Команда позволила мне расслабиться в их присутствие, и уже через пару дней я могла позволить себе заливисто рассмеяться от очередной шутки Бьерна или дурашливо толкнуть локтем медведя Фарона. Они оказались очень простыми и с моего позволения, расслабились и перестали вести себя со мной как с чем-то божественным, к чему следует относиться с покорным благоговением. Они рассказывали мне интересные истории, смешные случаи из жизни моряков и я ощутила на себе все значения слова «дом». Это не то место, в котором твои вещи или осталась твоя память, запечатываясь в голове бутылочкой с воспоминаниями, а там где есть люди, которым не безразлична твоя судьба. Каждый из них искренне волновался, когда я по своей же глупости выпала за борт, каждый по очереди держал в руках комок из одеял, в который я была закутана, и согревал своим теплом. Сильнее всех в ту ночь отличился, конечно же, капитан.
Я уснула, как только немного согрелась, а проснувшись, обнаружила раздетого мужчину под одним одеялом с собой. Сложив в голове все воспоминания, что приходили сквозь дрему, я поняла, что это Ирлинг раздел меня, избавив от мокрой одежды, это он растирал мои замершие ноги и руки и сейчас прижимал к себе, распластывая по своему горячему телу. Я лежала у него на груди и боялась показать, что не сплю, просто хлопала глазами и слушала тихий шепот капитана:
— Знаешь, я готов поспорить с богами за тебя. Я впервые допускаю, что они ошиблись. А может я не прав и сейчас виду себя как круглый идиот, шепча тебе эти глупости. — Он тяжело сглотнул слюну, поглаживая меня по обнаженной спине. — Не знаю что у тебя на сердце. Но хотел бы узнать. Ты такая хрупкая, Бланш. Я бы многое отдал, чтобы ты позволила защищать тебя всю жизнь. Да, я определенно идиот. Я готов отдать тебе себя, целиком и полностью и делай все что захочешь. — Он помолчал несколько секунд, его пальцы тоже остановились. — Но нужно ли оно тебе, моя дорогая Бланш. Все чаще думаю о том, чтобы украсть тебя. Да, представляешь. Я почти готов на это. Пойти против друга, против родных и друзей, переступить через все, ради тебя. Но хочешь ли ты этого? Дай мне знать, прошу. Только если появиться мысль, хоть одна, самая крохотная, что ты можешь быть счастлива со мной, дай мне знать.
Он аккуратно спустил меня себе под бок и замер, нависая сверху.
— Я могу смотреть на тебя вечность. — Горячий лоб Ирлинга коснулся моего, и теперь я ощущала жар от каждого его слова на своем лице. — Я бы многое отдал, чтобы вновь коснуться твоих губ. Да будь я проклят, если не попробую сделать хоть что-нибудь, чтобы ты заметила меня.
Он все-таки это сделал. Вновь украл мой поцелуй, не спросив разрешения. Но его пылкие слова обжигали виной, потому что я ничего не чувствовала к нему, кроме доверия и спокойствия. Может где-то на дне, и теплился огонек для Ирлинга, но рядом бушевал шторм по имени Родерик, уничтожая собой любые другие знаки внимания.
Он не торопился. Медленно исследовал мои губы, не давил, не таранил так же горячо, как это делал ярл. Почему я все время их сравниваю?
— Надеюсь, ты простишь меня, но я должен попробовать.
Его ласка меняла место, спускаясь к подбородку, от него к шее, плечам и ключицам. Я лежала и думала, почему не могу остановить его, почему до сих пор не оттолкнула? Мысли клубились в голове ровно до тех пор, пока плавящий своим жаром рот не сомкнулся на моем соске, втягивая его внутрь, поглаживая языком.
— Ирлинг! — Громко шепнула я, шумно втянув воздух.
Он не оторвался, а на мой рот опустилась широкая грубоватая ладонь, запрещая кричать. Мужчина продолжал свои игры, теперь мучая другую грудь, я слабо отталкивала его руками. Он был как скала, не подвижный, не сдвигаемый. Свободная рука уже изучала изгиб моих бедер, но ласка не прекращала быть лаской. Заботливая, нежная, она позволяла соображать и отпихивать мужчину от себя.
— Я буду с тобой нежным, Бланш. — Прошептал он, запрокидывая мои руки за голову и прижимая их к деревянному полу, который вылез из-под края одеяла. — Только не кричи.
Он медленно убрал ладонь, внимательно смотря мне в глаза.
— Ирлинг, прошу, не нужно.
— Но тогда ты перестанешь смотреть на меня как на друга.
— Я буду смотреть на тебя как на насильника. — Видимо мужчина вспомнил, каким взглядом был одарен Родерик, после нашей первой ночи, и нахмурил брови.
— Я не буду насильничать.
— Тогда прошу, прекрати. У нас еще есть возможность сделать вид, что ничего не было.
Он обвел взглядом мою голую грудь под собой, где влажно поблескивали соски от тусклого света масленой лампы и замер.
— Я боюсь, я уже не смогу делать вид, что ничего не было, Бланш.
— Тогда позволь это делать мне и слезь с меня.
Он думал. Я видела, как тяжело ему дается это решение, но тяжело вздохнув, так словно тихо взвыл.
— Один поцелуй. — Прошептал он, не поднимая глаза. — Я прекращу. Если хочешь то навсегда, но ты меня поцелуешь.
— Это не будет честным.
— Плевать. Я уже понял, что честно ты со мной не будешь. — Теперь слюну сглотнула я. — Я мог бы, если бы ты позволила. — Мужчина наклонялся все ниже и ниже, опускаясь к моему лицу, шепча пылкую молитву. — Один поцелуй и я больше никогда к тебе не притронусь.
— Это не правильно. — Прошептал я. — Мы не одни… Я так не хочу…
— Один поцелуй, Бланш, и подобного больше не повториться.
— Ты ставишь меня в тупик, Ирлинг. — Злость булькнула, напоминая, что было бы неплохо постоять за себя. — Ты эгоист! — Шепот становился все тише, приобретая шипящие нотки. — Пустите меня, капитан, пока я не закричала.
— Не закричишь. — Не смутившись, ответил он мне в лицо.
— Это еще почему?
Губы Ирлинга больше не были ласковыми. Они были жадными, горячими и отчаянными. Он словно делал последний глотов воздуха перед прыжком в никуда, пытаясь набрать полные легкие. Я ощутила его безнадежное смирение к моему выбору, но он делал последний рывок, чтобы испытать высоту на прочность, делая самую большую ставку в своей жизни.
— Прошу, Аорелия, ответь на мой поцелуй. Нет ничего хуже, чем быть отвергнутым в последней просьбе.
— Вы не умираете, капитан.
— Уже умер. — И новый залп.
Я не могла ему ответить. Меня сковал мороз от мучительного ожидания, которое горечью выступило на его губах. Он ждал ответа и не верил, что я его дам. А я не могла. Мое сердце было полно дождевой воды, в которой сверкали глаза ярла.
— Ты не моя. — Прошептал он, утыкаясь вновь в мой лоб. — Не моя.
Несколько секунд и он, откатившись, влез в штаны и, запахивая на ходу рубаху, вышел из моей «комнаты» оставляя меня одну. Голая, жалкая, безответно влюбленная. Я была такой ничтожной, что стало мерзко от самой себя, и желание утопиться только приобрело крепкие опоры в виде довода моей беспомощности.
Я не хотела так жить. Не хотела открывать глаза и каждый раз натыкаться на мысль в своей голове о том, что ничего не могу изменить. Я просто плыву по течению, и все мои решения только кажутся мне моими. Я делаю то, что говорят другие. Еду куда говорят, говорю то, что велят. Игрушка. Хрупкая и слабая. Неспособная изменить свою собственную жизнь. Я только устало бреду по начертанному пути в пасть огромного чудовища под названием судьба. Я добровольно протягиваю ему свои руки в зубастый рот, смиренно принимая его следующий шаг.
Мне хотелось верить в то, что все возможно. Как в детских сказках. Любовь разрушит все преграды. Но…
Моя любовь была слабой и беззащитной. Ее все время тыкали носом в ее слабости, и она сдалась, тихо, едва слышно продолжая жить, спрятавшись где-то на дне души. Она скулила и жалобно подтягивала к себе побитые лапы, пытаясь укрыть потрескавшуюся кожу от случайных глаз. Все не так просто. И никогда не было простым.
Не совершила ли я глупость, отвергнув капитана? Он был единственным, кто так искренне выражал свои чувства, первый кто посмел коснуться моих губ, не совершив ошибку, оставаясь нежным и ласковым. Я видела в его глазах ту заботу, которую он готов был на меня выплеснуть, но вместо благодарности я разбила ему сердце, в отместку за свою израненную ярлом душу. Мстила? Нет, ерунда. Капитан… Он не мой. А я не его. Эта симпатия, что он испытывал, была простой шуткой богов, которые заставили мужчину увидеть во мне, чего нет. Что же это? Несчастье? Одиночество? Нет? А что тогда? Ведь больше у меня ничего не было.
Он оправиться. Обязательно оправиться. Но для этого я должна исчезнуть, раз и навсегда. Меня зря занесло в этот край, который оставил на моем сердце глубокие уродливые рубцы.
Зря.
Глава 31
Хакуин встретил нас светом факелов и пустым причалом. Словно все вымерли, но это всего лишь ночь, опустившись на остров, загнала в дома всех случайных прохожих.
Мы подплывали тихо и так же тихо добирались до главного дома клана Туштан. Нас встретил заспанный слуга, с неохотой открывший дверь, но стоило Ирлингу упомянуть Торунна, как он сразу же бросился будить хозяев. Ингрит спустилась к нам, не до конца проснувшись, но заметив светлыми глазами мой маленький силуэт на фоне здоровых ребят, сразу же поспешила прямиком ко мне.
— Что случилось, цветочек? — Она заботливо скинула с моей головы капюшон. — Что вынудило тебя на столь неожиданный приезд?
— Давайте дождемся главу клана и обговорим все в полном составе. — Ответил за меня капитан и ирли клана Туштан согласилась с ним, утаскивая меня в гостиную.
Ирлинг больше не говорил со мной. Не обиделся, просто сократил общение до минимума, отвечая немногословно, четко и по делу. Он избегал моей близости и старался как можно реже оставаться со мной наедине. Меня устраивало. Конечно, между нами чувствовалось напряжение и недосказанность, но это было самым подходящим для моего самочувствия вариантом.
Разговор получился сложным. Ингрит сжимала мою ладонь, усадив рядом с собой, и в ужасе прикрывала рот сухой ладошкой, узнав о попытки Виктории убить меня и о нападении на крепость Шелтор. Ярл Хъял хмурился и нервно постукивал кончиком трости по каменному полу, который был укрыт широким шерстяным ковром. Команда капитана молча уплетала еду приготовленную заботливой Ингрит и наконец, позволяя себе немного отвлечься от выматывающего путешествия.