Но посреди помраченья, того мертвого сна без сновидений, который навалился на Забаву под жадным и радостным взглядом сестры — ее вдруг окатило холодом.
Резким — как в полынью попала.
И Забава, моргнув, вынырнула из сна. Сразу увидев все по-другому.
Опочивальня теперь стала серой, везде залегли угольные тени. Даже ряд светильников на стене горел не ярко-желтым пламенем — а мертвенно-белым.
И единственное, что сияло живым цветом, это силуэты людей. Они были красные, теплые, зовущие…
Еще долю мгновения Забава потратила на то, чтобы осознать то, что с ней происходит. Она стояла на кровати, в одной нательной рубахе. И руки уже вцепились в подол, уже задрали его выше колен…
А с трех сторон кровать окружили мужики. Трое. Один тонкий силуэт застыл у стены напротив — Неждана?
Еще один силуэт сверкал у самой двери темно-красным сиянием, отливая в сердцевине синим. Красава?
Кому ж еще быть-то у выхода, решила Забава. Сторожит, чтобы никто не сбежал.
Она выпустила из рук подол рубахи. Подумала с каким-то холодным равнодушием, быстро окинув взглядом опочивальню — к оружию теперь не подобраться. Перехватит по дороге тот мужик, что глазеет на нее справа.
И наружу не выскочить. Там, у выхода — другие стражники. Тоже околдованные, раз не прибежали на ее крик.
— Что это? Берись за рубаху, стаскивай, — громко сказала Красава по-нартвежски.
Хотя перед этим разговаривала с ней на родном наречии. Только стражникам отдавала приказы на чужом языке…
Воин, стоявший по правую сторону кровати, загоготал и потянулся вперед, попытавшись ухватить Забаву за рубаху. В другое время она бы от испуга шарахнулась в сторону — и наверно, попала прямо в руки мужика, поджидавшего слева…
Но теперь страха не было, словно весь он вымерз в сером мареве с угольными тенями, помеченном красными людскими силуэтами. И Забава лишь быстро, как-то танцующе переступила с ноги на ногу, на полшага уходя назад, к изголовью и уворачиваясь от чужой протянутой руки. Снова задрала подол с одного бока — но уже стремительно, рывком…
И пока воин выпрямлялся, залепила ему ногой в лицо.
Попала вроде бы рядом с глазом. Мужик хрипло выдохнул, схватился за левую половину лица.
Опочивальня напротив, вдруг мелькнуло в уме у Забавы. И — оружие.
Она прыгнула прямо с места, метя в промежуток между стенкой и воином. Приземлилась, оступившись и едва не врезавшись в простенок, за которым прятался проход между опочивальнями.
— Хватайте ее, — гневно крикнула Красава на здешнем наречии.
Забава развернулась, содрала с крюков запасную секиру Харальда, ухватив ее двумя руками…
Но путь к выходу уже перегораживали мужики — все трое набились в промежуток между кроватью и простенком.
И ведь безоружные, как-то до странности спокойно подумала вдруг Забава. А ударить придется. Иначе…
— К оружию, — провизжала Красава. — Вы, задницы. Выбейте у нее оружие из рук.
Иначе убью себя, но не дамся, закончила свою мысль Забава.
И замахнулась, кидаясь вперед. Руки, когда-то привычные к колке дров, занесли секиру как топор.
Двое из трех воинов, стоявших перед ней, после крика Красавы оглянулись. Лишь третий, по-прежнему державшийся за глазницу, шагнул вперед…
Лезвие свистнуло — и врубилось ему в ребра. Да там и осталось. Забава попыталась было выдернуть секиру, но не смогла. Разжала ладони, сжатые на рукояти так, словно их судорогой свело…
Мужик взвыл, покачнулся, как-то странно вскинул руки — растопыренные пятерни повисли в воздухе рядом с воткнувшимся лезвием. Словно он хотел схватить секиру, но боялся.
И в глаза Забаве бросилось — желвак, вздувшийся под кожей над скулой, вместо глаза щель, из которой висит сгусток. Но все серое, без кровавых тонов…
Самое странное, она даже не испугалась. Может, потому, что двое других мужиков уже успели похватать мечи. Блеснули мертвенно-белые наточенные лезвия…
Забава снова кинулась к стене с оружием. Вцепилась в одну из рукоятей, укрепленных на высоте ее плеча, рванула из ножен. Тут же запрыгнула на постель.
Воины с мечами метнулись наперерез, вдоль изножья кровати, отсекая ей путь к двери.
И Забава птицей нырнула назад, к простенку. Врезалась в него, по пути задев рукоять секиры, по-прежнему торчавшей из чужой груди. Человек взвыл, как-то неловко начал заваливаться на пол…
Она скользнула мимо него, вдоль простенка. К выходу.
— Держите ее, — зашлась в крике Красава. — Вы, у двери. Все ко мне.
И Забава, пролетая мимо, махнула перед собой зажатым в руке длинным кинжалом Харальда. Почти неосознанно махнула, очертив лезвием широкий полукруг.
Не глядя, просто по красному силуэту…
Красава завизжала на такой высокой ноте, что уши заложило.
Забава влетела в опочивальню напротив, рывком задвинула засов. Истошный визг за створкой смолк, Красава завопила:
— Туда. Выбейте дверь.
В темноте, на ощупь, Забава кинулась к стене напротив.
Заново отстраивая после пожара главный дом, Харальд устроил тут окна побольше. Такие, чтобы в них мог пролезть человек. Ставни обили мехами и кожей, чтобы зимний холод не проходил внутрь…
Сзади в дверь ударили. Загудели толстые доски.
Забава нащупала засов, распахнула окно. Ветер тут же швырнул в лицо пригоршню колкой снежной крупы.
Она выбросила в окно кинжал, ухватилась за широкий подоконник. Подтянулась рывком — и вынырнула наружу, не обращая внимания на то, что падать пришлось вниз лицом. Успела в самое последнее мгновенье выставить руки, чтобы приземлиться помягче, повернуть голову…
И ухнула в сугроб, который вьюга успела намести под окном. Тело, прикрытое одной рубахой, прохватило ледяным холодом. Сердце зашлось так, что грудь опоясало болью.
Куда бежать, путано подумала Забава, барахтаясь в сугробе и кое-как вставая на ноги. Цвета резко, неожиданно вернулись, тело теперь колотила крупная дрожь, дыхание рвалось из груди с хрипом — и зубы стучали. Ветер налетал порывами, засыпая снегом и слепя глаза…
К кому бы она не кинулась за помощью — стоит Красаве подойти поближе, и все будет так, как та захочет. Харальда нет. В крепости нынче хозяйничает Красава. И ее непонятное колдовство.
Из окна долетел грохот — выбили дверь. Мужской голос заорал:
— В окно выпрыгнула.
И тут же до Забавы донесся выкрик Красавы:
— Бегите во двор. Ловите ее.
Не дамся, с ненавистью подумала вдруг Забава. Не дамся. Живой уж точно…
Она оглянулась — но кинжал, выброшенный перед тем, как лезть в окно, потерялся в снегу. Сзади, пробившись сквозь свист ветра, донесся рваный скрип половицы. Кто-то бежал к окну.
И Забава сорвалась с места вспугнутой птицей. Прочь от фьорда, на который выходила дверь хозяйской половины. Босые ноги вязли в снегу, а он их в ответ обжигал холодом.
Мысли вспыхивали и гасли — надо бежать… надо спрятаться. Переждать, пока не вернется Харальд. Он ведь вернется?
Но если Харальд приедет поздно? В прошлый раз он уехал с утра, а приехал лишь на следующий день.
И если даже она спрячется, оставив Красаву хозяйничать в Йорингарде — рано или поздно ее все равно найдут. Мужики обойдут все службы одну за другой, заглянут в каждую щель.
Бежать из крепости? В одной рубахе далеко не убежишь. И за ней могут отправить погоню.
Я жена ярла, вдруг мелькнуло у Забавы.
Она пронеслась мимо кухни, запрыгала по сугробам, которые вьюга намела на дорожке, ведущей от берега к воротам. Одеревеневшие ноги почти не чувствовали холода. Сейчас Забава боялась только одного — что оступится и упадет…
В тусклом свете вьюжного зимнего дня уже виднелся горб корабельного днища, темневший возле ворот. Занесенный по бокам снегом, с темным провалом там, где был вход.
Харальд все-таки сделал домик для стражи, путано подумала Забава.
И оглянулась на бегу.
За ней гнались. Мужиков было много — Красава послала ловить ее и тех двоих, что вошли в опочивальню, и остальных, стороживших вход. Вместе с ними, кажется, и Свальда.
— Не уйдешь, — хлестнул сзади крик Красавы.
Уже на родном наречье.
И Забава оступилась. Покатилась по снегу, ощущая только одно — холод, холод злой и леденящий, от которого сводило руки, спину, живот…
Ладно хоть ноги мало что чувствовали.
Она снова вскинулась и полетела вперед. На пределе сил, туда, где среди снегов темнело засмоленное, длинное днище опрокинутого драккара.
Бъерн, который в этот день присматривал за воротами и за стеной, зашел в укрытие, которое соорудили по приказу ярла Харальда. Чтобы погреться — и заодно посмотреть, что делает стража, сидевшая здесь.
В неглубокой ямке посреди пространства, накрытого корпусом корабля, курились угли. Рядом лежала охапка дров, которые подбрасывали туда по одному. Стражники примостились вокруг кострища на чурбанах, принесенных из дровяника.
— Ну и буран, — проворчал Бъерн.
И шагнул к огню, протягивая к нему руки.
Кусок кожи, закрывавший вход, вздулся под порывом ветра у него за спиной. Внутрь сыпануло снегом, угли в яме тут же зашипели, начали быстро сереть.
— Стрелу дайте, — велел Бъерн. — Прицеплю кожу к доскам, чтобы не задувало.
Один из воинов бросил в его сторону стрелу, и хирдман поймал ее на лету. Вернулся к входу, схватил край трепыхавшейся кожи…
Взгляд его скользнул наружу, туда, где проступали из снежной мути дома крепости.
Скользнул — и наткнулся на человеческий силуэт. Кто-то бежал по снегу, прямо к воротам.
Следом Бъерн разглядел золотистую голову. Сразу почему-то вспомнилась жена ярла, Кейлевсдоттир. У той волосы тоже отливали золотом.
Вот только бежавшая, насколько он мог видеть, была без плаща. Голова непокрыта… и нет стражников, которые должны ходить за женой ярла по пятам, согласно приказу Харальда.
Он торопливо шагнул наружу. И нахмурился, разглядев женщину получше.
Кейлевсдоттир неслась по сугробам в одной рубахе. А за ней, отстав примерно на один полет стрелы, бежали воины. Отсюда Бъерн не мог разглядеть лица — но первым, тяжело проваливаясь в сугробы, вроде бы топал Свальд.