приехать ко мне. Это было глупо и совершенно ни к чему... и недостойно меня!
– ...но вполне действенно, – произнес Адальбер. – Могу вас заверить, что Альдо был в ярости.
– Наверное, не в такой, как вам кажется! Я знаю, каким он бывает в подобных случаях. Если бы он и впрямь так разозлился, он первым же поездом приехал бы в Ишль, несмотря ни на какой полицейский надзор. А я повела себя как... как...
– Не упрекайте себя! Я поступила бы гораздо хуже, – вздохнула маркиза. – Я всегда мечтала о приключении с великим авантюристом, но мне встретился лишь отец Фуко. Святой! Кроме того, я уже вышла из возраста шалостей. А теперь не могли бы вы решить сомнение в его пользу?
Вместо ответа Лиза поцеловала старую даму и ушла к себе. Маркиза тут же обрушилась на Адальбера.
– Совершенно бредовая история, но мне необходимо знать правду. Можете ли вы мне поклясться, что между Альдо и этой несчастной женщиной никогда ничего не было?
– Я ничего не знал и не видел, – ответил тот, пожав плечами. – А поручиться ни за что никогда нельзя...