Правда, жену ярла она видела всего один раз — но лицо у нее, как показалось тогда Неждане, было доброе. И сестру свою ярлова жена не забыла, хоть та и рабыня. Проведывала…
— Может, поутренничать тебе принести, Красава Кимрятовна? — Глухо спросила Неждана, подставляя руки под следующий пинок.
На кухне, решила она, у баб выспрошу, где и как проводит свой день жена ярла. Потом отыщу, буду молить, в ноги брошусь…
— Что, уже успела сговориться с чужанином о встрече? — пропыхтела Красава. — У меня за спиной, подлюка? Да я с тебя глаз теперь не спущу. Ты у меня света белого не взвидишь, гадина. Позже за едой пойдешь, когда чужанина тут рядом не будет.
Потом Красава, задыхаясь, бухнулась на нары. Приказала разгневано:
— Ноги мне потри. Все пальчики на них об твои кости отбила, гадюка ты мослатая. И волосья расчеши. А как поутренничаю, в баню отведешь. Вымоешь меня дочиста.
Забаве было радостно. И когда муж ушел, одевалась она не спеша.
После прошлой ночи, странное дело, все вокруг виделось ей более чистым и ярким, чем прежде. Бревна в стенах опочивальни отливали яичным желтком, огоньки светильников сияли морковными тонами, сходя в белизну на фитиле. Остро пахло стружкой, свежей древесиной, немного — горящим жиром…
Главное, думала Забава, Харальд Красаву не хочет. И вторую жену не желает. А серая напасть, опять пришедшая к нему ночью, и затемнившая кожу — прошла, словно ее и не было.
Наверно, следовало спросить у Харальда, отчего с ним такое случается. Но ночью они сам удивился, Забава это видела. Значит, находит на него внезапно, когда он этого не ждет. Как болезнь, внезапно прихватывает…
А утром Харальд ей еще и воду на руки лил, не считаясь с тем, что мужу такое не положено. Потом глаза прятал. Оделся поспешно и убежал поскорей, словно боялся расспросов.
Нешто я нелюдь какая, думала Забава, нешто не понимаю — нет вины Харальда в том, что чернота на него находит. Все потому, что отец у него не человек, а нартвегский бог. Но отца себе не выбираешь. Рождаешься, а он уже есть…
И Забава, пока Харальд одевался, его не тревожила. Будет время, еще спросит об этом — но потом, когда-нибудь.
Хотя что тут спрашивать? Если Харальду было бы что сказать, и захоти он этого — давно бы рассказал.
Забава пригладила ладонью платье из тонкой шерсти, крашенной в синий цвет, и темный, и яркий одновременно. Могла ли она подумать всего три месяца назад, что будет носить такое? А Тюра с Гудню еще говорили, что надо бы золотым поясом его украшать. Каждый день…
Она закончила одеваться, выскочила за дверь. Поздоровалась со стражниками, уже ждавшими ее у выхода, и побежала к псарне. Выгуливать подросшего Крысеныша.
Забава носилась за сараями, радостно тявкавший пес прыгал рядом, когда от одного из сараев, к ней метнулась какая-то женщина. Стража, до этого лениво трусившая следом, сразу рванулась вперед. Забаву обступили, и широкая спина одного из стражников заслонила обзор как раз со стороны подбежавшей бабы.
— Хозяйка, — выкрикнул с дрожью женский голос — на родном наречии Забавы. — Мне больше пойти не к кому — только к тебе. Заступись, если можешь.
— Посмотреть дайте, — потребовала Забава у мужиков, стеной стоявших перед ней.
Те не двинулись. И она просто прыгнула вбок — а потом увидела сложившуюся калачиком женщину. Вставшую на колени и уткнувшуюся лбом в снег. В темном одеянии рабыни…
В следующее мгновение стражники опять обступили, отрезая бабу, сложившуюся в темный комок на снегу. Крысеныш, решив, что с ним играют, тут же запрыгал рядом с мужиками, залаял.
Ненавидь, вдруг вспомнила Забава уроки Харальда. Но не позволяй себе бояться.
И сказала тихим напряженным тоном, вскидывая голову:
— Ярл приказал — не пускать на берег. Вечером — в опочивальню. Тут не берег. Не вечер. Прочь. Я хочу посмотреть.
— Это может быть опасно, Кейлевсдоттир, — проворчал один из стражников, оборачиваясь к ней. — Откуда мы знаем, что у этой рабыни на уме? Я ее в крепости до сегодняшнего дня не видел. Кто она, откуда здесь взялась? А если метнет нож?
— Да и кричит она не пойми что, — не оборачиваясь, заметил другой.
— Я понимаю, что кричит женщина, — по-прежнему напряженно сказала Забава.
И, сообразив, что переубедить стражников, закрывавших ее собой, трудно, а рабыня меж тем лежит в тонкой одежонке на снегу, крикнула на родном наречии:
— Да встань, простудишься. Как тебя зовут?
— Неждана я, — всхлипнули с той стороны стенки из воинов. — Сестре твоей прислуживаю…
И Забаве сразу вспомнилась та рабыня, которую она видела прошлым вечером рядом с Красавой. В памяти разом всплыли все подозрения, что появились у нее после этого. Забава нахмурилась, отгоняя недобрые мысли. Забыть об этом надо. И Харальду верить…
Еще мгновение она раздумывала, как и что сказать — а потом заявила:
— Поднять ее. Если вы бояться — держать руки женщине. Но я хочу с ней говорить.
Рабыню подняли, завернув ей руки за спину и прихватив за локти. Поставили перед Забавой. Она наконец посмотрела ей в лицо.
Девке было лет двадцать пять. На голове серый шерстяной платок, длинные концы которого крест-накрест завязаны под грудью. Из-под него выбиваются пряди — цвета дубовой коры, не такие темные, как у Красавы, посветлей. Глаза серые, отчаянные…
А лицо худое, заморенное. Платок утекает к груди, и в просвете между концами видна длинная истончившаяся шея, с проступившими жилами. Кожа на лбу рассечена — короткой полосой, вокруг которой кожа посинела и опухла. Кровь по лбу размазана…
Забава уже хотела спросить, кого Неждана так боится, что молит заступиться за нее, но спросила почему-то совсем о другом:
— Это Красава тебя так? Я про лоб… неужто рукой так ударила?
— Об нары стукнула, — как-то равнодушно сказала Неждана. И выдохнула умоляюще: — Возьми меня к себе в услужение. Жаловаться на Красаву Кимрятовну не хочу — все же она тебе сестра, а кровь не водица… но если возьмешь, ноги тебе мыть стану, пуще матери родной почитать. Верой и правдой буду служить. Не смотри, что я худая — я крепкая. Надо будет, и тебя на закорках унесу.
Гудню бы сюда, подумала Забава. Спросить у нее, можно ли взять эту девку к себе в услужение. Что вообще позволено жене ярла в том, что касается рабынь?
Нет, про то, что наказывать за нее могут и стражники, Гудню с Тюрой уже говорили. Но вот про остальное…
— А как получилось, что ярл Харальд велел тебе прислуживать Красаве? — спросила наконец Забава.
— Продали меня ему вчера, — глухо ответила Неждана. — Хозяин мой, Свенельд, с раннего утра сюда привез, а ярл Харальд и купил. И сразу же отвел к твоей сестре, приказал ей служить. Сказал — если Красава Кимрятовна хоть раз пожалуется, он меня или выпорет, или по…
Неждана споткнулась на полуслове, отвела взгляд. И Забава похолодела.
Покоя и тихого счастья, что были внутри у нее с прошлой ночи, сразу не стало.
Неужто опять своим делом решил заняться, подумала она со страхом. Баб на куски рвать начал? Или только словом грозит?
А важнее всего, что теперь делать с Нежданой? Без помощи ее оставлять нельзя. Красава, видать, умом тронулась после того, как ее чуть до смерти не запороли — раз девку безответную головой об нары бьет.
Но Неждану в услужение Красаве отдал сам Харальд. И если она поступит по-своему — пойдет против воли мужа.
И так нехорошо, и этак неладно.
Был лишь один выход. И хоть Забаве от этого выхода было не по себе, но девка смотрела с такой мольбой и отчаянием…
— Я пойду, — объявила Забава на наречии Нартвегра, обращаясь уже к стражникам. — Женщина идет со мной.
Она обошла мужиков, как забор — и на этот раз ей не препятствовали, потому что Неждану держали крепкие руки. Зашагала к рабскому дому, где жила Красава, лишь раз оглянувшись.
Стражники шли следом, ведя Неждану.
Крысеныш, уставший молчать, снова запрыгал вокруг. Весело залаял.
— Тихо, — хмуро сказала Забава. Голос ее прозвучал так, что пес растерянно примолк.
Внутри тек холодок. Было не то что страшно — а неуютно. Как-то еще Харальд на все это посмотрит…
Вот только отступить она не могла. Если все и дальше так пойдет, Красава может изувечить бедную девку. Со зла да в ярости даже слабая рука до смерти забить может…
Красава сидела на нарах, причесанная, с аккуратно заплетенными косами — но почему-то недовольная. Хмурая. Однако расплылась в улыбке, едва завидела Забаву.
— Ты, что ли? Рановато сегодня…
Забава встала в паре шагов от сестры. Уронила:
— Я.
И обернулась к стражникам. За крепкими, высокими мужиками Неждану даже не было видно. Забава облизнула пересохшие губы, объявила:
— Та женщина — служит Красаве.
Она махнула рукой, указывая на сидевшую сестру. Распорядилась:
— Отпустить ее. К хозяйке.
И добавила, тут же перейдя на родную речь:
— Иди сюда, Неждана.
— Так эта мерзавка здесь? — изумилась Красава. — А ведь я за утренней снедью ее посылала. К тебе, что ли, побежала? Ах ты…
Забава молча на нее глянула — и сестра замолчала, словно осеклась. Воины, обменявшись парой тихих слов, вытолкнули Неждану к нарам, где сидела Красава. Но один из них тут же шагнул вперед, замер в шаге от Забавы. Смотрел на Неждану, не отводя от нее взгляда…
Вот и хорошо, подумала Забава. Будет кому подтвердить ее слова — если… нет, не если, а когда Харальд начнет спрашивать о том, что случилось. Почему рабыня, которую он отдал в услужение Красаве, вдруг начала прислуживать его жене.
Она подавила вздох, тихо попросила:
— Встань, Красава.
Та поднялась. Прошипела, зло глянув на Неждану:
— Что, нажаловалась? Хочешь с сестрой меня поссорить, гадюка?
Неждана выслушала ее, покорно опустив глаза. Забаватоже слушала, вспоминая, что сказал когда-то ей Харальд — "а началось все с тебя, Сванхильд… с твоей жалости к тем, кто ее недостоин".
Тут тоже все началось с нее. Не бегай она к Красаве, не показывай, что не помнит зла, что по-прежнему считает ее сестрой — может, та и не стала бы зверствовать. Огляделась бы вокруг, попыталась бы с людьми жить по-человечески.