Она пошла к нему, неся еду в руках.
— Поешь?
— Да, — согласился он.
И отодвинулся от края кровати. Похлопал по тому месту, где только что лежал, сказал коротко:
— Сюда.
Забава поставила посуду прямо на постель. Харальд взял хлебец. Пробормотал с набитым ртом:
— Ешь.
Но она, уже потянувшись к куску сыра, кое-что вспомнила. И сбегала к поясу Харальда, который он бросил на сундук. Вытащила из ножен, прицепленных к нему, кинжал, принесла.
Харальд молча принял клинок из ее рук. Приподнялся, отрезал себе ломоть мяса. Заявил неожиданно, испытующе глянув на нее:
— Я привез Кресив. В лесу убили человека. Она видела убийцу.
Следом он протянул ей кинжал, рукоятью вперед. Указал взглядом на мясо, ничего не говоря — и Забава осторожно взяла роговую рукоять, отделанную серебром. Ответила:
— Ты будешь искать? Того, кто убил?
Харальд кивнул, бросил в рот мясо. Открыл баклагу, хлебнул эля из горлышка. Пробормотал:
— Да. Поэтому и привез Кресив. Вдруг она узнает кого…
— И как он ее не убил? Тоже? — вслух удивилась Забава.
Харальд вдруг перестал жевать. Уставился на нее сосредоточенным взглядом. Серебро под опухшими веками блеснуло…
Да я тупее последнего барана в своей крепости, подумал Харальд, глядя на Сванхильд. Девчонка это сообразила — девчонка. А он…
Мертвый в лесу был воином. Но убийца его догнал и прикончил голыми руками. Значит, речь идет о человеке сильном и быстром. От такого простая баба не убежит. И убийце не было смысла оставлять в живых рабыню, видевшую его лицо. К тому же…
Харальд вдруг вспомнил все, что видел в лесу. Труп с разодранным горлом, окровавленная борозда, стежки следов.
И последний отпечаток мелкой бабьей ноги — в десятке шагов от тела.
Получается, убийца подпустил Кресив достаточно близко к себе, а потом дал уйти.
Может, после охоты зова не положено убивать кого-то еще, мелькнуло у него. Может, не положено убивать именно бабу. Может, убийца просто не боится того, что его кто-то узнает.
Но тут и без этого много странностей.
Кресив вдруг заговорила на местном наречии. Плохо, коряво, но заговорила. Хотя всего лишь три дня назад, перед тем, как отправиться к Свенельду, умоляла его о чем-то на своем языке. И тогда ни одного слова на нартвежском темноволосая не сказала.
А потом рядом с подворьем Свенельда случилась охота зова. Причем Кресив пошла за хворостом именно в эту сторону…
И — время. Тела его людей упали на крепость перед рассветом. А Кресив утверждает, что разглядела лицо убийцы, к тому же в темноте за хворостом не ходят — значит, она наткнулась на убитого уже утром.
Или это была охота зова для следующей ночи? И в Йорингарде сегодня опять кто-то умрет?
Харальд сел, уже собираясь встать — но снова откинулся на подушки. Спешить тут не надо…
Тут надо не спешить.
Сначала следует понять, что все это значит. Что, если за Кресив кто-то стоит? Сама она из себя ничего не представляет, это ясно. Но охота зова, убитый в лесу — всеэто дело рук Тора…
Похоже, боги решили взяться за меня прямо сейчас, не дожидаясь весны, вдруг подумал Харальд. Не доверяют конунгу Готфриду? Или бояться, что берсерк может измениться уж слишком сильно…
Может, ему тоже настало время сыграть? Говорят, дед Локи любит подстраивать каверзы богам — за что и поплатился, в конце концов.
Вот только девчонку, как ни жаль, тоже придется использовать в игре. Но осторожно.
— Сванхильд, — сказал он медленно. — Я запрещаю тебя подходить к Кресив. Совсем. Хотя бы сейчас ты меня послушаешь?
Девчонка посмотрела на него, склонив голову. Спросила неожиданно:
— А если она подойдет? Ко мне?
Харальд молча взял кусок копченой свинины, торчавший с краю. Отхватил кинжалом ломтик, бросил в рот. Задумчиво прожевал, разглядывая свою молодую жену.
До сих пор, вспомнилось вдруг ему, он решал все в ее жизни. До обеда Сванхильд гуляет с Крысенышем — потому что он так приказал. После обеда идет учиться хозяйству у Гудню и Тюры — тоже по его приказу. Перед закатом, а он сейчас наступает быстро, возвращается в свою опочивальню. Все по его воле.
— Значит, надо сделать так, чтобы она не сумела подойти, — спокойно бросил Харальд. — Я отдам приказ стражникам. Если они ее увидят, тебя уведут прочь. Будет бежать следом — остановят.
Он откусил от хлебца, не сводя с нее глаз. Думал, опять воспротивится — но Сванхильд, на мгновенье сдвинув золотистые брови, медленно кивнула.
Кое-что уже складывается, решил Харальд. И хмыкнул.
То, что он задумал, было скользким делом. А Сванхильд, как выяснилось, еще и ревнива…
Он ощутил, как по губам его скользнула легкая улыбка. Скользнула и пропала.
— Что ты знаешь о смертях в крепости, Сванхильд? — негромко спросил Харальд.
Девчонка наклонила голову.
— Один человек умер три дня назад. Шел по двору…
— Был убит, — поправил ее Харальд.
Сванхильд кивнула.
— Убит, да. Еще два — день назад. И еще тот, в лесу…
Пока она выговаривала слова, явно подбирая их сначала в уме, Харальд отрезал себе еще мяса. Глотнул эля — и только тут осознал, что Сванхильд к питью не притронулась. Хотя еду жевала торопливо.
Но если она не ела и не пила сутки, пока его не было, то должна была хотеть пить…
— Сванхильд, — угрюмо спросил Харальд. — Ты меня ослушалась? Ты что-то пила? Ела?
Она посмотрела виновато. Пробормотала:
— Пила. Ночью. Нежда… Нида спала. Я — напилась. Из кувшина, там.
И махнула рукой, указывая на угол, где стоял кувшин для умывания.
— Не надо было, — проворчал Харальд.
Но подумал пристыжено — сам-то он прошлым утром прихватил с собой баклагу. И на коротком привале, который устроили в лесу, поел из общих припасов, взятых с кухни на весь отряд. Следовало все-таки зайти к ней, прежде чем отправиться к подворью Свенельда. Однако его гнало вперед нетерпение. И надежда, что концы найдутся.
А нашлись не концы, а очередная рабыня — только не похожая на себя прежнюю. Опять женщина — и зелье. И боги в Асгарде, ожидающие, когда же воспарит дракон.
Конца этому бабью, пытающемуся подползти к нему с зельем, похоже, не будет. Во всяком случае, пока он живет на берегу.
Харальд поморщился. Затем протянул Сванхильд баклагу.
— Пей.
Девчонка питье приняла, но прежде чем отпить, сказала неожиданно:
— Харальд… что теперь?
Харальд потер обеими руками слипавшиеся глаза. Спросил, размышляя, как бы получше подступиться к тому, чего он хотел от нее:
— А чтобы ты сделала? Будь ты на моем месте? А, Сванхильд?
— Пусть люди сидят дома, — неожиданно горячо сказала она. — Все. Двери запрут. На двор не ходят, совсем. Пока ночь…
— А если ночью нападут? — поинтересовался Харальд. — У стен никого не будет, открывай ворота и входи. А если кто-нибудь подожжет дома, пока все сидят внутри, за дверями?
Про то, кто мог поджечь, он не упомянул. Но Тор, что ни говори, надзирает за грозами. Мало ли на что он способен сейчас. Может и молнию метнуть. Старые, высушенные срубы загораются быстро…
Сванхильд задумчиво моргнула раза два. Нахмурила золотистые брови. И объявила:
— Собаки. Выпустить, чтобы бегали. А у ворот, там… — она запнулась. Помолчала. Потом вдруг сказала: — Там ставить домик. Чтобы люди у ворот. Но за дверью, под крышей.
И следом девчонка тут же посмотрела на него жалостливо. Добавила:
— Только домик — это долго. А тебе спать надо, Харальд.
— Ешь, — пробурчал он. — И эль пей. Давай, давай.
И, глядя на то, как девчонка послушно подносит к губам горлышко баклаги, ощерился. Следовало самому до всего этого додуматься.
Домик. Дом у ворот…
На самом деле это недолго. Для ярлов и конунгов, которых зовут морскими — потому что у них нет поместий, где можно провести зимовье — перевернутые драккары становятся домами. Опрокинуть корабль вверх килем, поставить его у ворот. Снять несколько досок с обшивки, чтобы получился вход…
Драккаров у него полно. Можно установить один у ворот, и штук шесть вдоль стен. Загнать под них стражу. И пусть сидят тихо, прислушиваются. А остальных запереть в домах. Всех, и мужиков, и баб — кто его знает, этого Тора. Вдруг ему и баба сойдет, когда во дворе не будет воинов?
А на ночь и впрямь стоит выпустить из загона псов. Все надежней.
— Позови стражника, — приказал Харальд.
Вставать ему не хотелось. К тому же девчонка все еще была в платье — так что ничего страшного, если выглянет за дверь…
Сванхильд метнулась к двери. Потом порог перешагнул Хаген, один из ее стражников.
— Для вас троих поручение, — коротко сказал Харальд. — Я хочу видеть здесь всех своих хирдманов. Прямо сейчас. И найдите их быстро. Бегите, а не шагайте.
Хаген кивнул, унесся к двери, тяжело, по-кабаньи топая. Сванхильд, когда он ушел, подошла к кровати. Спросила, стоя рядом:
— Мне уйти? Твои воины придут…
Да что ж она все убежать-то пытается, с досадой подумал Харальд. И взглядом указал на то место, где девчонка только что сидела.
— Нет. Садись. Когда придут мои хирдманы, сядешь на сундук. Но останешься здесь.
Он взял еще кусок мяса, на этот раз с ребрышком. Мрачно вгрызся в него. Покосился на Сванхильд, присевшую на краешек постели.
— Ешь.
Она отломила от надрезанной головки сыра краешек, посмотрела на него, потом оглянулась на дверь — и запихала в рот.
То прыгала туда-сюда, хмуро подумал Харальд, то сейчас сидит в ожидании его людей так, словно готова вот-вот вскочить. И ест как-то урывочно, не подметает все подряд, как сам он. Показалось ему или нет, что пальцы у нее подрагивали, когда она взялась за сыр?
Нельзя мужиков уму-разуму учить, грустно думала Забава, вспоминая, как Харальд оскалил зубы после ее слов — это когда она сказала, что всех бы запереть, а к воротам домик бы поставить.
Мужики это не любят.
А жена мужа должна почитать. И вперед не высовываться, вести себя скромно. Потому и снимает в первую ночь молодая жена сапоги с ног мужа — чтобы почтение выказать…