ти, но, вполне вероятно, и спешат ей навстречу.
А самой ей еще предстояло проехать не одну деревню, прежде чем она доберется до Майапура. Здесь, в южной части округа, начинались невысокие холмы, но местность еще была открытая, по обе стороны хорошей гудронированной дороги тянулись обработанные поля, деревьев было мало. Почти на всем пути опасность можно было заметить издали. А чего следовало опасаться — это мисс Крейн знала по долгому опыту: в сухой сезон, когда обочины превращались в две полоски истолченного мела, — облака пыли, за которым по мере приближения к нему появлялась цепочка людей, растянувшаяся поперек дороги; в сезон дождей — те же люди, но возникающие внезапно, без предупреждения в виде поднятой ими пыли, так что сразу видно, что у некоторых из них в руках длинные колья. Три-четыре человека в одной деревне через несколько миль могли превратиться в два десятка. Машина на хорошей скорости могла в последнюю минуту обратить их в бегство, однако и тут был риск, что ее успеют встретить градом камней. Один раз в жизни, во время беспорядков 1919 года, мисс Крейн это испытала, но тогда за рулем сидел невозмутимый молодой полисмен-европеец, присланный ей на выручку в захолустную школу, где она, как и предположило ее начальство, оказалась фактически в плену.
«Смогу ли я поступить по примеру того молодого полисмена, — подумала она, — нажать клаксон и проскочить на бешеной скорости — это зависит от того, сколько их там будет». Мистер Чоудхури водить машину не умел. Она не знала, радоваться этому или огорчаться.
А сколько их там будет, зависело от трех условий: от характера беспорядков в ближайшем городе, а значит — от возможного количества добычи; от общего настроения в близлежащих деревнях и много ли там найдется мужчин, ничем не занятых и готовых воспользоваться случаем набить карманы; и, наконец, от того, насколько реальна в данной деревне власть старосты и сельской полиции.
В каждой деревне имелся чаукидар, сторож на жалованье у правительства, и каждая группа деревень числилась под охраной полицейского поста. В деревне, где полицейские знали свое дело, разогнать смутьянов не составляло труда. Там же, где полиция предпочитала ничего не заметить или решала по виду толпы, что разумнее вообще не показывать носа, толпа беспрепятственно двигалась дальше. И росла.
В Котали, куда мисс Крейн, по-прежнему сопровождаемая мистером Чоудхури на велосипеде, доставила свой груз смеющихся детей, ее встретили чаукидар, староста и несколько мужчин и женщин, совсем уже собравшихся идти в школу, чтобы привести детей домой. Оказалось, что из Гархвара, следующей за Котали деревни, тамошний констебль дал знать, что не может связаться по телефону с Дибрапуром, что беспорядки, очевидно, вспыхнули, когда стало известно об аресте мистера Ганди, и пусть жители Котали готовятся охранять свое добро и свою жизнь от смутьянов и бандитов. Староста сказал, что жители Котали очень сердиты на гархварского констебля. Его-то наверняка еще вчера предупредили, а он и не потрудился сообщить. Знай они, что творится, нипочем не пустили бы детей в школу. Матери благодарили мисс Крейн за то, что привезла их в целости и сохранности. Они предложили ей чаю, и она выпила чашку тут же у дороги, сидя на стуле, который ей принесли и поставили под деревом. И мистера Чоудхури тоже угостили чаем.
— Буду молиться, чтобы пошел дождь, — сказала она ему с улыбкой. — Хороший ливень сразу охладит их пыл. В мокроту они предпочтут сидеть дома.
Он не ответил. Допив чай, отошел в сторону и поговорил о чем-то со старостой и чаукидаром. Вернулся он, когда мисс Крейн допивала вторую чашку. Она была голодна, но от еды отказалась.
— Вам надо остаться здесь, мисс Крейн, — сказал он. — Здесь вы среди друзей благодаря детям. А в Майапур ехать опасно.
Она покачала головой, поставила чашку на поднос, который держала наготове молоденькая девушка. — Нет, — сказала она. — Поеду дальше.
— Здесь о вас позаботятся. Староста предлагает вам остановиться у него в доме.
— Это очень любезно с его стороны. Я ему благодарна, но все же попытаюсь вернуться домой.
— Тогда переждите хотя бы часа два. Я съезжу в Дибрапур. Как знать, может, все это буря в стакане воды. Если так, вы можете еще раз переночевать у нас, а в Майапур поедете завтра. И телефон к тому времени, наверно, заработает.
— А если это не буря в стакане воды?
— Тогда вам вообще не следует ехать в Майапур. Вам следует остаться здесь. Здесь вас окружают друзья.
— В Майапуре у меня тоже есть друзья. И знаете ли, мистер Чоудхури, у меня есть кое-какие обязанности. Я знаю, вы хотите мне добра, но, право же, мне пора ехать.
— Вы и не поели ничего.
— Я не голодна.
— Я вам чего-нибудь раздобуду.
— А я, кажется, и не могла бы ничего съесть. Понимаете, в таких случаях меня всегда немного тошнит.
Она лгала. В таких случаях ей всегда особенно хотелось есть. Но она боялась, что, если задержится, ее решимость ослабнет.
Мистер Чоудхури чуть развел руками в знак того, что сдается. — Тогда я поеду с вами, — сказал он, — и лучше не медлить. — Отвернулся, не слушая ее возражений: «Глупости, это совершенно лишнее», и опять пошел поговорить со старостой. К ней подбежали трое школьников и, чтобы доставить ей удовольствие, громко прочли: «Жили-были два кота, восемь лапок, два хвоста». Она рассмеялась и похвалила их. Мистер Чоудхури шел к дому старосты. Он оглянулся, услышав смех, и сделал знак, что сейчас вернется. Подошла одна из матерей, неся в руках блюдо, накрытое салфеткой. Под салфеткой были свежие, прямо с огня, лепешки. Ей предложили еще чаю. Другая женщина принесла миску гороховой похлебки и ложку. Ложку мисс Крейн не взяла и стала отламывать кусочки чаппати и макать их в похлебку. На лбу у нее выступил пот. Было так жарко, и парило. Она ела, а крестьяне стоя смотрели на нее. Ненавижу, подумала она, всегда это ненавидела, сидеть на стуле, под деревом, при дороге, а на тебя глазеют, как на зверя в клетке.
— Вот видите, — сказала она мистеру Чоудхури, когда он вернулся, — насильно кормят.
— Это от чистого сердца, — ответил он, словно втолковывая ей простую истину, которую она плохо усвоила. — Это их гостеприимство.
— Знаю. Но помогите мне хотя бы съесть чаппати. Одной мне не справиться.
— Нет, это все вам. Уж вы постарайтесь. Не обижайте их. Я тоже поем, там уже что-то варится. А потом мы поедем в Майапур.
— А как же миссис Чоудхури?
— Она у друзей, вне опасности. Отсюда пошлют кого-нибудь сказать ей, куда я поехал.
Она подняла голову, встретила его внимательный взгляд и сказала: — Спасибо вам, мистер Чоудхури. — И, чуть запнувшись, закончила: — Одной мне было бы страшно.
В следующей деревне, Гархваре, полиция ждала, сидя на корточках, у дороги, в тени баньяна. Возле дерева стоял выкрашенный белой краской индусский алтарь. С глинобитного крыльца своего дома на полицию поглядывал полуголый жрец, состоявший при алтаре. Полицейские были вооружены палками. Увидев приближающийся автомобиль, старший констебль поднялся и жестом остановил его. Отдав честь мисс Крейн и бросив взгляд на мистера Чоудхури, он сказал на урду, что обязан ее предостеречь: ехать дальше опасно. Он получил приказ — быть в готовности на случай возможных волнений.
— Когда вы получили этот приказ? — спросила мисс Крейн, тоже на урду.
Приказ быть в готовности он получил сегодня рано утром, а что возможны волнения — вчера.
— Нужно было сразу сообщить в Котали, — сказала она.
Он и сообщил в Котали. По собственному почину. В приказе про это не было сказано — только чтобы быть в готовности на случай возможных волнений.
— Нужно было сообщить вчера, — сказала мисс Крейн, — ну да это неважно. — Не будет ли он так добр сказать ей, есть ли у него сведения о том, что делается в Майапуре и на пути от Гархвара в Майапур.
Никаких сведений у него нет, сказал он, телефонная связь с Дибрапуром прервана.
— То есть перерезаны провода?
Возможно, что и так. А возможно, что просто повреждение. Он потому и разослал людей в Котали и другие деревни, что получил приказ быть в готовности на случай возможных волнений, а сразу после этого телефон перестал работать. Разослал он кого попало из местных жителей, потому что его подчиненные должны быть на месте на случай внезапной тревоги. Он сделал все возможное. Если заваруха будет серьезная, он с такой горсткой людей вообще мало что может сделать. В деревнях много нехороших людей. Его жизнь и жизнь его подчиненных в опасности. Он очень просит, пусть мемсахиб скажет младшему инспектору-сахибу в Танпуре, что старший констебль Акбар Али в Гархваре пребывает в готовности согласно приказу, но лишен средств связи.
— Значит, вы думаете, что до Танпура мы доберемся благополучно? — спросила мисс Крейн.
Этого он не знает, но в танпурском районе, куда входит и Дибрапур, служат сплошь люди проверенные и храбрые. По его мнению, вполне возможно, что до Танпура она доберется, но он обязан ее предостеречь, что ехать опасно, а за то, что делается дальше Танпура, он, конечно, отвечать не может. Там во многих деревнях полно нехороших людей, и, как знать, может, они со всех сторон стягиваются к Танпуру либо к Майапуру, если там вспыхнуло гражданское неповиновение. Но на этот счет сведения, несомненно, должны быть у младшего инспектора Говиндаса Лал-сахиба в Танпуре.
В Танпур они прибыли в два часа. Это был маленький городок, грязный, бедный и зловонный. Вся местная полиция, патрулировавшая главную улицу, состояла из шести рядовых и помощника младшего инспектора. А младший инспектор Говиндас Лал отсутствовал. Его помощник сказал, что он все утро пытался связаться со штабом начальника-сахиба в Майапуре, а час назад выехал на грузовике с одним полицейским и тремя монтерами с почты — выяснять, где перерезаны провода между Танпуром и Майапуром. Связь между Дибрапуром и Танпуром тоже прервана, но линия на Майапур важнее. Мистер Чоудхури сообщил ему, что полицейский пост в Гархваре тоже остался без связи, но они не заметили провисших проводов ни между Гархваром и Танпуром, ни вообще на всем пути сюда от дибрапурской школы. Помощник младшего инспектора объяснил: вызовы из Гархвара в Танпур и — из Танпура в Гархвар передаются через дибрапурскую подстанцию, и провода, скорее всего, перерезаны именно там, а возможно, что разгромлено и все здание почты и телеграфа.