Адам, вертя бокал за ножку, поднял вверх брови.
— Не может или не хочет?
— Что ты имеешь в виду?
— Хочешь услышать мое мнение о жене твоего брата? — спросил он. И, после того как она согласно кивнула, стал не спеша, стараясь не пропустить ни одной важной детали, рассказывать о Софи: — Я еще не успел толком представиться Майклу, который, по-видимому, совсем не помнил меня, когда в комнату быстрым шагом вошла Софи. Мне показалось, что она хотела знать все, о чем я собирался рассказывать Майклу. После того как мы обменялись приветствиями, она села в кресло, стоящее между мной и твоим братом, и стала смотреть то на меня, то на него, как будто наблюдала за теннисным матчем. Я понял, что она не очень хорошо знает английский и поэтому должна не только слушать, но и смотреть на говорящих.
— И что же здесь необычного?
— Только то, что Майкл понял в самом начале нашего разговора, что я явился к нему для серьезной беседы с глазу на глаз. Он попросил жену пойти проследить за тем, чтобы мне приготовили какую-нибудь еду. Любой другой человек сразу бы понял намек и тактично удалился. Но эта женщина заявила, что еда уже готова; после чего подошла к креслу мужа и взяла его за руку, всем видом давая понять, что не собирается уходить.
— Ты полагаешь, что она имеет власть над ним.
— Это власть сиделки над больным.
— Сразу видно, что она тебе не понравилась.
— Она красивая, очаровательная женщина, которая с большим вниманием относится к своему мужу — поправляет ему подушки, укрывает одеялом и все время улыбается ему. Он хвалил жену в моем присутствии. И она, польщенная, улыбалась мне с таким видом, будто я пришел в их дом, чтобы вбить клин между ними, но это мне не удалось сделать.
— Может быть, она старается завладеть им полностью, как это пытался сделать с моей матерью Мейкпис.
Он задумался, прежде чем ответить ей.
— Она преследует какие-то свои цели.
— Софи не хочет, чтобы он возвращался домой?
— Я думаю, что, несмотря на опасения за его здоровье, ее устраивала болезнь Майкла, так как благодаря этому ей не нужно было покидать Францию. За обедом я встретился с ее отцом. Это хитрый, проницательный вдовец, который отзывался о Майкле как о своем любимом зяте и незаменимом человеке в его бизнесе. Месье Бриссар стареет и вскоре собирается устраниться от дел. Мне кажется, ни отец, ни дочь не хотят, чтобы Майкл уезжал в Англию. Они хотели бы, чтоб он управлял Сазерлеем из Франции. А его ребенок, если это будет мальчик, наследовал бы состояние купца и стал бы заниматься торговлей шелком.
— Бедный Майкл! Он разрывается между любовью к родине и к своей жене. Я знаю, как он уважает своего тестя, который рассмотрел в нем делового человека и сделал своим помощником еще до женитьбы на Софи. Мне нужно обязательно повидать брата и поговорить с ним. Его присутствие в Сазерлее сейчас необходимо как никогда. Что толку, если он явится туда под старость?
— Если он останется во Франции, ты предпочтешь, чтобы мы с тобой жили в Сазерлее?
Она недоверчиво посмотрела на него:
— Ты хочешь расстаться с Уоррендер Холлом?
Он отрицательно покачал головой:
— Нет. Я мог бы отдать его своей сестре Мег и ее детям, которые сейчас живут неподалеку от Кембриджа. Она не была счастлива в семейной жизни, а теперь ее престарелый муж на ладан дышит. Она провела счастливое детство в Холле. У нее связано много приятных воспоминаний с нашей усадьбой, в то время как я с малых лет был отдан в школу и жил вдали от дома.
— А как насчет Пегаса?
Она увидела, что его глаза улыбаются.
— С этим пони у меня связаны самые приятные воспоминания — в тот день, когда мне его подарили, я встретил тебя в Чичестере.
Она скептически улыбнулась:
— Рассказывай. Когда твой отец сказал, что Уоррендеры не должны иметь ничего общего с роялистами, ты посмотрел на меня так враждебно, что я на всю жизнь запомнила этот взгляд.
— Ты ошибаешься, — возразил он, удивившись не меньше, чем она. — Я злился на твоих родителей, которые воспитывали тебя в роялистском духе, а не на тебя лично. Но существовала и более веская причина для моего гнева. Я ненавидел мир, в котором существуют барьеры между красивой девочкой из семейства Паллистеров и мной.
Он нагнулся и положил свою правую руку на руку Джулии.
— Я с нетерпением жду дня нашей свадьбы, когда падут все преграды, разделяющие нас.
Джулия еще продолжала время от времени вспоминать Кристофера, но надеялась в будущем побороть эту слабость. Она решила сменить тему разговора.
— На нашей свадьбе соберутся разные гости — пуритане и роялисты. Мне кажется, нам стоит посадить их рядом друг с другом. Пусть за вином и беседой они забудут старые распри.
Если он и заметил, что его невеста уклонилась от этого разговора, то не подал виду и улыбнулся в ответ на ее предложение.
— Пусть так и будет.
Затем она заговорила о брачной церемонии, которая должна состояться в соборе Чичестера. Оба их рода неоднократно жертвовали деньги на нужды собора, а один из предков Адама служил там епископом. Последним даром семьи Паллистеров была вуаль[5], расшитая Анной.
Закончив ужин, они присоединились к веселящимся в саду людям, посмотрели на игру актеров в одной из рощ и на акробатов — в другой. Подойдя к одному из павильонов, они увидели людей, танцующих деревенские танцы. Адам пригласил Джулию. Они кружились и выделывали ногами разные штуки, а потом со смехом оставили круг танцующих и, задыхаясь от усталости, направились в сторону одинокой беседки, окруженной кустами роз. Немного отдохнув и отдышавшись, они стали болтать о том о сем. Потом он взял ее левую руку, вынул из кармана золотое кольцо с сапфиром и надел ей на средний палец.
— Вот теперь мы действительно обручены с тобой, Джулия.
Она осторожно освободила свою руку и посмотрела на кольцо. Прекрасный драгоценный камень своей голубизной напоминал ясное небо. Ее поразило то, что она как-то и не думала о кольце. А ведь все девушки, которых она знала, с ума сходили по кольцам в преддверии свадьбы. Для них кольцо являлось романтическим символом, тогда как для нее оно было лишь печатью, скрепляющей данное обещание.
— Никогда не видела более красивого кольца, — сказала она, ничуть не кривя душой.
— Оно не может сравниться с цветом твоих глаз.
Ее тронули его слова. Что бы ни случилось, она будет хорошо относиться к этому человеку, который так любит ее. Он даже готов уйти из своего дома, так как знает, что она питает отвращение к бывшему владельцу его, который несет ответственность за смерть ее отца. Он никогда не узнает, что она любит другого человека. Кэтрин предупреждала, что Джулия погубит себя, если будет любить недоступного ей мужчину. Теперь она поняла, что такое компромисс. Ведь она всегда отличалась практичностью и способностью трезво смотреть на вещи. Она должна смириться со своей потерей, но не желает отказываться от своей любви. Женщины семейства Паллистер всегда понимали меру своей ответственности. Кэтрин никому не рассказывала о своей связи с Гарри. Анна не говорила Мейкпису о своей преданности Роберту. Почему бы и ей не последовать их примеру? Если она скроет подлинную любовь в тайниках своего сердца, то никому не причинит страданий. Адам не будет обделен ничем.
Он обнял ее. Девушка прижалась к его груди, отвечая поцелуем на его поцелуй.
В течение последующих недель Джулия несколько раз ездила в Лондон. Уже появились люди, которые стали узнавать ее на улице и искать встреч с ней. Иногда она одевалась с ног до головы во все алое, порой на ней было платье цвета сливок или какой-нибудь полосатый наряд. Она специально разнообразила свою одежду, чтобы произвести должный эффект на лондонцев. Приехав в Лондон во второй раз, она наняла третьего сына Нидхэмов, которому было всего шесть лет. Его одели в халат из восточного шелка, на голову повязали чалму с перьями. Он шествовал впереди Джулии с букетом, составленным из лент Паллистеров.
Во время третьего приезда она обратила внимание на несчастную маленькую девочку с рыжими кудряшками на голове. Та босиком плясала в одном дворике. Иногда ей давали за это мелкие монеты.
— Поди ко мне. Я хочу поговорить с тобой.
Девочка подбежала.
— Слушаю вас, мадам.
— Как тебя зовут?
— Нелли Гвин, — на маленьком личике появилась озорная гримаса, глаза сияли весельем, рот кривился в улыбке.
— Я мисс Паллистер. Сколько тебе лет?
— Десять. В следующем феврале исполнится одиннадцать.
Джулии показалось, что она слишком мала для своего возраста.
— Где ты живешь, Нелли?
— С мамой. Она подает пиво в таверне на Рассел-стрит. С нами живет еще моя сестра Роза.
— Но где находится ваш дом?
— На Коал-Ярд-Элли, неподалеку от Друри Лейн.
— Это недалеко отсюда. Сейчас твоя мать дома?
— Думаю, что да, — ее босые ноги, словно сами по себе, продолжали танец. — Она работает вечерами.
— Я хотела бы увидеть ее Покажи мне дорогу, Нелли.
Она взяла девочку за грязную руку. Нелли вприпрыжку побежала рядом с Джулией. В какой-то степени она напомнила девушке ее саму в таком возрасте, когда для нее было естественным танцевать и бегать вприпрыжку, а не ходить нормальным шагом. Нелли болтала всю дорогу.
— Мой папа был капитаном в армии короля. После войны он и мама жили в Херфорде, где он работал на пивоварне. Мы с Розой родились в тех местах. Когда умер бородавочный Оливер Кромвель, мой отец решил, что король вернется в тот же день, и начал отмечать это событие. Его посадили в тюрьму, где он и умер. Бедный папа, — она тяжело вздохнула и отпустила руку Джулии, чтобы изобразить людей, идущих за гробом с печальными лицами. Но ее лицо лишь на минуту омрачилось в знак памяти об отце. В следующий миг она вновь развеселилась, а Джулия весьма удивилась актерским способностям девочки.
— Тогда ты и приехала в Лондон, Нелли?
Она энергично тряхнула своими рыжими кудряшками: