Но тут на звук торопливых шагов рабынь, спешивших по своим делам, наложился мужской топот. Неждана вскинулась с нар. Сунула ноги в стоптанные сапоги, глянула в сторону двери — осторожно, не вставая, чтобы ее не заметили.
И разглядела идущего по проходу хозяина. За ним вроде бы еще кто-то шел.
Хозяин остановился там, где спала Красава. Посмотрел вдоль прохода, в ту сторону, где затаилась Неждана, блеснув странными, светлыми до серебряного блеска глазами. Бросил повелительно:
— Иди сюда.
Она подхватила с нар шерстяной платок и покорно пошла, гадая, зачем хозяин с утра заявился сюда.
Красава уже поднималась с нар, встрепанная, в рубахе и простом платье, в которых спала ночью — только шелковое на этот раз натянуть не успела…
— Скажи Кресив, что сейчас ее отвезут к новому хозяину, — приказал здешний хозяин, ярл Харальд.
И Неждана, кивнув, перевела. После всего, о чем думала с утра, эта новость словно скользнула мимо нее, вызвав только слабое недоумение.
Такая она, рабская-то доля. Сегодня ты здесь живешь, а завтра тебя могут и продать. Ее саму уже три раза продавали…
Красава охнула, стремительно шагнула вперед — и, бухнувшись на колени, обхватила ноги ярла. Прижалась к ним, заголосила:
— Сокол светлый… любый. Не продавай. Смилуйся.
И хоть Неждана о Красаве слова доброго не могла сказать — но тут ей вдруг стало ее жалко.
А хозяин, ярл Харальд этот, в лице даже не переменился. Быстро ухватил Красаву за волосы растопыренной пятерней — и вздернул на ноги, отодвигая от себя. Глянул на Неждану, приказал громко, перекрывая голос Красавы, теперь просто горестно вывшей, без всяких слов:
— Ты. Иди за мной.
А потом швырнул Красаву на нары, развернулся и зашагал к выходу. Стоявший за хозяином старый нартвег — тот самый Кейлев, которого Неждана видела вчера вечером — строго глянул на нее, следом шагнул к Красаве…
И Неждана, протиснувшись мимо старика по проходу, побежала за хозяином, на ходу накидывая на голову платок, затягивая его концы узлом на спине.
Небо над крепостью уже успело посветлеть, но было оно сегодня серым, в тучах. Сыпал мелкий, редкий снежок, пахло морозом — и сыростью.
Здешний ярл, отмахав пару десятков шагов от рабского дома, остановился. Спросил тихо, не оборачиваясь к Неждане:
— Хочешь жить, Нида?
— Хочу, — согласилась она, глядя ему в спину.
Пегая грива хозяина, сегодня не собранная в косицы, как вчера, колыхалась на легком ветру.
— Ты будешь служить моей жене, — бросил хозяин. — Если с ней что-нибудь случится — тебе не жить. Ты поняла?
— Да, — коротко сказал Неждана.
И замерла, ожидая следующих слов. Но хозяин молча зашагал вперед — размашисто, широкими шагами. Неждана заторопилась следом.
Скрипнули дверные петли. И Забава, успевшая снова встать у окна — и снова распахнуть ставню, быстро повернулась к двери.
В опочивальню вошел Харальд. Дане один, а с Нежданой, девкой, что прислуживала Красаве. Забава шагнула к нему, но муж, глянув на нее вскользь, тут же перевел взгляд на сундук, где остались эль и рыба. Нахмурился, сказал:
— Когда я приношу тебе еду, ты должна ее съесть. Бери миску, садись на кровать и начинай.
— Не хочу, — выдохнула Забава. — Что случилось, Харальд? Почему тебе стучали? Звали?
Он глянул исподлобья. Серебряные глаза сверкнули из-под белесых бровей, помеченных редкими темными волосками. Резко бросил:
— В крепости ночью убили воина. И это была смерть не от меча. Это была нехорошая смерть.
Он двинулся вроде бы к ней — но прошел мимо. Дошагал до окна, выглянул наружу. Потом со стуком захлопнул ставню, задвинул малый засов, приделанный к ней.
И заявил, разворачиваясь:
— Не подходи к окну. И не открывай его больше, не выглядывай наружу. Ослушаешься — пришлю человека, чтобы его заколотили. Сегодня сидишь тут. Днем, перед обедом, выйдешь погулять. Когда, тебе скажет стража. Эта рабыня…
Он кивнул в сторону Ниды.
— Будет служить тебе. Но помни, что ты жена ярла, а она рабыня. Не одевай ее в свои платья, не разговаривай с ней, как со свободной женщиной. Особенно на людях. Иначе я буду недоволен — и девку выпорю. Чтобы был урок и ей, и тебе.
Опять грозит, подумала Забава. Но опять другим, не ей.
— Гулять тебе можно только между домами. Но близко к крепостным стенам не подходи. Запомни это, Сванхильд. И не доставляй неприятностей моим стражникам. Учти, если я буду ими недоволен — выгоню из крепости. И из войска тоже. Зачем мне воины, не способные усторожить одну женщину?
Следом Харальд перевел взгляд на Неждану. Сказал, обращаясь уже к ней:
— Твоя хозяйка не должна принимать еду и питье из чужих рук. Ни от кого. Ты ей тоже ничего не должна давать. Твое дело — сидеть с ней. Быть рядом, когда она выйдет погулять. Не подпускай ее к окну. Береги ее жизнь, иначе потеряешь свою.
Он замер молча, глядя уже на Забаву — и та сделала шаг к нему. Но Харальд заявил чужим, холодным голосом:
— Бери еду. Ешь. Я жду.
Забава замерла. Подумала со стыдом — как с дитем малым говорит. Да еще при Неждане.
И, прикусив губу, взяла миску. Стоя, глядя на Харальда, запихала себе в рот кусок рыбы. Давясь, проглотила полуразжеванное. Ощутила, как по горлу царапнула рыбья косточка, закашлялась…
Харальд тут же подхватил баклагу с элем, сунул ей в руку. Забава торопливо отпила.
— Еще, — все тем же чужим голосом приказал он, даже не дожидаясь, пока она отведет от губ горлышко баклаги.
А когда рыбы больше не осталось, резко развернулся и вышел.
Забава наконец поставила миску. Посмотрела на Неждану, спросила:
— Тебя, значит, от Красавы забрали?
— Красаве Кимрятовне я больше без надобности, — тихо ответила девка. — Ее к другому хозяину отправили.
— Вот так сразу? — изумилась Забава. — А к кому?
— Не знаю. Рабыням такие вещи не говорят.
Неждана вдруг махнула поклон, спросила:
— Как мне тебя звать, хозяйка? Или ты тоже Кимрятовна, как твоя сестра?
Забава качнула головой, отозвалась, думая при этом о своем — точнее, о Красаве:
— Нет. Отца моего Твердятой звали. Они с Красавиным отцом братья были, родные… так что выходит, я Твердятовна. Только ты зови меня просто Забавой. А при нартвегах — Сванхильд. Иначе Харальд рассердится.
— Как прикажешь, Забава Твердятишна, — быстро сказала Неждана. И предложила: — Может, сбегать, печку растопить? Опочивальня, смотрю, уже выстыла, с утра еще не топили…
Забава качнула головой.
— Не надо. Слышала, что тебе сказал ярл? Сидеть со мной. Вот и делай, что велено. Скоро сюда придут другие рабыни, что за покоями приглядывают. Они и затопят.
Она сделала несколько шагов, опустилась на кровать. В уме летели мысли — одна за другой.
Харальд продал Красаву. Быстро-то как, неожиданно… и ей ничего не сказал. А ведь только вчера девку ей в услужение дал.
Выходит, вчера он об этом еще и не думал. Или вдруг человек подвернулся, добрый да хороший? Вот он и поспешил?
Жалко все-таки Красаву. Лучше бы, конечно, домой ее отправить. Но Харальд с самого начала сказал, что этого не сделает. Хоть бы сестре хозяин попался не злой. И вдовец. Глядишь, и ее жизнь как-нибудь устроилась бы…
Выйдя из главного дома, Харальд направился к женскому дому, где под стражей сидели рабы из германских краев, которых Кейлев все-таки нашел — один мужик и две бабы.
И по пути заметил Свейна, шагавшего от мужского дома в сторону сарая, где лежало сейчас тело Хольгрена. Крикнул:
— Свейн.
Хирдман тут же свернул к нему, зашагал поспешно. Харальд остановился, дожидаясь его.
Свейн, подойдя, начал:
— Доброго…
— Этот день добрым уже не станет, — отрезал Харальд.
И Свейн молча кивнул, соглашаясь.
— Хольгрен, кажется, был у тебя в хирде, — сказал Харальд. — Ты говорил с теми, кто спит… спал с ним рядом в мужском доме? Никто ничего не заметил? Не слышал?
— Сивард и Гейрульф, у которых нары по соседству, говорят, что Хольгрен этой ночью ушел из мужского дома вскоре после заката, — быстро ответил Свейн. — Им он хвастался, что сговорился с какой-то рабыней. Больше никто ничего не знает.
— Как зовут рабыню, не говорил? — спросил Харальд.
Свейн молча качнул головой.
Надо приказать Кейлеву, чтобы тот снова прошелся по рабским домам, подумал Харальд. Описал Хольгрена, поискал бабу, что бегала к нему на свидание. Может, она знает что-нибудь.
— Опроси всех его друзей и знакомых, — велел он Свейну, ждавшему рядом, что еще скажет ярл. — Может, кто-то знает имя. И вот еще что. Хольгрен погиб не в бою. Погиб непонятно. Выбери одну из наших лодок — покрупней и получше. Весел на восемь. Скажешь, чтобы могилу рыли сразу под нее. Если Хольгрена не пустят ни в Вальгаллу, ни в Фолькванг, пусть поищет на своей лодке тот мир, где его примут. Кейлеву я уже приказал, чтобы он приготовил для него все, что нужно — припасы, шкуры, одежду, оружие.
— Хорошо бы еще рабыню, — коротко сказал Свейн.
И замолчал. Харальд глянул в сторону рабского дома, ответил:
— По справедливости, надо бы отправить с ним ту, знакомством с которой он хвастался. Узнай ее имя, Свейн. И все будет, как надо. Только сначала я с ней поговорю…
Харальд вошел в опочивальню, где держали двух рабынь из германских краев — и молча оглядел двух баб, вскочивших при его появлении с кровати.
Одна молодая, еще крепкая. Второй лет под сорок. Лицо в морщинах, седина в пушистых светлых волосах…
— Я хочу узнать о богах, которым поклоняются люди из ваших родных краев, — негромко объявил Харальд. — И в первую очередь — о том, как бог Тор охотится в ваших краях. Вы ведь называете его Воданом, так?
Рабыни переглянулись. Потом та, что постарше, осторожно заметила:
— Водан — это ваш Один. Тора мы называем Доннером…
Молодая согласно кивнула — и обе замерли, настороженно глядя на ярла.
Харальд пару мгновений размышлял.
По словам баб из германских краев выходит, что Водан и Тор — это не одно и то же. Но Ермунгард назвал Тора именно Воданом. А не Доннером, как тут заявляют рабыни.