Цянь Ци
Цянь Ци (Цянь Чжун-вэнь, 722–780) – родом из Усина. Принадлежит к плеяде поэтов, известных как «Десять талантов годов Да-ли» (766–779), из которых наиболее ему близки Лю Чжан-цин и Лан Ши-юань. Поэты этой группы считали себя продолжателями пейзажной лирики Ван Вэя и Мэн Хао-жаня. В 751 г. поэт выдержал государственные экзамены, а потом служил в столичных учреждениях и стал членом академии Ханьлинь («Лес кистей»).
Солнце вечернее
светит сквозь дождь небольшой,
Горные цепи
покрыты густой бирюзой.
Возле опушки
на башню Сянся я взойду,
Вверх поднимаюсь
и гостя за тучами жду.
Легкий дымок
над селом одиноким висит;
В белые дали
река свои воды струит.
Я очарован
текущей в долине рекой.
Вечер сошел
незаметно над рвом и стеной.
Что мне еще,
если вы, о ком думаю я,
Чистым сиянием
в дом направляетесь мой.
Примечания: «Плоды Побед» – монастырь, выстроенный в 581 г. на горе Фэнхуан в пров. Чжэцзян в честь объединения страны под названием Суй.
Янь из Музыкального управления. – Выяснить, кто это, не удалось.
Искусны пальцы —
звуки сэ узорной
Таят мотив,
что спели духи-девы.
Хотя Пин И
от них кружился в танце,
Но гость из Чу
не вынес их напева.
От скорби станут
льдом металл и камень,
И звуки чистые
в ночной дали звучат:
Они в Цанъу
оплакивали мужа,
Где ирис белый
льет свой аромат.
Меж берегов
струится тихо Сяо,
Печально ветер
веет по Дунтину.
Никто не видел
до конца напева,
Что потемнели
над рекой вершины.
Примечания: Стихотворение написано поэтом на классическую тему, заданную на государственном экзамене в 751 г. Тема эта – предание о том, что легендарный император Шунь получил от своего предшественника Яо не только трон, но и двух дочерей в жены. Когда Шунь умер и был погребен в Цанъу (восточная часть нынешней пров. Чжэцзян), жены оплакивали его на берегах реки Сян, впадающей в озеро Дунтин в среднем течении Янцзы. Там они и скончались, получив титулы: одна – Повелительницы, другая – Хозяйки реки Сян.
Сэ – музыкальный инструмент типа гуслей, имеющий от 19 до 25 струн.
Пин И – речной дух.
Гость из Чу – великий поэт Цюй Юань (IV в. до н. э.), служивший во владении Чу (в средней части Янцзы) и сосланный на берега озера Дунтин. Там среди других стихов он написал гимны Повелительнице Сян и Хозяйке Сян. Там же, в ссылке, он покончил с собой.
Сяо – река, сливающаяся с рекой Сян вблизи озера Дунтин.
Чжан Цзи
Чжан Цзи (Чжан И-сунь, 725?–780) в 753 г. успешно прошел государственные экзамены незадолго до мятежа Ань Лу-шаня и потом служил в Хунчжоу (нынешний Наньчан в пров. Цзянси) инспектором по соли и железу. В его стихах описываются несчастья, принесенные народу мятежами и войнами. Из дошедших до нас пятидесяти его стихотворений данное входит во все антологии.
Месяц заходит, вороны кричат,
в инее небо седое.
Грустен ночлег мой; огни рыбаков,
клен над рекой предо мною.
В колокол бьют за стенами Гусу,
там, где обитель Ханьшаня, —
Слышу и я в одиноком челне
звон полуночной порою.
Примечание: Гусу – ныне город Сучжоу к западу от Шанхая, считающийся одной из жемчужин Китая. На северо-запад от города расположен монастырь Ханьшань, связанный с именем знаменитого поэта первой половины VIII в. – буддийского монаха-отшельника Ханьшаня (Ханьшань-цзы).
Чжан Чжи-хэ
Чжан Чжи-хэ (Чжан Чжи-тун, ок. 730 – ок. 810) – родом из Цзиньхуа (в нынешнем Чжэцзяне). Шестнадцати лет выдержал экзамен на знание классиков, получил должность в академии Ханьлинь, стал летописцем при гвардейских полках, но потом был сослан в Наньпу, впрочем вскоре амнистирован. Службу оставил, сославшись на траур по отцу, и стал жить отшельником, построив вместе со старшим братом дом в живописном месте. Они с братом удостоились внимания императора. Чжан Чжи-хэ был искусным художником-пейзажистом, писал простые песни; и то и другое жаловал император Сянь-цзун (806–820). Известен также как комментатор «Книги перемен» и автор трактата «Сюаньчжэнь-цзы».
Вижу я – возле горы Сисайшань
белые цапли летают,
Персик цветет над текущей рекой,
окуни кружатся стаей.
Я под плащом тростниковым,
в шляпе бамбуковой новой,
Дождь моросящий и ветер меня
челн повернуть не заставят.
Примечания: Песня стала образцом для многих последующих поэтов как по содержанию, так и по форме строфы.
Сисайшань – гора в Чжэцзяне, возле тех мест, где поэт жил на лоне природы, оставив службу.
Вэй Ин-у
Вэй Ин-у (738 – начало IX в.) – поэт, проживший долгую жизнь, по некоторым сведениям – не менее девяноста лет, родился в столичном городе Чанъани. При императоре Сюань-цзуне (712–756) служил в придворной свите; в последующие годы был наместником-цыши в отдаленных районах страны – Чучжоу, Сучжоу, Цзанчжоу, но около 790 г. оставил службу и далее жил на покое. Иногда его смерть относят к 832 г. Сначала писал в духе Ли Бо, Ду Фу и других поэтов классического периода, но позднее его творчество сближается с поэзией последующего периода, представленной такими авторами, как Чжан Цзи (Чжан Вэнь-чан), Ван Цзянь, Бо Цзюй-и. Дружеское послание, тонкий пейзаж, сельская жизнь с ее радостями и невзгодами – главные темы его поэзии.
Вьется река меж синеющих гор,
воды к востоку струя;
С юга к востоку течет в Хуанхэ,
гор раздвигая края.
Тонким рисунком продрогший лесок
виден у края небес;
Солнце вечернее гасит лучи
в быстро бегущих струях.
Эту деревню у берега И
я проезжал много лет.
Северный ветер, проносится гусь —
осень почувствовал я.
Чтобы друзьям обо всем рассказать
возле мостов через Ло,
Так же как вольные мысли в душе,
лодка несется моя.
Примечание: Уезд Гун (Гунсянь) – уезд на правом берегу реки Ло (Лошуй), притока Хуанхэ. На левом берегу реки Ло расположен город Лоян, Восточная Столица танского Китая – город назван здесь иносказательно «мосты через Ло». Недалеко от Лояна в реку Ло впадает ее правый приток И (Ишуй).
В прошлом году мы сошлись и расстались
в пору душистых цветов.
Ныне цветы раскрываются вновь —
значит уж год пролетает.
Множество, множество дел в этом мире,
где уж себя поберечь!
В тягостной, тягостной вешней тоске
очи один я смыкаю.
Много недугов мне тело терзает,
думаю скрыться в поля —
Сколько несчастных, бездомных людей
бродит по нашему краю!
Слышал, хотите меня навестить вы?
С тех пор как это узнал,
В западной башне который уж раз
я полнолунье встречаю.
Примечание: Ли Дань и Юань Си – друзья поэта и сами поэты. Между всеми тремя сохранилась поэтическая перекличка. Ли Дань и Юань Си служили в местах, отдаленных от службы Вэй Ин-у. Поэтическая переписка друзей оставила яркий след в китайской поэзии.
О друге далеком
я вспомнил в осеннюю ночь,
Бродил я и пел
про неба холодные дали.
Пусты были горы,
лишь падали шишки с сосны…
Должно быть, и вы,
мой друг одинокий, не спали.
Примечание: Цю Двадцать Второй (по старшинству братьев в семье) – Цю Дань, брат известного поэта Цю Вэя (ок. 700 – ок. 804). Во время написания данного стихотворения скрылся в уединенном месте, где изучал Путь Истины.
Нынешним утром
холод в моем кабинете. —
Вспомнились горы,
друг там живет дорогой.
Хворост колючий
он собирает в ущелье,
Белые камни
варит, вернувшись домой.
Как бы хотел я,
кубок с вином поднимая,
Друга утешить
в вечер ненастный, сырой!
Горы пустые
все в опадающих листьях —
Как же найти мне
след затерявшийся твой?
Примечание: Белые камни – «адамов корень», съедобный минерал, который находят в горах. Он служит пищей отшельникам, уединяющимся в горных убежищах. Стихотворение обращено к тому же Цю Даню, на время удалившемуся от мира.
За девятидневною гонкой служебной
в единственный день выходной
Напрасно надеялся встретиться с вами:
ни с чем возвращаюсь домой.
И вдруг поэтическое вдохновенье
меня до костей прохватило —
У вас против двери студеная речка
и снежные горы стеной.
Примечания: Ван. – Видимо, имеется в виду Ван Цин, к которому обращены и некоторые другие стихотворения Вэй Ин-у.
За девятидневною гонкой служебной. – В китайских старых учреждениях была рабочая десятидневка: после девяти дней один день выходной.
Дома ли бродим, гуляем ли в роще —
хочется быть нам вдвоем.
В тучах над Чу и над морем лазурным
каждый в тоске о другом.
Слышно, как прачки белье выбивают
возле осенней горы.
Наша округа, заросшая терном,
вся под холодным дождем.
Примечание: Чу – Чучжоу (пров. Аньхой), где служил поэт.
Как люблю я ростки этой нежной травы —
по ущелью пробилась она.
И еще я люблю, когда в чаще лесной
песня иволги желтой слышна.
В половодье весеннее дождь начался
и под вечер сильнее шумит.
На заброшенном броде не видно людей,
лишь колышется лодка одна.
Примечание: Чучжоу – область (в нынешней пров. Аньхой), где служил Вэй Ин-у. К западу от Чучжоу протекает речка Шанма, воспетая также в других его стихах этого времени.
Хуские кони,
Хуские кони!
В горы Яньчжи гонят табун,
к пастбищам гонят.
Мчатся песками, мчатся снегами,
громко заржали;
Что там на западе? Что на востоке? —
путь потеряли.
Путь потеряв,
Путь потеряв,
Мчатся под солнцем вечерним
по морю безбрежному трав.
Путь в небесах,
Путь в небесах!
Осенью горы он освещает
в дальних степях.
Люди в разлуке, вспомнив друг друга,
в небо ночное
В северном крае, к югу от Цзяна,
смотрят с тоскою.
Смотрят с тоской,
Смотрят с тоской —
Путь только в небе один,
на земле же у каждого – свой.
Примечания: Стихотворение написано в жанре песен-цы. Поэт должен был следовать известному мотиву, соблюдая его ритм и присущее ему куплетное строение. Заглавием служило название мотива, хотя бы оно (как и в данном случае) к содержанию стихотворения отношения не имело.
Хуские кони – порода лошадей, разводившаяся в нынешней пров. Ганьсу.
Путь в небесах – Млечный Путь.
Травы на поле
мелким дождем освежились.
С первой грозой
началось Пробужденье Червей.
Несколько дней
от трудов отдыхали крестьяне,
Сеют и пашут
сегодня с семьею своей.
Каждый, кто может,
вышел работать на поле.
Ток-огород
приготовлен для жатвы с полей.
Солнце садится —
домой возвращаются люди.
С запада речка —
телята пасутся на ней.
Нечего думать,
что тяготы будут и голод:
Радостно всем
от таких благодатных дождей…
Годы бывают —
пусты закрома и амбары,
Разным поборам,
работам теряется счет.
Стыдно тогда мне:
ведь я не пашу и не сею,
Мне же деревня
и пищу, и деньги дает.
Примечания: Пробужденье Червей – один из годовых праздников китайского земледельческого календаря, приходится на третью луну года. 20-го числа отдых кончается и начинаются полевые работы.
Ток-огород. – Из-за недостатка земли огороды или бахчи под осень использовались как ток.
С запада речка. – Во время написания стихотворения Вэй Ин-у служил в области Чучжоу. На запад от уездного управления протекала речка Шанма (в своих описаниях поэт всегда предельно конкретен).
По граням его
отражаются вещи любые,
Но внутренность камня
всегда остается пустою.
Беру я его,
смотрю под сиянием лунным —
Горит и сверкает,
вот-вот обернется водою.
На дереве алом
ни листика нет, ни цветка.
Не красная яшма,
но и не порода простая.
Мы в суетном мире
откуда такое берем?
На рифах Пэнлая
такие леса вырастают.
Примечание: Пэнлай – один из легендарных островов, где живут люди, достигшие бессмертия. Легенды помещают эти острова далеко в Восточном море.
Что выглядит ныне
как гриб престарелый фушэнь,
На самом-то деле
застывшие соки сосны.
Козявки и мошки
когда-то попали сюда,
И тысячелетья
в прозрачных кусочках видны.
Примечание: Фушэнь – съедобный гриб, растущий на гниющих стволах лиственных деревьев. Его мякоть прозрачна и напоминает янтарь.
Ван Цзянь
Ван Цзянь (Ван Чжун-чу, 750–835?) – о его жизни известно мало: он был рядовым провинциальным чиновником. Как поэта, наоборот, его ставят рядом с такими создателями «новых народных песен» (синь юэфу), как Чжан Цзи (Чжан Вэнь-чан), Бо Цзюй-и и Юань Чжэнь.
Веселы, веселы речи мужчин,
радость у женщин кругом.
Люди забыли о трудных годах,
все говорят о другом:
Пятого месяца зной миновал,
стало свежее полям,
Всюду у крыш зажужжали станки,
нити тянулись к конькам.
Коконы диких червей-шелкопрядов
нынче не трогал никто,
Листья под осень шуршат и шуршат,
бабочки вывелись там.
Если скатали шелка и пшеница
тоже на ток свезена,
Значит чиновники будут довольны,
подать получат сполна.
Правда, и нынче не много еды,
правда, одежда скудна,
Все-таки телка не будет на рынке
в этом году продана.
Пусть у крестьян и одежды, и пищи
мало и в этом году,
Все ж они рады – к воротам уезда
нынче они не пойдут.
Примечания: Нити тянулись к конькам. – Нити от шелкомотальных станков протягивались к конькам крыш.
К воротам уезда. – У ворот уездного управления взимались недоимки.
Ох, тяжело на почтовом причале
долгие дни проводить.
Вечно чиновник почтовые баржи
нас заставляет тащить.
Много и горьких, и тягостных дней,
радостных – мало бывает.
Ночью бредешь у воды по песку,
будто бы птица морская.
Против течения, ветру навстречу
тянем мы тысячи ху.
Где-то далеко-далеко причал,
волны без края, без края.
Долгою ночью идем по плотине,
снег налетает с дождем.
Баржу дотянем – нас гонят назад,
с новою баржей бредем.
В мокрой одежде под куцым плащом
терпим холодную ночь.
Грудь вся истерта, изодраны ноги,
трудно и больно невмочь.
Где рассказать, как рассвета мы ждем,
чтоб отдохнуть от трудов?
Мерно под тяжкий замедленный шаг
песня звучит бурлаков:
«Где мы найдем камышовый шалаш?
Будем ли мы отдыхать?
Как нам вернуться в родные края,
встретить отца или мать?
Эх, кабы полем широким и ровным
сделалась эта вода!
Верно, бурлак не роптал бы на Небо
с этой поры никогда».
Примечание: Ху – древняя мера объема, около тысячи литров.
Без дела сижу.
Как знаки печатей – куренья;
Заполнило двор
дыхание сосен и туи.
Огонь догорел,
и вот уже стало светлее,
И надпись прочесть
на камне замшелом могу я.
Примечание: «Печати из благовоний» – поэтическое название узоров, образуемых дымками благовонных воскурений и напоминающих знаки текста, вырезанного на древних печатях.
Где южное небо
и птицы, поющие хором,
Где каждый второй
стеной не обносится город.
Где маньские семьи
имеют угодья и рынки,
Где рек именами
зовутся селенья и горы —
Туман ядовитый
вздымается там над песками,
Во мгле огоньки
мерцают в дождливую пору.
Там только увидишь
гостей, собирающих жемчуг,
Они год за годом
за ним отправляются в море.
Примечание: Маньские семьи – племена южных «варваров» Мань, живших к югу от Янцзы и до южных морей в Юго-Восточной Азии.
Фазанка квохчет призывно:
Пробили птенцы скорлупу.
Постукивают их клювы,
Покрыл их узорный пух.
Они пытаются в воздух подняться,
но выше чи не взлететь им;
За матерью следом идти остается,
у ног материнских вертеться.
Бороздки на поле пшеничном мелки,
от глаз никак не укрыться;
Людей опасаясь, уводит подальше
любимых птенчиков птица.
Все время, все время она по земле
обоими крыльями бьет,
Все учит птенцов, как червей собирать,
далеко уйти не дает.
Примечание: Чи – около 32 см, фут.
Ли Шэ
Ли Шэ, писавший под псевдонимом Философ Чистого Ручья (конец VII – начало IX в.), с раннего детства имел доступ в императорский сад Лянъюань, потом его семья, спасаясь от смут, переехала на юг. По возвращении Ли Шэ, благодаря покровителям, сумел выдвинуться в окружении наследника трона. Позднее, обвиненный в сочувствии мятежникам, был сослан, болел, лишь через десять лет получил помилование. Путешествовал по югу. В горах разбойники его отпустили, когда он сочинил для них стихи. Встречался с поэтом Чжан Ху.
Стадо пасу на рассвете,
Стадо пасу,
где река изогнулась дугой;
Стадо пасу на закате,
Стадо пасу
и в деревню сгоняю домой.
Из лесу выйду я – дождик весенний
брызжет на плащ травяной.
Дудочку сделав, лежу, окруженный
свежей зеленой травой.
Будто бы стрелы, цветы златоцвета
в пояс втыкаю кругом.
Желтый теленок, про тигра не помня,
в поле играет со мной.
Мэн Цзяо
Мэн Цзяо (Мэн Дун-е, 751–814) – уроженец г. Укана (в нынешней пров. Цзянсу). Сумел сдать государственные экзамены только в сорок шесть лет и потом служил в провинции на незначительных должностях, не имея постоянного пристанища и всегда испытывая нужду. Умер скоропостижно, по дороге к очередному месту службы. Стихи поэта, описывающие как его личные невзгоды, так и бедствия людей вокруг, заслужили одобрение крупнейших поэтов той поры и до сих пор популярны как в Китае, так и в Японии.
Родная мать —
в руке иголка с ниткой.
В дорогу сыну
платье шьет она.
На сердце страх:
не скоро он вернется,
Должна одежда
быть на нем прочна.
Да разве может
сердце юной травки
Воздать за ласку,
что дает весна?..
Небо и землю
Южные горы закрыли.
Солнце и месяц
выходят из этих камней.
Пик высочайший
и ночью закат озаряет;
В глуби ущелий
и днем не увидишь лучей.
Здесь обитают
прямые и честные люди;
Трудны дороги,
но мысли просты у людей.
Ветер протяжный
свистит в кипарисах и соснах,
С шумом несется,
пыль по дорогам взметает.
В этих ущельях
мне жалко, что книги читал я,
Каждое утро
славы летучей желая.
Примечания: Чжуннань, по другому названию Циньлин, – горный массив, протянувшийся по югу пров. Ганьсу, Шэньси и далее в Хэнань. Символ уединения, отшельничества в китайской поэзии.
Пик высочайший – гора Тайбодин, около четырех тысяч метров в высоту. На ее вершине очень долго остаются отблески давно зашедшего солнца.
Доу Гун
Доу Гун (Доу Ю-фэн, ок. 762 – после 821), родом из столичного округа. В 807 г. выдержал государственные экзамены. Служил сначала в войсках, потом при дворе в ведомстве наказаний. В семье Доу многие были литераторами.
Осень стоит в императорских парках,
кони оседланы снова.
Ястребов белых прислали с востока,
с дальнего брега морского.
Ханьский правитель свободен от дел,
время пришло для охоты, —
Снежной метелью летят, кто скорее,
на нарукавник парчовый.
Примечание: Синьло (Силла) – одно из трех корейских царств.
Хань Юй
Хань Юй (Хань Туй-чжи, 768–824), родом из Хэяна (ныне в пров. Хэнань), в 792 г. сдал государственные экзамены, участвовал в подавлении беспорядков, служил в ведомстве наказаний. Подав в 719 г. доклад трону, укоряющий императора за поощрение буддизма, был сослан на крайний юг наместником в Чаочжоу (район нынешнего Кантона), где – в качестве уже полноправного представителя центральной власти – сумел изгнать крокодила, от которого изнемогала вся округа. Местные жители установили в его честь и по сей день существующий храм, а государь, получив известие о его подвиге, вернул Хань Юя в столицу, после чего тот вскоре умер.
Как писатель и поэт – вкупе со своим другом и единомышленником Лю Цзун-юанем (773–819) – возглавил движение за «возрождение древности», ставившее своей целью освободить литературу от излишней вычурности и вернуть ее к первоначальной простоте. Оба литератора входят в число «Восьми великих времени Тан и Сун», причем в этом списке стоят первыми.
Может показаться странным соединение вместе стихов и прозы (пусть ритмической). Однако все произведения, вошедшие в данную обойму, связаны со смелым осуждением Хань Юем неспособности и близорукости властей. Это осуждение звучит в «Смешанных рассуждениях» достаточно четко, правда в образной форме. Далее следует «Доклад трону о кости Будды», где оно высказано уже прямо и недвусмысленно. Поэт чуть не лишился головы, но был помилован и сослан в Чаочжоу. Встретившись по дороге со своим внучатым племянником Хань Сяном, обратил к нему восьмистишие, выглядевшее как своего рода завещание. Прибыв в Чаочжоу, Хань Юй действительно изгнал крокодила, увековечив это событие «Жертвенным посланием к крокодилу» – произведением, вызывавшим у современников и потомков большие сомнения в его серьезности и как бы выносимым ими за скобки его творчества. Тем не менее благодарные подданные устроили пир, описываемый в несколько юмористических тонах в стихотворении «Впервые вкусив южные яства…». Позднее в честь поэта установили храм с алтарем-жертвенником, а сам он вернулся в столицу.
Дракон дохнёт – дыханье станет тучей. Туча, конечно, не может быть чудодейственнее, чем дракон. Но воссядет дракон на эту тучу – и она безбрежным океаном расстелется по бездне неба, придавит солнце и луну, перемешает свет и тень, испустит молнию и гром и в изменениях чудесных водой на землю упадет, залив долины и холмы. И туча тоже чудесной и таинственною станет!
Значит, дракон умеет заставить тучу стать чудодейственной. А как же чудесная сила дракона? Нет, туча не может заставить дракона стать чудодейственным.
Но если дракон себе не достанет тучи – ведь он не сможет проявить свою чудесную силу, потеряет то, что служит ему опорой? Нет, в это поверить нельзя! Удивительно! То, что служит ему опорой, он сам и создает.
Вот почему «Книга перемен» гласит: «Туча сопутствует дракону». И это значит, что туча – она всегда сопровождает дракона.
Кто хорошо умеет лечить людей, тот не будет разглядывать, худ человек или тучен. Он лишь исследует, болезнен ли пульс, – и все. Кто хорошо постиг Поднебесную, тот не будет разглядывать, спокойно или опасно под Небом Нашим. Он лишь исследует, не спутаны ль сети законов, – и все.
Поднебесная – как человек; спокойствие или опасности – как худоба или тучность; сети законов – как пульс. Если пульс не болезненный – худоба не страшна, если же пульс болезнен – и тучность не спасет, ты погибнешь. Кто проникнет в суть этого рассуждения, тот с его помощью сможет понять Поднебесную.
Когда одряхлели династии Ся, Инь и Чжоу, удельные правители захватывали кто что мог, войны и походы не прекращались ни на один день. Пусть наследовали друг другу уже десятки государей, но Поднебесная не рушилась – значит сети законов оставались целы.
Когда империя Цинь повелевала всей Поднебесной, она не разделила свою силу между удельными властителями, но собралось войско – и она сгорела. Сменили друг друга лишь два государя, но Поднебесная рухнула – значит сети законов погибли.
Вот почему пусть даже все четыре конечности не дают повода для беспокойства, хвастаться этим не стоит: пульс – это всё. Пусть даже во всех четырех сторонах нет ничего угрожающего, заноситься не стоит: сети законов – это всё.
Хорошим лекарем и хорошим политиком называется тот, кого поддерживает Небо. «Книга перемен» гласит: «Разгляди приметы, исследуй знамения». Это и должен делать хороший лекарь и хороший политик.
Господин Тань в «Жизнеописании Цуя, Повелителя гор» восхваляет то, что сказал ему аист. Не странно ли это? Но вот я смотрю на людей. Как редко бывает, чтобы человек сумел целиком проявить свою природу и не стать похожим на скота или чудовище.
Аист же, может быть, это тот, кто отвратился от зла нашего мира, ушел из него навсегда и в мир не вернулся? Ведь в древности среди высокомудрых встречались такие, у кого была голова как у вола; и такие, у кого было тело как у змеи; и такие, у кого был клюв, как у птицы; и такие, у кого была рожа, как у Мэн-ци. Но у всех них лишь облик был таков, а нутро-то было другое – так возможно ли отрицать, что они были людьми?
А встречаются и такие, у кого ровные плечи и чистая кожа, лицо румяно, словно сурик, красиво сверх всякой меры. По облику-то они люди, да нутро-то у них как у скотов, – и можно ли такую мерзость назвать человеком?
Таким образом, чем разглядывать достоинства и недостатки лица человека, не лучше ль рассудить, приемлемо ль его нутро и его поступки, – тогда ошибок не будет.
О делах чудовищ и духов последователи Кун-цзы не говорят. Но я, желая особо выделить тех, кто отвратился от злобы нашего мира, это все-таки сделал. Вот почему я написал сказанное выше.
Жил когда-то Бо-лэ. И после него были кони, пробегавшие тысячу ли. Кони такие нередко бывают, да Бо-лэ бывают не часто. Потому пусть появится конь, достойный славы, – он будет опозорен, отдан в руки рабов. Так и умрет в ограде своего стойла, а переходами в тысячу ли прославлен не будет.
Если конь пробегает тысячу ли, случается, что он съест за одну кормежку целый дань проса. А кормящий коня не знает, сколько может скакун пробежать и как его кормить. И вот хоть и может конь пробежать тысячу ли, но кормят его не досыта и сил у него недостаточно, не может он проявить себя во всей красе. Тщится сравняться с обычным конем – и то никак не может. Откуда же знать, что тысяча ли для него безделица? Гонят его – да не по его дороге, кормят его – да так, что не может он проявить свою стать. Он заржет – да никто не умеет постичь, что это значит. Приблизятся к нему с кнутом в руке и скажут:
– Нет больше коней в Поднебесной!
Увы! Разве правда, что нет коней? Вот что вы их не знаете – правда!
Примечания: I. «Книга перемен» («И цзин») – древнейший китайский письменный памятник (не позднее конца II тыс. до н. э.), излагающий систему мироздания и лежащий в основе всей последующей китайской философии.
II. Ся, Инь и Чжоу – древнейшие китайские государственные образования, сменявшие друг друга и существовавшие (по традиционному летоисчислению): Ся – в XXI–XVIII вв. до н. э.; Инь – в XVIII–XII вв. до н. э., Чжоу – в 1122–221 гг. до н. э. Китайская история описывает их развитие как возвышение, расцвет, одряхление и гибель, когда предыдущее государство сменяется новым.
Под Небом Нашим, Поднебесная – образные названия Китая. Цинь – империя, объединившая Китай в 221 г. до н. э., но погибшая уже в 206 г. до н. э.
III. Господин Тань в «Жизнеописании Цуя, Повелителя гор». – Ни об авторе, ни о цитируемом «Жизнеописании» сведений обнаружить не удалось.
Мэн-ци – китайский дух-хранитель могил, которого легенды наделяют устрашающим обликом.
IV. Бо-лэ – легендарный знаток лошадей, умевший по ржанию животного точно определить, на что способен скакун.
Слуга ваш, имярек, докладывает:
Я, недостойный, считаю учение Будды одним из варварских учений, которое со времени Поздней Хань вторглось в Китай, а в глубокой древности его еще не было.
В те старые времена Хуан-ди на троне был сто лет, а жил до ста девяти. Шао-хао был на троне восемьдесят лет, а жил до ста. Чжуань-сюй на троне был семьдесят девять лет, а жил до девяноста восьми.
Правитель Ку на троне был семьдесят лет, а жил до ста. Правитель Яо на троне был девяносто восемь лет, а жил до ста восемнадцати. Правитель Шунь и Юй, его преемник, – оба дожили до ста лет.
В те времена в Поднебесной царил великий мир, простой народ в спокойствии и радости жил до преклонных лет – а вот Будды в Китае еще не бывало!
И после них Тан, иньский государь, дожил до ста, и внук его Тай-у – до семидесяти пяти, У-дин на троне был пятьдесят девять лет – записи в истории не говорят, где был предел его жизни, но если рассчитать его годы, то, верно, тоже прожил не меньше ста.
Вэнь-ван, правитель Чжоу, достиг девяноста семи лет, У-ван – девяноста трех, Му-ван на троне был сто лет. А в это время законы Будды еще не попали в Китай, и было так отнюдь не потому, что они посвятили себя служению Будде.
Во время Мин-ди, государя Хань, у нас впервые появились законы Будды – и был Мин-ди на троне едва восемнадцать лет. А после него мятежи и гибель династий сменяли друг друга, и жизнь судьба недолгую давала.
И в государствах Сун, Ци, Лян, Чэнь, Юань-Вэй и после них служенье Будде становилось все усердней, а годы жизни все сужались. И только У-ди, лянский государь, сидел на троне сорок восемь лет, но всю жизнь – юность, зрелость, старость – он себя приносил в дар Будде, для жертвоприношений в храмах предков не брал скота, за сутки ел всего однажды – и то ничего, кроме овощей и плодов. В конце же концов Хоу Цзи принудил его в Тайчэне уморить себя голодом, и государство его нашло свое уничтоженье. Он служил Будде, чтобы найти свое счастье, – а получил лишь беды. Если рассмотреть все это, будет ясно, что мало принесло ему служенье Будде.
Когда наш первый государь и ваш высокий предок воспринял алтари от государства Суй, задумал он изгнать служенье Будде. Но ученость его подданных в то время недалеко пошла, они не могли глубоко уяснить путей древних правителей, которые в своих сопоставлениях прошлого и нынешнего доискались до мудрого прозрения, что нужно спасать себя от этого бедствия, – и вскоре прекратилась эта борьба, о чем слуга ваш всегда скорбел.
Я, недостойный, считаю ваше величество умудренным в делах войны и мира государем, которому не было равных за время несколько тысяч раз по сто лет. Когда вы только что вступили на трон, вы не давали ни постригать людей, мужчин и женщин, ни делать их даосскими отшельниками и не позволяли воздвигать монастыри и молельни.
Ваш слуга всегда полагал, что замыслы вашего высокого предка должны осуществиться в руках вашего величества. А если ныне время еще не настало, так допустимо ли давать народу слишком много воли?
Ныне слышно, что ваше величество велели толпе монахов встретить кость Будды в Фэнсяне и препроводить ее во внутренние покои, чтобы можно было ее созерцать в палатах государя. И еще повелели послать от себя подношения всем обителям.
Хотя слуга ваш и крайне глуп, но, конечно, понимает, что вас, ваше величество, Будда не мог одурманить. Что ж, пусть вы совершили это высочайшее пожертвование, чтобы помолиться о счастливых знамениях и даже для того, чтоб год был изобилен, а люди ликовали. Но этим вы потворствуете людям, создаете столичному люду повод для кривотолков, игрушку для забавы.
Как можно быть столь мудро просветленным и позволять в такие штуки верить! Ведь люд простой и глуп и темен, легко заблуждается и с трудом понимает, в чем дело. И коль увидит, что ваше величество так поступает, тотчас решит, что преданным сердцем вы служите Будде.
Все будут говорить: «Великий мудрец Сын Неба – а ведь вот уверовал всей душой! А что такое мы, простой народ? Неужто ради Будды мы пожалеем жизнь отдать? Давайте же палить макушки, жечь пальцы, по сотням и десяткам собьемся в стадо, скинем платье, деньги раскидаем», – примутся с утра до вечера вам подражать.
Боюсь только, что вскоре малые и старые наперебой станут бросать свои занятия. И если немедленно не запретить строжайше это, то, конечно, во всякого рода обителях найдутся и такие, кто будет себе отрубать руки, от своего тела отрезать ломти, чтобы поднести Будде. Пострадают нравы, сокрушатся обычаи, разнесутся насмешки во всех четырех сторонах – а ведь это не мелочь!
Сам Будда – человек из варварских западных племен. Его язык с китайским несхож, одежда совсем иная. Его голос не произносил слов, установленных древними правителями, его тело не облачалось в одежды, установленные древними правителями. Он не знает, в чем долг государя и подданного, каковы должны быть чувства отца и сына.
Пусть даже Будда жил бы еще и ныне, но и тогда едва была бы нужда удостаивать его государевым указом, перевозить его ко двору, в столицу, – а вашему величеству принимать его собственной персоной. Лучше было бы объявить, что удостоен он одним лишь взглядом, устроить для гостя одно-единственное угощение, пожаловать одежды один набор, а после выслать всех монахов под стражей на рубежи страны, чтобы не вводили в заблуждение народ.
К тому же тело Будды давно уже мертво – так разве можно позволять вносить в запретные покои прогнившую кость, премерзкие останки! Ведь говорил же Кун-цзы: «Почитай души умерших, но держись от них подальше».
Когда древние правители совершали траурный обряд в своих владениях, они приказывали заклинателям сперва взять метелки из персиковых веток и изгнать недоброе и лишь потом приступали к обряду. А ныне ни с того ни с сего берут прогнившую вонючую мерзость, лично приближаются к ней и созерцают ее, заклинаниями не предваряют, персиковых метелок не применяют. Толпы придворных не говорят, что это скверно, астрологи не пророчат от этого бед.
Слуга ваш воистину сгорает от стыда. Умоляю отдать эту кость чиновникам, пусть бросят в воду и в огонь, чтобы пресечь навеки самый корень зла. Тогда прекратятся сомнения в Поднебесной, исчезнут заблужденья в последующие времена.
Пусть люди в Поднебесной знают, каковы деяния великомудрого человека. Выйти из обыденности, которой в мире нет числа, – не в этом ли залог процветания, не это ли истинная радость!
А если Будда наделен таинственною силой и может сотворить беду и счастье, то пусть невзгоды все падут на голову вашего слуги, а Небо высочайше нас рассудит – и слуга ваш не будет ни досадовать, ни раскаиваться.
Доводя почтительнейше доклад этот до высочайшего слуха, слуга ваш, имярек, исполнен дрожи, исполнен страха.
Примечания: Поздняя Хань. – Так назывался Китай в 23–220 гг. н. э. В I в. н. э., во время Поздней Хань при императоре Мин-ди (на троне в 57–75 гг. н. э.), в Китае появились первые буддийские проповедники.
Хуан-ди, Шао-хао, Чжуань-сюй, правитель Ку (Ди-Ку) – легендарные правители III тыс. до н. э., которых традиция считает основателями китайской цивилизации.
Шунь и Юй (XXII в. до н. э.) – полулегендарные государи, первый из которых установил земледельческий календарь, а второй успешно боролся с наводнениями на реке Хуанхэ и установил правление своей династии, дав государству название Ся.
Тан (Чэн Тан) – основатель второй династии, правившей Китаем в XVIII–XII вв. до н. э. Государство его называлось Инь.
Тай-у (XV в. до н. э.) и У-дин (1238–1180 до н. э.) – потомки Чэн Тана, считающиеся наиболее успешными правителями его династии.
Вэнь-ван (XII в. до н. э.) – отец основателя государства Чжоу (1122–221 до н. э.) У-вана (на троне в 1122–1116 гг. до н. э.) и предок Му-вана (1001–947 до н. э.). Династия правила Китаем (в последний период номинально) до объединения страны в империю Цинь в 221 г. до н. э.
Мин-ди. – См. выше.
Сун (420–479 н. э.), Ци (479–502), Лян (502–557), Чэнь (557–559), Юань-Вэй (386–534) – названия недолговечных государственных образований в так называемый «период Южных и Северных династий».
У-ди, лянский государь (502–549) – ревностный буддист и известный буддийский писатель. При нем буддизм получил государственную поддержку. Свергнут с трона в результате мятежа Хоу Цзи.
Суй (581–618) – государство, объединившее Китай после Северных и Южных династий. Было уничтожено основателем империи Тан Ли Юанем (Танский Гао-цзу «Высокий предок», на троне 618–626).
Фэнсян – город на запад от Чанъани, тогдашней столицы. В нем находился монастырь Фамэньсы, где была помещена кость Будды.
Я подал тому, кто, как Небо, высок,
однажды поутру доклад —
За восемь тысяч ли в Чаочжоу
мне вечером ехать велят.
Хотел я, чтобы пресветлый мудрец
изгнал недостойное прочь, —
И вот снизойти ни к преклонным годам,
ни к дряхлости не хотят.
Хребет Циньлин облаками закрыт,
где нынче будет мой дом?
Проход Ланьгуань занесли снега,
мой конь ни вперед, ни назад.
Я знаю, что ты издалека пришел,
и, верно, пришел не зря —
Ты кости мои соберешь у реки,
там, где лихорадки царят.
Примечание: В 819 г. Хань Юй подал императору доклад, где в резких выражениях осуждал знаки покровительства, оказанные императором мощам Будды. За это поэт был сослан на самую южную окраину тогдашнего Китая – в Чаочжоу (район современного Гуанчжоу). По дороге он встретился со своим внучатым племянником Хань Сяном (Хань Сян-цзы). Путь от столицы лежал на юго-восток, через заставу Ланьгуань в горах Циньлин.
В такой-то год, луну и день Хань Юй, наместник в Чаочжоу, велит Цинь Цзи, начальнику войск и тюрем, бросить в омут Долины Зла барана и свинью на пищу крокодилу и при этом объявляет:
Встарь, когда древние правители получали власть в Поднебесной, они сетями, силками, шипами, мечами искореняли зловредных тварей – летучих и ползучих, приносивших ущерб народу; преследовали их, пока не изгоняли за рубежи подвластных земель в четырех сторонах.
Пусть после них у государей ничтожна стала добродетель, далеко власть их не простиралась, но и между реками Цзян и Хань, и в землях чужих племен Мань, И, Чу, Юэ все же продолжали с ними расправляться. Наш округ Чаочжоу стеснен меж гор и моря и от столицы отдален на десять тысяч ли – и крокодил свое отродье взращивает здесь в трясинах; это место, где он утвердился.
Сегодня Сын Неба воспринял танский трон, он свято умудрен в войне и в милосердье. За четырьмя морями, внутри шести сторон он усмиряет все, владеет всем.
Кроме того, земли, близкие к Янчжоу, уезды, подвластные наместнику, покрыты следами трудов Великого Юя. Ведь на этой почве родилось то, что высылают как дань для поднесения алтарям Неба и Земли, храмам предков и сонмам духов, – и крокодилу невозможно сюда втесаться и жить в том же краю, где правит наместник.
Наместник получил приказ от Сына Неба хранить эту землю, править ее народом, – но крокодил, выпуча глаза, не сидит спокойно в своей трясине и всюду пожирает у народа скот, и медведей, и вепрей, и косуль, и оленей, чтоб утучнять свое тело, чтоб разводить свое потомство, нагло сопротивляется наместнику, спорит, кто старше и кто отважней.
Хотя наместник изнурен и слаб, но может ли он согласиться пред крокодилом склонить главу, пасть духом, дрожать от страха, потупляя очи! Он послан управлять народом – не для того же, чтобы таиться здесь, словно вор! Нет, удостоен он повеленья Сына Неба: прийти и править!
Конечно, силы у него немного, но хочет он договориться с крокодилом, и если крокодил наделен разумом, пусть внемлет словам наместника:
Великое море лежит на юг от округа Чаочжоу. Там есть чудовища – киты и грифы, там есть и мелочь – крабы и креветки. Там все легко достать, чтоб жить, чтобы кормиться. Если крокодил отправится утром, к вечеру будет там.
Ныне заключаем с крокодилом договор: когда пройдет три дня, пусть забирает все свое отродье и переселяется на юг, в море, чтобы спастись от чиновника, которому дано повеление Сына Неба. За три дня не сможет – можно продлить до пяти, за пять дней не сможет – можно продлить до семи. Но если и тогда не пожелает убираться – это значит, что он не признает наместника, не слушает его речей. Не подчинится – значит крокодил неразумен и непонятлив. Наместник тратит зря слова, а тот не внемлет, не постигает.
Но ведь те, кто заносится перед чиновником, удостоенным повеления Сына Неба, не внемлет словам его, не убирается, чтобы спастись, кто неразумен и непонятлив, да еще наносит вред имуществу народа, – все таковые могут быть убиты. Тогда отберет наместник самых ловких из народа и из чиновников, снабдит тугими луками и отравленными стрелами – и воздаст крокодилу по заслугам. Они не остановятся ни за что, пока не убьют крокодила, а тот уж пусть не посетует.
Примечания: Цинь Цзи – имя, по другим источникам неизвестное.
Между реками Цзян (Янцзы) и Хань (Ханьцзян). – Междуречье Цзяна и Хань считается древними собственно китайскими землями.
Мань (на юге), И (на востоке), Чу (в среднем течении Цзяна), Юэ (на южном океанском побережье) – области, в древности (и отчасти сейчас) заселенные некитайскими народностями.
За четырьмя морями – образное название «моря чуждых племен», окружавшего в древности Китай.
Внутри шести сторон – четырех стран света, верха и низа.
Янчжоу – город в нижнем течении Янцзы, к югу от него начинались земли, подчиненные Хань Юю как наместнику.
…покрыты следами трудов Великого Юя. – Легенда относит окончание трудов Юя по усмирению великих рек к областям южнее Янцзы, и погребение Юя якобы находится в районе нынешнего Шаосина.
Эта камбала – словно
отшельника мудрого шапка,
Поднялись у нее
костяные зрачки над спиною.
Присосавшихся мидий
громоздятся огромные горы,
Их десятки, их сотни,
и растут они сами собою.
Тут прибрежные рыбы,
их хвосты – настоящие змеи,
А глазищи и пасти
спорят величиной с головою.
Тут лягушки как наши,
нам привычные хамо-лягушки,
Вроде точно такие,
но название носят другое.
Осьминоги-чжанцзюй
и моллюски-мацзя как столбы,
Кто из них всех страшней,
кто диковинней, спорят друг с другом.
И другие здесь дива —
десятки различных существ,
И любое из них
заставляет дрожать от испуга.
Чуть добравшись сюда,
одолел я нечистую силу,
И в награду приходится
пробовать варево Юга:
Здесь соленое с кислым
не гнушаются смешивать вместе,
Померанцы и перец
в их еде дополняют друг друга.
Поднимается запах
слишком резкий от этой еды.
Все жуют и глотают,
их лица и потны и красны.
Что такое змея,
я, конечно, давно уже знал,
Только было всегда
отвратительно горлу и глазу.
Открывают корзину —
там змеи шуршат и шуршат,
Копошатся и вьются —
покоя лишаешься сразу.
Нет, не режьте вы их,
не настолько ж бесчувственны вы!
Кто-то продал их вам —
но не по моему же заказу!
Не просил я у них
наградить меня жемчугом дивным.
Я доволен, что нет
между ними вражды и недугов.
Эту песню напел я
и после ее записал
Для того, чтоб об этом
поведать хорошему другу.
Примечание: Юань Восемнадцатый. – Имеется в виду Юань Цзи-сюй, отшельник, живший на юге страны. Многие поэты, будучи сосланы в южные края, адресовали ему свои стихи, в их числе, кроме Хань Юя, также близкие ему по духу Лю Цзун-юань и Бо Цзюй-и.
Чжан Цзи
Чжан Цзи (Чжан Вэнь-чан, ок. 768 – ок. 830) – видный чиновник, сдал в 798 г. государственные экзамены. Служил в ведомстве ритуала, в главном императорском Храме предков, потом в департаменте ирригации, был директором государственного училища для детей чиновников (гоцзы-цзянь). Вместе с Ван Цзянем является в поэзии создателем «новых юэфу» (народных песен).
Немало торговых гостей у Цзиньлина,
на запад от стен городских.
Всю жизнь они в лодках – и волны и ветер
поэтому радость для них.
В дорогу собравшись, они свои лодки
поставят на устье речном.
Поднявшись на нос, поклоняются духам
и Цзян орошают вином.
Поставив бокалы, ведут разговор,
как были далеко не раз,
Как в Шу они жили, как ездили в Мань,
кто снова уехал сейчас.
Кто золота больше, чем все, накопил,
тот первый купец среди них,
Считает ночью связки монет,
во тьме не смыкает глаз.
Над Цзяном осенним под яркой луной
слышна болтовня обезьян,
Когда одинокий покажется парус,
где сходятся Сяо и Сян.
Гребут осторожно матросы на лодке —
подводные камни кругом.
Обрывы пройдя, догоняют челны,
что ранее вышли на Цзян.
И так год за годом их гонит барыш
на запад и вновь на восток.
В уездные списки купцов имена
нигде не заносит никто.
Крестьянин же платит налоги за всех,
в нужде и лишеньях живет,
Уж лучше бы стал он богатым купцом
и жил без трудов и забот.
Примечания: Цзиньлин – нынешний Нанкин.
Цзян – река Янцзы.
Шу – нынешняя пров. Сычуань.
Мань – нынешняя пров. Хунань.
Сяо и Сян – реки в пров. Хунань. Сливаются недалеко от впадения в озеро Дунтин, соединяющееся с рекой Янцзы.
Уездные списки – списки, по которым в танском Китае среди жителей уездов взимались налоги.
Я замужем, сударь,
вы знаете это прекрасно
И все же подносите
мне две жемчужины ясных.
Я очень растрогана
родственным вашим подарком,
И место ему
на этом нагруднике красном.
Но сад государя кончается там,
где дом возвышается мой,
И должен мой муж во дворце Мингуан
хранить государя покой.
Я думаю, сударь, как солнце и месяц,
намеренья ваши чисты, —
Но я ведь супругу на жизнь и на смерть
с ним вместе идти поклялась.
И я возвращаю подаренный жемчуг,
и слезы бегут из очей:
Когда еще замужем я не была,
зачем я не встретила вас!
Примечания: Дунпин – уезд в нынешней пров. Шаньдун.
Ли Ши-дао (ум. 819) – начальник пограничного района, правитель земель Цин и Цзи (нынешние пров. Шаньдун и Хэбэй). В 818 г. вместе с другими пограничными начальниками замышлял мятеж против императора Сянь-цзуна (806–820). Ли Ши-дао пригласил Чжан Цзи примкнуть к мятежникам. Однако покровитель Чжан Цзи, поэт Хань Юй (768–824), оставался верным императору и поддержал Пэй Ду (765–839), усмирившего мятеж. Чжан Цзи ответил Ли Ши-дао этим стихотворением, которое является иносказанием: «Верная жена не имеет двух мужей, верный чиновник не служит двум государям». Хотя стихотворение внешне очень любезно, оно заключает в себе решительный отказ принять участие в мятеже.
Мингуан – императорский дворец, украшенный золотом, жемчугами и яшмой. Построен во времена Хань. В этом дворце танские императоры давали аудиенции.
В стране, где в травах весенних яд,
что Медных Столбов южней,
Откуда до Брега Златого путник
доедет за несколько дней,
Там кольца из яшмы продевшая в уши
девица из чьей-то семьи,
Сжимая в объятиях лютню-пипа́,
приветствует бога морей.
Примечания: Мань – общее название южных некитайских («варварских») народов, живших к югу от Янцзы.
Медные Столбы – опасные пороги на Янцзы в уезде Фулин в Сычуани; южный рубеж собственно китайских земель.
Брег Златой – побережье южных морей, откуда, по понятиям Китая, поступали основные морские сокровища; санскр. Суварнадвипа.
В дальней заморской округе Куньлунь
дома родимого кров.
В ханьские земли завезены
пленники маньских купцов.
Как циньцзиляо, словам человека
могут они подражать;
Плыли к Юйлиню, по бурным волнам
странствуя меж островов.
Кольца златые вот-вот упадут
из продырявленных мочек;
Волос кудрявый узлами свисает
с их непокрытых голов.
Любят они, чтобы кожа у них
черной была, словно лак, —
Хлопка древесного наполовину
с плеч опускают покров.
Примечания: Куньлунь (Курунг) – страна на крайнем юго-востоке Азии (Камбоджа и частично острова Индонезии), откуда в Китай (Хань) танского времени нередко привозили рабов.
Маньские купцы – купцы южных народов, служившие посредниками между Китаем и странами южных морей.
Циньцзиляо – заморские для Китая птицы (попугаи), которые повторяли слова человеческой речи.
Юйлинь – древняя область на южном побережье нынешней пров. Гуанси.
Лю Юй-си
Лю Юй-си (Лю Мэн-дэ, 772–842) – родом из Восточной Столицы – Лояна, считал себя потомком императорского рода периода Хань. Сдал государственные экзамены в 792 г., но в 815 г., в связи с неудавшимся заговором, выслан в провинцию, в город Ляньчжоу (ныне Чанъэ в пров. Хунань), потом служил наместником в областях Ляньчжоу, Куйчжоу, Хэчжоу, в конце жизни – в свите наследника трона. Один из самых известных поэтов демократического направления, близкий по духу Бо Цзюй-и и Хань Юю; мастер описаний сельской жизни.
На Баских горах и на Чуских водах,
в краях и чужих и холодных,
Я двадцать три года уже не видал
тех мест, где тепло и удобно.
Припомнив былое, твердить только мог
«О флейте подслушанной оду»;
Приеду на родину – буду я там
гнилой рукояти подобным.
Наверное, тысячный парус проплыл
у лодки моей затонувшей;
Весной десять тысяч деревьев цветут
пред деревом дряхлым, негодным.
Но нынче услышал, как вы для меня
пропели знакомую песню.
Пусть миг этот краток – за чаркой вина
мой дух укрепился надолго.
Примечания: Лэ-тянь – второе имя поэта Бо Цзюй-и (772–846), друга Лю Юй-си. Возвращаясь из многолетней ссылки, Лю Юй-си в 826 г. встретился с ним в городе Янчжоу (на реке Янцзы, ниже Нанкина). Бо Цзюй-и написал в честь встречи стихотворение «Опьянев, преподношу сановнику Лю Двадцать Восьмому», ответом на которое и является данное стихотворение.
Баские горы и Чуские воды – места, где служил во время ссылки Лю Юй-си, в современных пров. Сычуань (древнее Ба) и Цзянси (древнее Чу).
«О флейте подслушанной ода» – написана поэтом Сян Сю (221?–300), посетившим места, где жили его покойные друзья, тоже поэты, Цзи Кан (223–262) и Лю Ань (ум. 262). Услышав флейту в доме по соседству, Сян Сю написал эту оду.
Гнилой рукояти подобным. – Имеется в виду легенда о некоем Ван Чжи, дровосеке, который пошел в лес собирать хворост и увидел там двух отроков, играющих в шашки. Досмотрев их игру до конца, Ван Чжи взял в руки топор, но оказалось, что топорище сгнило. А вернувшись домой, он обнаружил, что прошло сто лет и все его знакомые в деревне уже умерли.
Росток винограда
пробился на поле пустом.
На шест одинокий
взобрался, обвился кругом.
Он был пересажен
сюда, к бирюзовым ступеням,
Все выше тянулся,
все больше густел день за днем.
Широким покровом
раскинул побеги и ветви,
Затейливо в кольца
свиваются толстые плети;
Взметнул свои крылья,
орех во дворе обнимая,
И можно подумать,
что так и росли они вместе.
Ему перекладины
длинные установили,
Листва подбирается
к самым навесам оконным.
Поят его корни
отваром из лучшего риса,
Едва пробивается
свет через полог сплетенный.
Шнурами из шелка
соцветья его подвязали,
Висят его гроздья,
как собранный жемчуг зеленый.
Как инеем легким
покрыты «кобыльи соски»,
Они на рассвете
блестят, как чешуйки дракона.
Вот странник добрался
до южного берега Фэнь,
Приблизился к дому —
глаза у него разбежались.
И слышит слова он:
«Мы – жители области Цзинь,
Сажали мы это,
как будто бы яшму сажали.
Когда перебродит,
прекрасное будет вино:
Даешь его людям —
никак оторваться не могут.
Для вас припасли мы
вина целый доу давно, —
Правитель Ляньчжоу,
возьмите с собою в дорогу».
Примечания: «Кобыльи соски» – сорт винограда с темными продолговатыми, как соски кобылы, ягодами.
Фэнь (Фэньшуй) – приток Хуанхэ в центральной части пров. Шаньси.
Цзинь – древняя область в Шаньси севернее Хуанхэ.
Доу – около 10 л.
Ляньчжоу – древний округ в восточной части нынешней пров. Ганьсу.
Бо Цзюй-и
Бо Цзюй-и (Бо Лэ-тянь, 772–846) – один из величайших поэтов Китая. Его стихи получили заслуженное признание в переводах Л. З. Эйдлина. Уроженец уезда Синьчжэн в Хэнани, он в 800 г. успешно сдал государственные экзамены, стал членом литературной академии Ханьлинь. В связи с дворцовым заговором 815 г. был выслан из столицы, служил наместником в областях Цзянчжоу и Чжунчжоу, потом в Сичжоу и Ханьчжоу, везде показав себя достойным правителем, заботящимся о нуждах народа. В последние годы жизни служил в свите наследника трона, был его наставником.
Как поэт знаменит своими «Циньскими напевами» и «Новыми песнями-юэфу», где смело показывал пороки современного ему общества. Его лирические и пейзажные стихи не менее знамениты, особенно четверостишия. Помещенные здесь его стихи ранее на русский язык не переводились.
Узорная ткань, узорная ткань,
что с нею поспорить может?
На тонкий газ, на плотный атлас
она совсем не похожа.
Она похожа на шелк водопада
в сорок пять чи вышиной,
Который я видел в горах Тяньтай
под ярко сиявшей луной.
Искусно выткан тонкий узор
невиданной красоты:
Как поле, покрытое белым туманом,
как иней, занесший цветы.
Кто выткал эту чудесную ткань?
Кто сшил из нее наряд?
Ткачиха бедная с речки Юэ —
наложница ханьских палат.
Дворцовый посланник в прошлом году
принес повеление ей:
Должна она взять образец в небесах
и выткать узор для людей.
И выткано небо, на нем в облаках
осенних гусей череда,
Расцветка такая, как будто в Цзяннани
весною разли́лась вода.
Скроили из ткани длинную юбку
и сшили широкий рукав,
По волнам прошлись утюгом золотым,
морщины насилу убрав.
Чудесны цвета, необычен узор,
друг друга они затмевают:
Глядишь на цветы – повернешь эту ткань —
цветы на глазах оживают.
Какая была во дворце Чжаоян
плясунье оказана милость!
Бесценное платье – весенний наряд —
в подарок она получила.
Но скоро запачкала потом и пудрой
и больше его не надела,
Без жалости в сердце по грязи волочит,
ногой на него наступила.
На то, чтобы выткать узорную ткань,
затрачен упорный труд,
Шелка тяжелые и полотно
в сравнение с ней не идут:
Тончайшая нитка, петельки без счета,
у женщины руки болят,
Скрипит и скрипит ее ткацкий станок,
но дело движется еле.
И если бы те, что песни поют
и пляшут в дворце Чжаоян,
Увидели это – тогда б и они,
наверно, ее пожалели.
Примечания: Тяньтай – горы на юго-востоке Китая, вблизи моря, славящиеся своими видами и отшельниками.
Чи – китайская мера длины, около 32 см.
Речка Юэ – речка на юге Китая, откуда в столицу привозили певичек и искусных ткачих.
Цзяннань – земли к югу от реки Янцзы, низина которой весной заливается высокой водой.
Чжаоян – дворцовый павильон в комплексе императорских дворцов в Чанъани. В этом павильоне обычно поселяли певиц и танцовщиц.
Нашего века уборы!
Нашего века уборы!
Они от столицы в четыре края
распространяются скоро.
В наш век они, невзирая на дали,
текут по белому свету —
И вот уже нет на щеках румянца,
и пудры на лицах нету:
Помадою черной намазаны губы,
не губы – грязная корка,
И брови, начертанные сверху вниз,
расходятся, как восьмерка.
Красотка ль, урод ли, черна ли, бела ли —
никто различить не сможет,
У всех одинаковое выраженье:
сейчас зарыдают горько.
Колечки и пряди закрыли виски —
кудряшек гора громоздится;
Под красною краской не видно кожи —
кирпичного цвета ли́ца.
Я встарь о распущенных волосах
слыхал в Иньчуаньском крае, —
Но это варваров-жунов прическа,
и каждый об этом знает.
Прически ж и краски годов Юань-хэ
(покрепче запомните это),
Кудряшки горою, кирпичные лица —
противны нравам Китая.
Примечания: Расходятся, как восьмерка. – Китайская цифра восемь составлена из двух расходящихся книзу черт.
Юань-хэ (806–820) – девиз годов правления императора Сянь-цзуна (на троне в 805–823 гг.).
Иньчуань – область на северо-западе танского Китая, где жили «варвары»-жуны.
Смотрю, чтоб у ложа от ветра защитой
короткая ширма стояла.
Вот черная шапка под войлоком синим,
из белой кошмы одеяло.
Час мао приходит – я чашечку выпью,
потом ненадолго усну,
И бренного мира хлопот никаких
как будто вовек не бывало.
Примечание: Час мао – время от пяти до семи часов утра (в Китае сутки делились на двенадцать отрезков – «часов», каждый из которых был равен нашим двум часам).
Застелена ровно скамья для гостей,
развернут коврик парчовый.
Тройными ударами барабан
сзывает нас снова и снова.
Не вновь ли явилась Персика Лист
при свете свечи принесенной? —
Но нет, перед нами Тутовая Ветка
колышет рубашкой лиловой.
Увешан пояс на стане-цветке
подвесками в тонких узорах;
Раздался с шапки над снежным лицом
звон бубенца золотого.
Едва только смолкла песня ее —
нам усидеть невозможно:
Клубится тучка, сбирается дождь,
Янтаи для нас готовы.
Примечания: Персика Лист (Тао-е) и Тутовая Ветка (То-чжи) – имена знаменитых певиц-куртизанок начала IX в.
Янтаи для нас готовы. – По легенде, на террасе Янтай (в среднем течении реки Янцзы) происходили любовные свидания Хуай-вана (на троне в 328–299 гг. до н. э.), правителя удела Чу, с феей, повелительницей гор Ушань. Вечером она спускалась дождем, утром взмывала тучкой. Из легенды слова «тучка», «дождь», «Янтай», «Ушань» перешли в китайскую поэзию как постоянные символы для обозначения любовных утех.
Рецепт дарю, берущий верх
над хитростями лисьими.
Сверлить не надо черепах,
молить тысячелистники.
Нефрит в течение трех дней
испытывают пламенем;
Мою же смесь лишь за семь лет
проверишь, как очищена.
Перед льстецами Чжоу-гун
был боязлив до крайности;
До узурпации Ван Ман
хорош был даже с низшими.
Когда б они в начале дней
свой путь внезапно кончили,
В столь краткой жизни кто бы мог
понять, где ложь, где истина.
Примечания: Хитрости лисьи. – Лиса в китайских легендах – оборотень, строящий людям разные козни.
Сверлить не надо черепах, молить тысячелистники. – В древнекитайской гадательной и магической практике употребляли черепашьи щиты, просверлив которые смотрели, как идут трещины, а также стебли тысячелистника, якобы дававшие ответ, исполнятся ли моления.
Чжоу-гун (XI в. до н. э.) – один из идеальных правителей в китайской исторической традиции. Он был регентом при малолетнем правителе Чэн-ване, но, поскольку льстецы рекомендовали ему самому занять трон, замкнулся в своем уединении, чтобы не быть заподозренным в таких намерениях. Потом, когда Чэн-ван вырос, Чжоу-гун передал ему правление и беспощадно расправился с взбунтовавшимися против государя льстецами.
Ван Ман (45 до н. э. – 23 н. э.) – родственник по женской линии императоров правящего дома Хань. Вначале завоевал расположение окружающих и правителей своей внешней обходительностью и справедливостью. Потом, воспользовавшись своей властью регента при малолетнем императоре, в 9 г. н. э. узурпировал трон. Его правление принесло народу много бед, и в 23 г. он был свергнут и погиб.
Чжу Цин-юй
Чжу Цин-юй (Чжу Кэ-цзю, кон. VIII – нач. IX в.) – родом из Юэчжоу (район нынешнего Шаосина в пров. Чжэцзян). Известна точно одна дата: в 826 г. он сдал государственные экзамены. Служил в императорской библиотеке, потом долго скитался по стране. Дружил с известными поэтами Цзя Дао, Ли Хэ и другими, особенно близок к Чжан Цзи (Чжан Вэнь-чану), но стихи их сильно различны.
К ночи вчера установлены были
красные свечи в алькове.
Утро придет – я должна перед домом
кланяться свекру, свекрови.
Утренний свой туалет завершив,
тихо спрошу у супруга:
Густо ли, тонко ли, с модой согласно ль
мною подкрашены брови?
Примечания: В стихотворении сдача государственных экзаменов для получения должности сравнивается с приготовлениями к свадьбе. Стихотворение адресовано Чжан Цзи (765–830?), поэту и другу, у которого есть стихотворение «Песня Верной жены», где верность жены приравнивается к верности чиновника своему государю.
Красные свечи – устанавливались возле ложа молодых в брачную ночь.
Циньский правитель
преграду кочевникам строил.
Слезы и смех
вызывает правителя труд:
Если и впрямь
государь о народе печется,
Люди повсюду
единой семьею живут.
Все миновало,
лишь небо с землею нетленны.
В залах дворцовых
деревья и травы растут.
Даже сегодня
рыдания ветра в пустыне
Слышны еще
над костями работавших тут.
Примечание: Великая стена, предназначавшаяся для защиты от набегов северных кочевых племен, возведена при императоре Цинь Ши-хуанди (на троне в уделе Цинь с 242 г. до н. э., император объединенной страны в 221–210 гг. до н. э.). На ее постройке погибло множество людей.
Ли Хэ
Ли Хэ (Ли Чан-цзи, 790–816) – родом из Фучана (в нынешней пров. Хэнань). Происходил из знатного рода, представители которого всегда блистали на государственных экзаменах. Он сам отказался идти на экзамены из-за табу на имя отца (Цзинь в имени отца, для сына запретное слово, звучит так же, как цзинь – «прошедший на экзаменах») и потому смог получить лишь мелкую должность при Храме предков. По преданию, писал стихи с таким напряжением, что надорвался и от этого умер в 26 лет. От него осталось 241 стихотворение. Его творчество проникнуто интересом ко всему необычному, чудесному, неожиданному. Он также неустанно искал новые формы стиха.
Шаманка вино возливает – тучи
скопляются над головой.
В жаровне яшмовой уголь горит,
куренья, тун-туна бой.
И духи морские, и демоны гор
приходят к ней чередой —
Бумажных денег шорох и шум,
кружащего ветра вой.
Узор золотой на «тоске в разлуке»:
танцует луаней пара.
Насуплены брови – каждому вздоху
по струнам вторят удары.
Зовет она звезды, демонов манит
от блюд и от кубков паром;
Увидишь, как горные бесы едят, —
прохватит морозом и жаром.
К Чжуншань спускается солнечный лик,
зубцы хребтов осияв.
О, как же долго сей дух пребывал
на грани небытия!
Но гневен ли дух или радостен дух, —
нахмурилась ворожея —
И тысячи всадников мчатся за духом
за синие гор края.
Примечания: «Тоска в разлуке» – вид лютни, украшенной золотым узором.
Луань – один из видов фениксов в китайских легендах.
Чжуншань – горы на юг от Чанъани.
Клубится, клубится
дым «тонущего на воде».
Вороны кричат,
и ночь под конец посветлела.
В заливчике мелком
фужуны плывут по волнам.
Охвачен мой стан
холодною яшмою белой.
Примечания: «Тонущее на воде» – благовоние, изготовлявшееся из благовонной древесины, столь плотной, что она тонула в воде (отсюда и название благовония).
Фужуны – красные лотосы.
Светом высо́ко подвешенных свеч
шелковый воздух мерцает.
В спальне узорной толку по ночам
красного «стража дворца» я.
Слон изо рта выдыхает куренья,
коврик-татэн согревает;
Ковш семизвездный повис над стеною,
бою часов я внимаю.
Холод проходит сквозь ширму-фусы,
гуще дворцовые тени;
По верху полога пестрый луань,
пятнами иней осенний.
Плачет цикада, скорбя о луне,
возле перил изогнутых;
В кольца и крючья закованы двери,
крепок замок для А-Чжэни.
К мелям песчаным во сне улетаю,
прямо к родным воротам;
Воды Небесной Реки у Чанчжоу
с неба спускаются там.
Мой государь, вы сияете ярко,
словно высокое солнце, —
Вашей служанке позвольте на рыбе
вдаль унестись по волнам.
Примечания: «Страж дворца» – красная ящерица. Считалось, что ее надо высушить и растолочь для изготовления приворотного зелья.
Луань – одна из разновидностей феникса.
А-Чжэнь – наложница одного из вельмож III в. н. э., с которой сравнивает себя героиня стихотворения.
Чанчжоу – округ в западной части современной Сычуани. Предполагалось, что где-то там Небесная Река (Млечный Путь) ниспадает на землю, давая начало реке Хуанхэ.
Кубок хрустальный берем,
Полный густым янтарем.
Будто бы в жемчуге алом, весь в каплях
ковш деревянный с вином.
Жареный феникс, вареный дракон
жиром нефритовым плачут;
Шелковый полог, расшитый шатер,
ветер душистый кругом.
Слышится флейта-дракон,
Бьет крокодил-барабан,
Рот белозубый поет,
Тонкий колышется стан:
«Так же как солнце, к закату идет
эта весна молодая;
Персика цвет ярко-красным дождем
льется в саду, опадая.
Мой вам совет: до последнего дня
пейте до дна, допьяна
И для земли на могиле Лю Лина
не оставляйте вина».
Примечание: Лю Лин – поэт III в. н. э., прославился своим пристрастием к вину. Он завещал друзьям ничего не приносить на его могилу – кроме вина, которое до́лжно было выливать на могильную насыпь, чтобы он и мертвый мог принимать участие в дружеских пирушках.
У сюцая Се была наложница Тао-лянь, которая ушла от него к другому. Сюцай пытался ее удержать, но безуспешно. Потом она в этом глубоко раскаивалась. Ее посетители сочиняли стихи, где подшучивали над нею, и я, Хэ, тоже вслед за ними сочинил четыре стихотворения.
С тоскою не сладить,
покои закрыв на засов.
Пчела молодая
мечтает о меде цветов.
Горяч еще пепел
сгоревших душистых курений,
Но стынет прическа
от черных заколок-жуков.
Уж ночь на исходе,
в светильнике кончилось масло;
Смыкаются очи
за ширмой, в убежище снов.
Как сладостно грезить
об уток чете неразлучной;
За южной стеною
умолкли удары вальков.
В глубокую осень на доски из Шу
натянет он нити из У —
В горах опустевших недвижные тучи
спускаются ниже к нему.
Заплакали Девы Реки в бамбуках,
Су-нюй в безысходной печали,
Когда на кунхоу Ли Пина в столице
мелодией струны звучали:
То слышно дробление яшмы в Куньшань,
то фениксов двух голоса,
То в них орхидеи смеются цветы,
то с лотосов льется роса.
Холодное солнце теплей засияло,
согрело двенадцать ворот,
Растрогали двадцать три нити-струны
Владыку Небесных Высот.
Где плавленым камнем чинила Нюй-ва
пробитый в борьбе небосвод,
Там треснуло небо дрожащее – дождь
осенний сквозь трещины льет.
И грезится людям, что он на Шэньшань
Шэнь-нюй обучает играть.
Запрыгали рыбы, как встарь, по волнам,
акулы пошли танцевать.
У веток коричного дерева стоя,
У Чжи не уснет от печали,
И нити косые летящей росы
на Лунного Зайца упали.
Примечания: Ли Пин – музыкант танского времени, учитель музыки в «Грушевом саду» (актерская школа, основанная по указу императора Сюань-цзуна).
Кунхоу – род 23-струнной цитры.
Доски из Шу. – Лучшее дерево для музыкальных инструментов привозили из Шу (ныне пров. Сычуань).
Нити из У. – Самые знаменитые шелковые нити для струн изготовляли в У (город Сучжоу).
Девы Реки – жены легендарного государя Шуня (XXII в. до н. э.), почитаемые как духи реки Сяосян. Здесь они оплакивали смерть мужа, и на бамбуке, растущем в этих местах, так и остались пятна от их слез. Сейчас они плачут от зависти, услышав игру Ли Пина.
Су-нюй – служанка Верховного (Небесного) Владыки, искусно игравшая на 50-струнной цитре. Хозяин ее был так растревожен ее игрой, что не выдержал и разбил инструмент на две половины – отсюда и пошли 23-струнные цитры. Даже Су-нюй завидует игре Ли Пина.
Куньшань (Куньлунь) – горы, где добывалась яшма, издававшая при дроблении громкий мелодичный звук.
Двенадцать ворот – образное название столицы Чанъань, в городской стене которой было 12 ворот (по трое на каждой стороне света).
Нюй-ва – сестра и жена легендарного императора Фу-си (XXX в. до н. э.). В легенде говорится, что она расплавила камни и починила ими небо, проломленное во время борьбы за власть в Поднебесной между Чжуань-сюем и Гун-гуном.
Шэньшань – гора, обиталище духов.
Шэнь-нюй – жена духа Фань Дао-цзи, игравшая на кунхоу так, что все пускались в пляс.
У Чжи, или У Ган – бессмертный дровосек, наказанный за провинность тем, что должен рубить ветки коричного дерева, растущего на луне, при этом на месте срубленных веток сразу вырастают новые.
Лунный Заяц – заяц, живущий на Луне и толкущий там в ступе порошок для эликсира бессмертия.
Ши Цзянь-у
Ши Цзянь-у (Ши Си-шэн, начало IX в.). – О его жизни известно мало. В 820 г. он сдал государственные экзамены, но не стал ожидать назначения, поселился в Западных горах области Хунчжоу, причем поэт Чжан Цзи (Чжан Вэнь-чан) написал на его отъезд прощальные стихи. Кроме очень известных в его время стихов, является автором нескольких прозаических произведений, в их числе «Рассуждения о сомнительном» и несколько новелл.
С грустью увидел я возле моста
свежие листья у лилий,
Челн из магнолии, спящий в воде,
весла, покрытые пылью.
В прежние годы еще не случалось,
чтобы здесь лотос не рвали…
Пруд этот с лотосом, пруд с десять цин
люди чужие купили.
Примечания: Цзян – река Янцзы-цзян.
Цин – мера площади, равная 6,1 га.
Ду Цю-нян
Ду Цю-нян (первая треть IX в.) – женщина из рода Ду (откуда происходил и поэт Ду My). В пятнадцать лет стала наложницей Ли Ци, который был казнен в 807 г. по обвинению в заговоре. Она же попала в дворцовые покои и добилась посмертного снятия с него обвинений. Была назначена мамкой одного из сыновей императора. Ее воспитанник был оклеветан и казнен, а сама она сослана в родные края. Там ее встретил Ду My, оставивший запись о ее крайней нужде. Стихотворение известно в записи Ду My.
Советую вам – не стремитесь надеть
плетенье одежд золотое.
Советую вам – позаботьтесь схватить,
что время дает молодое.
Раскрылись цветы – срывать их пора,
и надо скорее срывать их:
Не ждите, когда не станет цветов, —
кто веткой пленится пустою?
Чжан Сяо-бяо
Чжан Сяо-бяо (первая половина IX в.). – Из фактов его биографии известно, что в молодые годы он сопровождал в походах известного поэта и военачальника Ли Шэня (ум. 846), ценившего его стихи. В 819 г. сдал государственные экзамены и потом служил еще в 30-е гг. в скромной должности сверщика текстов в императорской библиотеке.
Думает он, как в далекой равнине
зайцы тучнеют сейчас.
Клюв наточив и встряхнув опереньем,
может быть, тысячу раз,
Все порывается он расклевать
узел, скрепляющий путы.
Если б хозяина голос позволил,
птица бы в небо взвилась.
Чэнь Бяо
Чэнь Бяо (первая половина IX в.). – О его жизни известно только, что в 822 г. он выдержал государственные экзамены и потом, в 30-е гг., служил в цензорате. От него осталось одиннадцать стихотворений.
Так было: в палатах правителя Цинь
весенняя дымка плывет.
Жемчужного дерева ветви из яшмы
в лазурный вздымаются свод.
Как благоухающий дух государя,
восходят куренья сухэ;
От полога свет, словно волны, струится,
по нитям хрустальным течет.
Вослед рукава ароматного шелка
взлетят – и потом опадут;
Кружит над пирующими цзяосяо,
взмахнет – и опять поворот…
А нынче отсюда взгляни на Сяньян,
лишь голову поверни:
Вечерние тучи тоскливого цвета
висят уже тысячный год.
Примечания: Правитель Цинь. – Вступивший на престол в 247 г. до н. э. как ван, Ши-хуан в 221 г. до н. э. объявил себя императором объединившей Китай империи Цинь. Столицей ее стал Сяньян, прежняя столица удела Цинь. Правление нового императора Циньского Ши-хуана отличалось крайней жестокостью, но и роскошью, наивысшим выражением которой стал построенный им дворец Эфан-гун (на северо-запад от нынешней Сиани). После свержения власти Цинь (206 до н. э.) дворец был заброшен и лежал в развалинах.
Цзяосяо – тонкая ткань, про которую говорили, что она не горит в огне, только очищается.
Чжан Ху (Чжан Чэн-цзи)
Чжан Ху (Чжан Чэн-цзи, 792?–852?) – родом из Наньяна. Вел отшельническую жизнь и писал стихи, в 20-е гг. замеченные в придворных кругах. Наиболее известны его стихи более позднего времени, заслужившие похвалы таких поэтов, как Бо Цзюй-и, Юань Чжэнь, Ду My. Последние годы провел в живописных местах в районе нынешнего Нанкина. От службы отказывался, несмотря на представления друзей.
За три тысячи ли
от моей родной стороны
Я в покоях дворца
двадцать лет уже песни пою.
А сегодня, запев
песню родины «Хэманьцзы»,
Я потоки слез
пред лицом государя лью.
Примечание: Стихотворение написано от лица певицы, уроженки Цанчжоу. 20 лет она преданно и верно служила танскому императору Сюань-цзуну в его столице Чанъани. За провинность император приговорил ее к смертной казни. Проливая слезы, она пела печальную песню «Хэманьцзы», моля о пощаде, но Сюань-цзун все же казнил ее.
Ду My
Ду My (Ду Му-чжи, 803–852) происходил из знатного рода Ду, давшего Китаю Ду Ю (735–812), составителя одной из первых китайских энциклопедий – «Тун дянь» («Всеобщий свод»). Ду My был его внуком. В 828 г. он успешно сдал государственные экзамены, стал войсковым инспектором в Цзянси, потом секретарем генерал-губернатора (цзедуши) в Хуайнани.
Ду My любил роскошную и разгульную жизнь, многие его стихи посвящены певичкам, пирам. Далее, успешно продвигаясь по службе, он терял своих фаворитов и с грустью об этом писал.
Как поэта его ставят рядом с его современником и другом Ли Шан-инем (вместе их именуют «Малые Ли и Ду», в отличие от «Великих Ли и Ду» – Ли Бо и Ду Фу).
Гляжу на Чанъань, обернувшись назад, —
узором она предстает.
Меж горных вершин открывается мне
чреда в десять тысяч ворот.
Чуть всадник покажется в красной пыли,
властительница засмеется;
Но – кто это знает – орехи личжи
он, может быть, и не везет.
Примечание: Стихотворение посвящено Ян-гуйфэй, любимой наложнице императора Сюань-цзуна. Она была большой любительницей плодов личжи. Но личжи – продукт быстропортящийся, а растут они только на крайнем юге, поэтому для Ян-гуйфэй доставляли их ускоренной фельдъегерской почтой.
Лю Вэй
Лю Вэй (р. 810). – О его жизни практически ничего не известно. Стихи его стали популярны в середине IX в. Судя по их содержанию, он служил в войсках на западных границах империи.
Шумят деревья
где-то у Луншуй.
Заходит солнце —
грустно на чужбине.
Пропела флейта
возле древних стен.
На сотни ли
песок один в пустыне.
Здесь нет и ветки
для уставшей птицы,
Лишь люди рвутся
ради славы в бой,
Да ночь за ночью
месяц над стеною
Висит, изогнут,
словно лук тугой.
Примечание: Луншуй – река в нынешней пров. Ганьсу. У этой реки в древности проходила граница Китая.
Неизвестный автор
За воротами дома
заливается лаем собачка.
Это значит, явился
милый Сяо – узнала я тотчас.
Я, чулки не поправив,
по душистым спускаюсь ступеням…
Только где он, проклятый,
так напился сегодняшней ночью?
Шелка тонкого полог —
я войти под него помогаю;
Шелка тонкого платье —
он никак раздеваться не хочет.
Пусть он нынче напился —
ну и что из того, что напился!
Это все-таки лучше
той поры, как спала в одиночку.