И ежу понятно, что девка нынче прислуживает гадине Забавке. Потому и явилась днем в рабский дом днем, хотя остальные рабыни сейчас хлопочут по хозяйству. Видно, Харальд, как только приехал, тварь Нежданку отослал. А сам…
А сам сейчас с разлучницей Забавкой милуется. Сокол ясный. Ей предназначенный. Стервой-сестрой отбитый.
Ее обожгло привычной ненавистью, но почти тут же над ухом словно кто-то вздохнул.
Красава не обратила на это внимания, однако мысли снова потекли спокойные, ровные.
Сейчас. Вот сейчас. Еще немного. Рабский дом почти пустой. А даже если кто их и увидит — ничего не заподозрит. Главное, разговаривать тихо, без крика…
Она дождалась, пока Неждана подойдет к ней. Сказала на родном наречии, пропуская девку мимо себя — приветливо, по-доброму:
— Постой-ка, Неждана…
И та застыла.
Так оно и должно быть, довольно подумала Красава, глядя на враз окаменевшую Неждану. Приказала:
— Ну-ка, давай рассказывай, что делается промежду Харальдом и моей сестрой…
Две рабыни, прислуживавшие нартвежкам в женском доме и отпущенные до обеда за ненадобностью, посмотрели из своего угла на двух славянок.
Но ничего такого не увидели — и отвернулись. Подумаешь, разговаривают две бабы…
Хмурое небо над Йорингардом быстро темнело. Где-то над морем, за пологом серых туч, догорал закат. Синие тени вокруг домов поместья густели, наливаясь чернотой…
Неждана шла к хозяйскому дому, прислушиваясь к хрусту снега под ногами. Шла и пыталась вспомнить.
Сегодня что-то случилось. Да такое, что по хребту до сих пор зябкие мурашки ползали.
Но что именно, Неждана вспомнить не могла. Знала одно — что-то было.
Вроде бы день прошел хорошо. Она вернулась в рабский дом, подремала, сходила на кухню, поела. Потом сбегала в баню. В ту самую, куда нартвеги избегали заходить.
Краем уха Неждана слышала, что там отравилась какая-то девка. Из местных, дочка прежнего хозяина Йорингарда. И кому-то из нартвегов уже один раз вроде привиделась белая тень в углу. С тех пор они туда — ни ногой.
Но Неждана помершей нартвежки не боялась. Живых надо бояться, они пострашней мертвых будут. Так что она помылась и постиралась, заложив на двери щеколду. И ее никто не потревожил. Правда, побыла она там недолго. Все делала в спешке, водой окатилась чуть теплой — но зато у огня.
И все же в этот день произошло еще что-то. А что именно, она вспомнить не могла.
Только в памяти как заноза сидела — было что-то, было…
Занятая этими мыслями, Неждана даже не заметила, что по двору наперерез ей идет, почти бежит нартвег.
А когда налетела на него, не успела увернуться от руки, сжавшейся на плече.
— Вот ты и опять сама ко мне подошла, — довольно заявил тот самый мужик — хозяйский брат. — Да ты, похоже, за мной бегаешь.
— Не до тебя мне сейчас, — мрачно сказала Неждана. — К хозяйке иду… пусти.
Она дернулась, пытаясь вырваться из жестких пальцев. Плечо высвободила — но складки шерстяного плаща так и остались у него в горсти.
Людей вокруг не было, крепость как вымерла. Даже стража, караулившая вход на хозяйскую половину, стояла теперь внутри, за дверью…
— Хватит брыкаться, — сказал нартвег. И, оглянувшись, притянул ее к себе — резко выпустив одежду и ухватив уже за локти. — Глупые слова, сказанные в прошлый раз, я тебе прощаю. Как только эти смерти кончатся — увидимся. И тогда непослушания я не потерплю.
Он притянул Неждану к себе еще ближе, так что она уткнулась подбородком в косматую шкуру на плаще.
Вот только ей и впрямь было не до него. И она, даже не задумываясь над тем, что говорит, бросила:
— Мужик ты вроде взрослый, но ума как у ребенка. В крепости люди мрут, вот-вот стемнеет — а ты за бабой гоняешься. Совсем смерти не боишься?
Хозяйский брат тут же сжал Неждану так, что она задохнулась. Сказал угрожающе:
— Забываешься, рабское мясо. Я таких слов и от свободной женщины не потерпел бы.
— Да свободная тебе такого и не скажет, — выдохнула Неждана. — Себя побережет…
И все, что она носила внутри долгие шесть лет рабства, вдруг всплыло — и затопило черной волной. Полной ненависти, злых воспоминаний — и осознания того, что проживет всю жизнь, а потом и умрет рабыней, чужой вещью в чужом краю…
— А мне терять нечего… — почти прохрипела Неждана, уставившись в бледно-голубые глаза. — Сегодня жива, завтра мертва. Не ты, так другой найдется… бей. И тебе легче, и мне смерти не ждать.
На эти слова ушел почти весь воздух, который оставался в груди. Новый вдохнуть было некуда, чужие руки придавили ребра до острой боли…
И вдруг разжались.
— Я женщин не убиваю, — проворчал нартвег, снова сграбастав ткань ее плаща — чтобы не убежала. — Они для другого годны… зачем зря добро переводить?
Неждана с хриплым звуком втянула в себя воздух. Вдохнула раза два, потом уронила с издевкой:
— Бережливый ты. Сразу видно хозяйского брата.
И замолчала. Налетевшая волна ненависти схлынула, оставив после себя легкий, почти судорожный озноб страха. Неждана уже ругала себя на все корки — но нартвег неожиданно заявил:
— Я и сам хозяин. У меня тоже есть рабы… и рабыни есть. Живут хорошо.
К чему он это сказал, было неясно, и Неждана сморгнула выступившие на глазах слезы. Молчала, теперь уже испуганно.
Нартвег, не отпуская ее плаща, деловито спросил:
— Значит, идешь к жене брата? Ей теперь служишь?
Неждана кивнула, с тоской глядя на него.
— Это хорошо, — довольно сказал хозяйский брат. — Выходит, теперь будем часто видеться. Ступай. И в другой раз не бегай по крепости так поздно. Иначе снова подстерегу.
Его рука выпустила плащ Нежданы — и охально прогулялась по груди. Потом нартвег нагло улыбнулся, махнул рукой, указывая на хозяйскую половину. Уставился на нее строго.
И Неждана, даже не веря своей удаче — выпустил, слова неразумные простил, даже затрещину не дал, — побежала к хозяйке. Только у двери главного дома обернулась.
В сгущавшихся сумерках виден был силуэт нартвега, по-прежнему стоявшего там, где он на нее наткнулся. Смотрит, куда она пошла?
Неждана влетела в проход между опочивальнями, где стояли стражники, караулившие хозяйскую половину. Протиснулась мимо них, прижавшись к стеночке.
Странно, но ни один из них даже не шлепнул ее по заду, как случалось уже раза два. И взгляды, которыми ее проводили, были любопытными.
Но занятая мыслями о случившемся, Неждана напрочь забыла о том, что надо что-то вспомнить. Мало ли что померещиться, да еще когда живешь в вечном страхе, с оглядкой…
Не может быть, чтобы девка не сообразила, на что он намекает, довольно думал Свальд, провожая Ниду взглядом. Пусть-ка помечтает о том, как он ее увезет к себе. Глядишь, размякнет.
Она не первая рабыня, которую он ловил на эту приманку. Понятно, что стать наложницей ярла, пусть и не свободной — мечта для любой рабыни.
Только всех девок к себе не заберешь. Хотя вот эту, пожалуй, можно — если, конечно, Харальд отдаст. Как она его…
Свальд поморщился, пощупал все еще болевший нос. Ничего, сероглазая еще станет шелковой.
Он взглядом отследил, как девка скрылась за дверью главного дома. Потом развернулся и торопливо побежал к воротам. Сумрак вокруг сгущался…
Бежал и думал — хорошо, что в стражу, охранявшую хозяйскую половину, попали двое парней из его прежнего хирда. И он знал, где отловить эту Ниду. Да еще и пару слов сказал, чтобы сероглазую не трогали…
Выходя после заката из своей опочивальни, Харальд наткнулся на рабыню, которая теперь прислуживала Сванхильд. Та поджидала за дверью.
У него вдруг мелькнула мысль, что девка эта, Нида, сейчас пришла из рабского дома. И наверняка видела там Кресив.
У этих двоих даже места на нарах были на одной стороне дома, неожиданно припомнил Харальд. Только темноволосая, до того, как он ее подарил Свенельду, спала поближе к двери, а Нида в самом углу…
Он молча полоснул по девке взглядом и прошел мимо нее.
Это тоже придется учесть, решил Харальд, уже выходя во двор. Но девка не дура, к тому же она сама прибежала к Сванхильд, прося забрать ее от Кресив. И рана на лбу у этой Ниды еще свежая, полученная на память от темноволосой. Женщины зло помнят долго…
Все, кроме Сванхильд, подумал неожиданно Харальд. У нее памяти на зло, похоже, вообще нет.
И никакая другая не смотрела бы на него так, как смотрела девчонка — считая при этом, что рано или поздно он ее убьет. Дуреха. Сванхильд.
Непонятно с чего у него вдруг мелькнула странная мысль — жаль, что та рубаха, на которой она успела вышить одинокого лебедя, так и затерялась, оставшись в Хааленсваге. В конце концов, носить было необязательно. Сунул бы на дно сундука, и все…
Харальд хмыкнул, отгоняя глупые мысли. И ускорил шаг, направляясь к псарне.
Вокруг лежала затихшая в беспроглядной ночи крепость. Сегодня ее не освещали отблески костров — стража сидела под перевернутыми драккарами, спрятавшись от смерти, приходившей с неба.
Он сам выпустил псов, затем прошелся вдоль стен. Удостоверился, что перевернутые корабли стоят надежно, опираясь бортами на земляные насыпи. А люди, как и было приказано, сидят под ними. Потом проверил стражу во всех домах…
И спустился к фьорду, уже успевшему покрыться тонкой коркой первого льда. Прошелся по ней у берега, где наледь была потолще. Дошел до того места, где под ногами уже трещало и прогибалось — и только там остановился. Бросил, глядя вдоль замерзшего фьорда, над которым посвистывал ветер:
— Ермунгард.
Ответа не было. То ли родитель ждал от него очередной жертвы — то ли мороз, сковавший залив, Мировому Змею не нравился…
Надо будет завтра днем выйти в море на одной из лодок, которых оттащили к устью залива, к открытому морю, замерзавшему только в самые большие холода, решил Харальд. И попробовать еще раз позвать родителя.
А еще надо съездить к Свенельду, подумал он, выходя на обледенелый берег. Расспросить его насчет Кресив…