Но он все-таки отступил. Хотя дыхание уже частило. И хотелось только вжаться в нее…
А следом озабочено мелькнуло — Сванхильд скоро станет матерью его сосунка. Надо бы с ней поосторожней, не спеша. И всем телом не наваливаться в следующий раз.
Одно хорошо — его детеныш, хоть и мельче мелкого, уже сам бережет девчонку. Так что можно не боятся, что помрет при родах…
Сванхильд снова ухватила его за руку, дернула к лавке. Харальд послушно пошел. И когда она опять уперлась ладонью ему в грудь, сел. Замер, подумав вдруг весело — ну сама так сама. А он поглядит, чему мать его детеныша научилась…
Девчонка на мгновенье замерла, а потом шагнула вперед, меж его расставленных ног. Харальд раздвинул бедра пошире. Не удержавшись, уставился ей на живот.
Ровный, и не скажешь, что там проросло его семя. Может, он все-таки ошибается? И Сванхильд меняется, потому что провела с ним слишком долго времени? Или потому что в ней что-то есть — не зря же ее послала Сигюн, жена деда Локи.
Ладонь Сванхильд вдруг поймала его подбородок, надавила, заставляя посмотреть на нее.
Следом она наклонилась к нему, и Харальд ощутил ее губы — жадные, ищущие. Даже надавливать ладонью на светловолосый затылок не пришлось. Сама целовала, и поцелуй был глубоким…
Харальд, удивляясь самому себе, сидел неподвижно, лишь принимая ласку. Прикосновения мелкого языка оказались все же чуть пугливыми. В низу живота от них давило все сильней.
И молотком в ушах — стук собственного сердца. Поверх этого — ее сбивающееся дыхание…
Он наконец не выдержал, подхватил Сванхильд под ягодицами, притянул к себе. Вжался мужским копьем в раздвоинку между бедер.
Потом руки сами скользнули выше — по ягодицам, к узкой пояснице. Наткнулись там на скользкую гладкость шрама, замерли.
В уме вдруг мелькнуло — а ведь обещал убить всякого, кто протянет к ней лапы…
Сванхильд оторвалась от его губ, жадно глотнула воздуха.
— Стой так, — уронил Харальд.
И надавил на лопатки, теперь, после вчерашнего, ясно проступившие под ее кожей. Притянул к себе, поймал губами бусину соска, уже затвердевшего. Катнул на языке, приминая, как сладкую ягоду…
Девчонка задышала чаще, спросила как-то путано:
— А мне так можно?
Харальд не сразу сообразил, о чем она. А когда понял, фыркнул. Оставил в покое ее сосок, напоследок сожалеющее лизнув. Тот мягко дрогнул под языком…
И сказал, позволив рукам проделать обратный путь по телу девчонки — к пояснице, вновь по ягодицам, к бедрам, так удобно ложившимся в его ладони:
— Если сядешь… — тут дыхание сбилось, и он сглотнул, — то можно.
Колено Сванхильд послушно поднялось под его рукой, скользнуло по боку. Харальд на мгновенье придавил это колено предплечьем, прижимая к себе и глядя ей в лицо. Губы приоткрыты, пряди, выбившиеся из кос, прилипли к скулам. Глаза тонут в тени, но в них тают два блика.
И ее ладони — одна на его щеке, другая на плече…
Он выдохнул шипяще:
— Сядь.
И, обхватив тонкую талию, надавил, усаживая на свое левое бедро. Ощутил кожей чуть влажную мягкость женского места — сейчас, по правде говоря, думал уже только о нем.
Но пока держался.
Следом Харальд подбил ладонью колено второй ноги, перекидывая ее через правое бедро.
Сванхильд, усевшись, потянулась к нему. Принялась, как котенок, вылизывать ему сосок…
Научил на свою голову, с усмешкой подумал Харальд. Ему-то от этого не жарко, не холодно.
Только и оставалось, что гладить ее бедра, широко разведенные, на которых уже выступил пот — в бане было жарко. Потом его руки двинулись выше. Мягкость живота, подрагивавшего под пальцами, завораживала. Жаль, что не отвлекала от желания просто войти в нее.
Если притисну ее сейчас к себе, подумал Харальд, то не удержусь. И все начнется, а потом закончится. А она так старательно пыталась доставить ему удовольствие. Нельзя с ней так.
Ладонь его сама скользнула ей между ног, раздвинула складки. Там все было нежным, влажным — и он дернулся на скамье, запустил пальцы поглубже…
Девчонка задышала судорожно. Вскинула голову, спросила неровно:
— Не… не нравится?
— Сейчас я хочу не того, Сванхильд. — Он потянулся вперед, коснулся щекой ее щеки.
И, обняв ее, приподнял. Прижал к себе, ощутил округлость грудок, мягких, теплых, на пластинах своих мышц…
А уже нывшим мужским копьем — вход.
— Просто тебя хочу, — свистящим шепотом сказал Харальд. — Но если тебе нравится — продолжай. Я подожду.
Сванхильд вдруг рывком его обхватила, поджала ноги. Выдохнула требовательно:
— Не жди.
И руки сами двинулись, бережно опуская ее вниз, на бедра. После долгого ожидания удовольствие оказалось острым, дурманящим.
А потом мыслей уже не было. Он запустил руки назад, взялся за лавку, на которой сидел. Двинул ее вперед — чтобы Сванхильд не задевала коленками стену. Хотя она и так до нее не дотягивалась, но мало ли.
От движения девчонку тряхнуло, и Харальд ощутил это той частью своего тела, которая была внутри нее. Он со свистом выдохнул сквозь стиснутые зубы. Облапил ее, прижимая к себе. Сванхильд оказалась не тяжелей ягненка…
Не искусная я в этом, затуманено подумала Забава. Не выходит у меня что-то.
Но огорчения она не ощутила. Руки Харальда стискивали, тело его было жестким, горячим, уже взмокшим. И низ живота знакомо заплывал давящим, сладким теплом…
А когда все кончилось, Харальд откинулся назад. Расслаблено оперся затылком и плечами о бревенчатую стенку, прижмурился, ладонями обхватив ее талию. Замер.
Дыхание его становилось все ровнее, большие пальцы поглаживали ей живот. Щекотно, нежно…
Сейчас, подумала Забава. Иначе потом не осмелюсь.
Она облизнула губы, сказала дрогнувшим голосом:
— Харальд, я… я тоже.
Тяжело слова давались, не шли.
Харальд открыл глаза, молча посмотрел на нее. Серебро глаз сверкнуло.
И Забава уже потверже сказала:
— Меня тоже колдовство задело. Как Красаву… Кресив. От нее перешло. При ней в глазах посерело. Люди — красные. Потом ноги зажили. Не кашляю. Нехорошо это… нет, не так. Это плохо. Страшно. Нам… тебе нельзя быть рядом со мной. Колдовство. Я теперь как Кресив.
Харальд несколько мгновений смотрел на нее молча, Забава под его взглядом вскинула голову. Но не шевельнулась. Так и сидела у него на коленях, хоть ноги уже затекли.
Знала, что надо бы встать, отойти, но все тянула.
Харальд вдруг обнял ее, заваливая на себя. Придавил ладонью затылок, дотянулся губами до уха. И прошептал едва слышно:
— Я сам так вижу мир, Сванхильд. Иногда. Все серое, а люди светятся красным. Но тут нет колдовства. Ты не Кресив, на тебя ничего от нее не перешло. Это другое. В тебе мой детеныш. Но никому об этом не говори. Никто не должен знать. Никому и никогда, ты поняла?
Детеныш, как-то непонимающе подумала Забава. Как так? Если до сих пор у Харальда детей не было…
Он убрал ладонь с ее затылка, быстро подсунул пальцы ей под живот. Погладил молча.
И только тогда Забава поверила.
Дитятко. У нее будет, от Харальда. Оно, конечно, не вовремя — вон что творится вокруг. Люди мрут, колдовство…
Но не дитя решает, когда в мир прийти. Матушка-Мокошь посылает. А матери только и остается, что его встретить. И заботится потом, растить.
Забава глубоко вздохнула, с радостью — и легким страхом. Тоже подсунула ладонь под свой живот, прижатый к телу Харальда. Наткнулась на его пальцы, которые в ответ дрогнули.
Даже не верилось в то, что у нее в животе сейчас младенчик подрастает.
И если все так, как Харальд говорит, то нет на ней колдовства — а есть его дитя. Матушка-Мокошь, счастье-то какое…
Забава зажмурилась. И спросила то, что не могла не спросить — тоже тихо, шепотом:
— Харальд… а ты как узнал? Я вот не знала…
Харальд от неожиданности хмыкнул. Ну не признаваться же ей, какие мысли пришли в голову в опочивальне.
Следом он подумал, что сама Забава в бабьих делах могла быть несведуща. О всем таком с дочерью беседует мать. Нет, ну то, что от мужиков родятся дети, она, похоже, знает. Уже хорошо. А вот как это распознать, пока живот не вырос…
Когда все станет заметно, прикажу невесткам Кейлева, чтобы поговорили с ней об этом, решил он. И шепотом объявил:
— Я догадался. Ты начала походить на меня, жена ярла. Видишь все серым, людей красным. И за секиру хватаешься. Это все из-за моего детеныша.
Когда Свальд пришел, Неждана сидела на нарах.
Закрыв глаза, сидела. И вспоминала песни, что пела ей когда-то мать. Давно это было…
Бездельничала, хоть и знала, что разумней было за иглу взяться, узор на чем-нибудь вышить. Все дело.
Шаги Свальда она в этот раз расслышала прежде, чем тот подошел. Повернула голову — и пару мгновений смотрела на нартвега, пока он приближался к ее нарам.
Гаденько было на душе. Конечно, пошла на это только ради ребенка. Чтобы дом свой когда-нибудь обрести.
А все равно противно вдруг стало.
И ведь пока тело снегом терла, почти радовалась. Думалось тогда лишь о хорошем — о дочке, что может народиться, о том, как она ее нянчить будет.
А сейчас вот припекло. Прежде чем дочку на руки взять, придется сначала этого нартвега при себе удержать. Он еще и не из простых. Свое поместье есть, как сам хвастался. И наверняка его или жена, или наложницы там дожидаются. Значит, бабами забалованный.
Хорошо хоть, Свальд не улыбался и не ухмылялся. Шагал, глядя на нее почти равнодушно — только в глазах что-то такое проглядывало, уже хозяйское…
Лишь бы про нос свой опять не вспомнил, безрадостно подумала Неждана.
И, сунув ноги в опорки, встала ему навстречу.
— Иди за мной, — негромко велел Свальд, не дойдя до нее нескольких шагов.
Потом развернулся и двинулся к выходу. Неждана, накинув на плечи плащ из толстой шерстяной ткани, пошла следом.
Спросить, что ли, куда ведет, мелькнуло у нее.
Она подавила вздох, подумала — а чего спрашивать? Ей-то не все ли равно, где с ним срамным дел