Жемчужины Подмосковья — страница 21 из 22

Навстречу ночи и луне!»


В другой раз пишет про то, как застал «го в дороге ночной туман, как бил в тревоге копытами усталый конь - он не привык к ночи. Неподвижный, полусонный, угрюмый лес казался странным всаднику. Он направил храпящего коня в просвет, посеребренный луной.

Но вот показалась вдали церковь. Там, в темноте, скрывается отчий дом. Быстрее скачет конь. В селе замерцали огоньки.

Знаменитое стихотворение Блока «Русь» («Ты и во сне необычайна. Твоей одежды не коснусь»), полное тревожных образов, было бы невозможно без Шахматова с его лесами и таинственными тропами, затерянными болотами и солнечными пригорками. Биографы поэта называют целые циклы, в той или иной степени отражающие блоковское Подмосковье: «Ante Lucem», «Стихи о прекрасной даме», «Пузыри земли», «Распутья», драму «Песнь судьбы». Всюду, где выступает щедрая шахматовско-бобловская природа, она как бы невольно противопоставляется скудным дачам Петербурга, которые, впрочем, Блок знал и любил.

В Шахматове Блок отдыхал всей душой. Вот почему па вопрос, где бы вы желали жить, он отвечал без раздумий - в Шахматове.

Александр Александрович приезжал сюда почти ежегодно, часто проводил все лето, иногда весну и осень. В 1910 году он с увлечением занимался перестройкой дома. Особенно же нравилось ему разводить цветы. Образы цветов, как у любимого им поэта В. А. Жуковского, рассыпаны по всем его стихам. То это «черная роза», то «клевер пышный» и «невинный василек», то сирень, то цветущая вишня. Порой кажется, что стихи его не только музыкальны, но как бы струят тонкий аромат:


«Открывая окно, увидал я сирень.

Это было весной - в улетающий день.

Раздышались цветы - и на темный карниз

Передвинулись тени ликующих риз».


…От Тараканова, где существует церковь, в которой венчался поэт, кто-нибудь из старожилов наверняка вам укажет дорогу к месту бывшей усадьбы поэта.

Неужели это и есть та самая заветная гора, на которую выходил Блок «в путь, открытый взорам»?! А вот, несомненно, и остатки сооруженных им некогда куртин - мощных, в несколько пластов дерна. Смотрите, вот и дикий шиповник расцвел па местах посадок роз. И вам, может быть, почудится на мгновенье картина блоковского «Соловьиного сада». Вы увидите высокого стройного человека с вдохновенным лицом. Он стоит у длинной ограды, на которую свисают любимые им розы, и задумчиво смотрит вдаль.


В золотом кольце


Итак, вместе с москвичами совершим небольшую прогулку по новому полюбившемуся им маршруту.

Первоклассный туристский автобус, мягко покачиваясь, мчит нас по прямому, как стрела, шоссе. Уже скоро Загорск с пышным великолепней золотистой и расписной Троице-Сергиевской лавры.

Каждый раз, как мчусь я по этому шоссе, меня охватывает особое, ни с чем не сравнимое настроение слитности времен. Недалеко отсюда в окрестностях давно не существующего Радонежа писал Михаил Нестеров свои волшебные картины. Неяркие, но проникновенные краски древнерусской земли словно сошли на его полотна, чтобы поведать нам через магическую кисть художника о вечной поэзии девически трепетных березок и деревянных храмов.

Но это - воспоминание. А мы мчимся в автобусе, и эту картину словно запечатлел уже живописец наших дней Георгий Нисский: стремительно узкое шоссе, мерно поднимающееся и опускающиеся на горбах земли, отливающие, как драгоценные камни, зубчатые стены разноцветных русских лесов… Только ветер свистит и с шумом проносится встречная машина.

Присмотритесь к деревням и селам, вытянувшимся вдоль шоссе. Принарядились, похорошели избы, будто молодые вдовушки вышли встречать нас в нарядных узорных платочках и голубых кофтах. Земля Подмосковья, что граничит с Ярославщиной, исстари славится чистотой и опрятностью деревень, искусной резьбой окопных наличников, коньками на крышах, колодцами. II недаром еще Гоголь воспел расторопного ярославского мужика с мастеровитым топором за поясом.

И, видать, не случайно эта деревушка называется «Коромыслово». Молодайка, плавно покачиваясь, несет на коромыслах полные ведра темно-серебряной ключевой воды, а «журавль» на кряжистом колодце уже ждет другую молодайку. Это вам не южное, не западное, не восточное Подмосковье - там вы не увидите ни таких коромысел, ни таких колодцев, ни таких широких скамеек, прямо к дому приделанных, на которых сидят и мирно беседуют, дымя махоркой из прокопченых трубок, два старика колхозника.



Один из уголков Новоиерусалимского монастыря.

Но что это необыкновенной свежестью пахнуло на нас? Уж не Плещеево ли это озеро близ Переславля-Залесского? Так и есть. Словно сказочный остров царя Салтана, словно волшебная картинка Ивана Билибина, выглядывают на берегу синь-озера маковки первого чуда на заветном нашем кольце.

Переславль-Залесский! Слово-то какое прозрачное! Он и впрямь встает прямо из-за леса и несет славу своих поэтических сооружений.

Стоп, автобус! Куда же идти? Осматривать ли суровый Спас-Преображенский собор около темного крепостного вала, сохранившегося тут с XII века и светящийся, словно бел-горюч камень, или войти через ворота в Горицкий монастырь, осмотреть находящийся в нем музей, а, может, сначала побывать в той дальней за озером, явно времен Ивана Грозного, церквушке? Да не прямо ли идти на это широкое манящее Плещеево озеро, которое облюбовал юноша Петр I для строительства своего первого «потешного» флота? Вот и стрелка зовет к ботику Петра I…

Впрочем, зачем раздумывать, куда пойти. Сейчас объявят нам план экскурсии, и опытные мастера своего дела спокойно и деловито поведут нас, чтобы показать все достопримечательности диво-городка.

А разве можно передать словами все очарование Ростова Великого, называемого иначе Ростовом Ярославским, с ого огромным пятикупольем - своего рода апофеозом русского зодчества XVII века, с его звонами, фресками, галереями, башнями и лестницами! Мой спутник говорил мне, что в девятый раз попадает в Ростов. Он взволнованно рассказывал, что любит смотреть на него с лодки ранним утром, тихо перебирая веслами по озеру Неро. Тогда красота прославленного на весь мир, уникальнейшего на Руси Ростовского кремля вспыхивает постепенно. То обернется он к тебе огромным пышным каменным букетом несказанной красоты, то рассыплется вдруг луковками и маковками, словно это стекают с весел блистающие на зорьке розовые капли. Но и без захватывающих рассказов спутника я оценил бы каменное великолепие Ростова.

А пока нас повезли в деревянный храм Иоанна Богослова на Ишне, который построен без единого гвоздя. Нас всех охватили ни с чем не сравнимые запахи сухого дерева, давно оставленные где-то в детстве. Мы гладили ладонями ловко подогнанные бревна, сидели на деревянных скамьях и молчали, молчали…

Широко взмахнувший крыльями Ярославль встретил нас плеском Волги. Мы поднялись на колокольню Спасо-Преображепского монастыря и все никак не могли налюбоваться величественной красотой города. Потом мы осматривали неповторимую церковт, Ильи Пророка с ее всемирно известными нетленными фресками, передающими сцены жатвы, поехали в бывшую слободу Коровники, чтобы рассматривать чудеса изразечного искусства. Пошел дождь, но разве можно было оторваться от переливчатого мерцания то нежной, то пестрой глазури украшений. А впереди еще старинный волжский город Кострома, чудо зодчества - город Владимир, удивительный сказочный Суздаль, сотни новых художественных впечатлений. Об этом магическом кольце можно говорить без конца. Путешествие это, врезающееся в память на всю жизнь, рождает множество мыслей.

Мы скорбим по поводу потери тех или иных прекрасных памятников нашего зодчества, погибших в смертоносных ураганах войны, под бременем веков или в результате нашей нерадивости. И как, все-таки, мы должны быть счастливы, что живем в такое время, когда взяты под охрану, мастерски реставрируются и объединены туристскими маршрутами, доступны для всеобщего осмотра лучшие сокровища отечественного зодчества.

В этом отношении мы счастливее наших дедов, которые в прошлом веке, да и в начале этого не могли с такой целостностью художественного впечатления их осмотреть. Подобных маршрутов не было, отцы церкви мало заботились о сохранении первоначального облика памятника, ныне кропотливым и вдохновеп-ным трудом реставраторов освобожденного от наслоений столетий. И хотя мы порой жалуемся на медлительность реставраторов, все же во многих случаях - и это прежде всего относится к городам золотого кольца - их искусство достойно высокой похвалы.

Итак, золотое кольцо в действии! Уже тысячи туристов совершили по нему экскурсию, и оно доставляет подлинную радость.


Вечер на Клязьме


Эту книжку мне хочется закончить рассказом о картинах, посвященных Подмосковью, известного современного художника Георгия Григорьевича Нисского. Он вдохновенный певец пейзажа наших дней.

О том, как преобразился подмосковный: пейзаж, сам художник говорит так:

- Представьте себе, что вы едете по шоссе Москва - Ленинград. По этой дороге ездили когда-то Радищев, Пушкин, Гоголь и другие великие люди прошлого, ездили на перекладных, медленно, долго. Теперь другой темп и другое мироощущение. Теперь эти дороги - гладкие асфальтированные ленты, прямые, как стрела. Стремительно мчатся по ним машины. Вокруг все преобразилось, везде встречаются приметы нового: шоссе пересекает железнодорожный переезд, по рельсам проносятся мощные электровозы, на фоне столетних лесов выстроились вышки высоковольтных линий. Я уж не говорю про звуки - это не только свист ветра и чириканье пташек, это шуршание шин, музыка радио, тяжелый грохот поездов. А ведь когда художник пишет пейзаж, он невольно реагирует на весь комплекс зрительных и слуховых ощущений и «вписывает» их на полотно. Это называется настроением…

Тот, кому приходилось мчаться из Москвы на мотоцикле, велосипеде или автомобиле, автобусе по таким шоссе, как Ленинградское, Ярославское, Симферопольское, особенно оценят художественную выразительность «Зимнего пейзажа» Георгия Нисского. Он изображает не широкую магистраль, а сравнительно узкую асфальтовую дорогу. Зато она абсолютно пряма, протянулась через все заснеженное пространство, то поднимаясь на возвышенности, то опускаясь в ложбину. Обгоняя ветер, мчится по ней комфортабельный скоростной автобус. Проносятся мимо мосты, телеграфные столбы, деревья, дома, древние церкви. Упоение быстрым движением, прекрасное, ни с чем не сравнимое ощущение, которое испытывает спортсмен во время гонки, передано художником мастерски.