Но перед охотой Тора должна вроде бы пройти охота зова, быстро подумал Харальд. Хотя кто его знает, может, она и прошла — сразу после того, как он взял Сванхильд. А к исходу длинной ночи над округой уже пролетел Тор на своей колеснице.
А может, никакой охоты зова на этот раз и не было. В конце концов, никто не знает, на что именно способны боги. Ни он сам, ни германские рабыни, которые рассказали ему об охоте зова.
Сванхильд приподнялась над ним, опершись на одну руку — а другой осторожно коснулась его живота.
— Сильней, — шипяще приказал Харальд. — Я не баба. Да, так… так хорошо.
Тонкие пальцы дрогнули, вжимаясь в его кожу. Он выдохнул, наблюдая за ней. Подумал — может, все дело как раз в ребенке?
И если раньше боги хотели отправить его в море, к родителю, то теперь им нужно погубить детеныша. У которого уже есть своя сила, в нужный момент проснувшаяся и защитившая Сванхильд.
Жаль, что Кресив прожила недолго — и сказала так мало. Хотя вряд ли Фрейя открыла бы ей, что об этом думают боги. Скорее наоборот, она должна была вложить в голову темноволосой только то, что боги посчитают нужным открыть сыну Змея…
Харальд вдруг затаил дыхание. Если он хочет понять мысли богов — нужно представить, что у них все получилось.
Предположим, над Сванхильд надругались. Он убил всех, кого нужно и можно… что дальше?
Девчонка, прерывая его раздумья, села поудобнее, посмотрела на него лукаво. И, потянувшись, погладила его мужское копье. Все еще вздыбленное. Все еще ждущее…
Харальд тяжело дыхнул, глядя на нее. Подумал — хватит размышлять о том, что сделал бы я сам. Что было бы с ней?
Сванхильд не пережила бы это так просто, как другие, честно ответил он себе.
И…
Той ночью Сванхильд чуть ли не сама затащила его на себя. Не испугавшись того, что он посерел. Может, женщина, способная дать жизнь его сыну, раскрыв ему объятья в нужный час, способна и оборвать эту жизнь? Вместе со своей жизнью?
Может, только она на это и способна? И тогда…
Пальцы Сванхильд пригладили поросль у основания его мужского копья. Харальд, плюнув на все, потянул ее к себе. Поцеловал, облапив — и перекатился, подгребая девчонку под себя.
Было все так, как надо. И ее тихое аханье, и тонкое тело, вновь ставшее под ним знакомо-прохладным.
Забава опомнилась только тогда, когда Харальд рывком опрокинул ее на спину и втиснул колено ей между ног. В уме пролетела судорожная мысль — как бы ребеночку не повредить.
Она сжалась, уперлась в его грудь ладонями. Вспомнила, что даже говорить о маленьком, которого она носит, нельзя.
А Харальд уже улегся сверху, и округлое навершие ткнулось в нее, раздвигая вход…
— Осторожно, — выдохнула Забава, не зная, что и говорить дальше. Но надеясь, что он поймет.
Харальд двинулся, соскальзывая ниже — и его выдох жарко обдул ей ухо. Прошептал следом:
— Тот, кто прячется в твоем животе, сидит там крепко. Даже не надейся, что сможешь его потерять, жена.
А потом Харальд вошел, так медленно, что Забава застонала. От всего — и от сладкой судороги в теле, пришедшей в ответ на его движение, и от тяжести его, и от жаркого тепла…
Уставшая Сванхильд уснула быстро.
Харальд, лежа на боку и глядя на нее, подпер голову кулаком. Погладил другой рукой светлые волосы, разметавшиеся по подушке.
Чем помешал богам детеныш, которого носит девчонка? Нерожденный сосунок всего лишь внук Ермунгарда. Даже не сын. Правнук Локи. И в роду у него идут подряд две человеческие женщины. Кровь турсов — то есть йотунов, способных принимать человеческое обличье, к которым принадлежат родители Мирового Змея, Ангрбода и Локи, у детеныша будет сильно разбавлена человеческой.
Харальд хмыкнул. Его собственную мать, пока она вынашивала ублюдка от Ермунгарда, боги не трогали. Иначе сам он вряд ли бы выжил. Унну Турлесдоттир, в отличие от Сванхильд, никто не охранял.
Что такого может быть в его детеныше, что боги забеспокоились в ту же ночь, когда тот был зачат?
Ему вдруг вспомнилась надпись на рунном камне, виденная им когда-то. Ни с того ни с сего вспомнилась…
Человек знает мало, было написано там.
Может, настоящий Рагнарек начнется совсем не так, как полагает Ермунгард, вдруг подумал Харальд. В конце концов, пророчество вельвы о конце света слышал только Один. И он же рассказал об этом остальным.
А Ермунгард вырос в Асгарде. Все, что он знает, принесено им оттуда.
Рагнарек — рок владык. Рок сильных… собственно, тут нет ни слова о гибели мира. Речь лишь о гибели богов.
Человек знает мало…
Харальд скривился и решил, что пора спать. А то мысли уже начали течь не пойми куда.
Утром ее разбудил Харальд — и Забава, сразу вспомнив то, что он говорил вечером, подскочила на кровати.
Харальд, стоявший рядом, скупо улыбнулся, посоветовал:
— Штаны не забудь надеть. Поедим на этот раз в трапезной.
И Забава опрометью кинулась в угол, где стоял кувшин с водой. Наспех умылась, оделась…
Харальд, сделавший все это раньше нее, не спеша застегнул пряжку на плаще. Подхватил секиру, дождался, пока она накинет плащ и нахлобучит шапку. Затем вышел. Забава побежала следом.
Во дворе с сумрачного неба дома сеял мелкий снежок. Где-то там, за тучами, прятался рассвет, и в крепости еще только начинало светлеть. Харальд сразу свернул к кухне. Пояснил на ходу, не оборачиваясь:
— Возьмем костей. Тогда псы сами прибегут к псарне, даже собирать не придется.
Псы?
Забава оглянулась. Дома крепости тонули в блеклых серых тенях, собак нигде не было видно.
Но когда Харальд уже вышел с кухни, с лоханью, полной костей, сбоку на нее вдруг налетел черный ком. Залаял звонко…
— Крысеныш, — обрадовано крикнула Забава.
Подросший молодой пес прыгал вокруг, пытаясь лизнуть в лицо. Она, смеясь и уворачиваясь, замедлила шаг…
— Сванхильд, не отставай, — повелительно бросил ушедший вперед Харальд.
Рядом с ним крутилось сразу несколько псов — но близко к нему ни один не подбегал, все держались на расстоянии.
— Будь рядом со мной. Поняла?
И Забава тут же послушно кинулась догонять. Пообещала шепотом Крысенышу, по-прежнему прыгавшему возле нее:
— Как придем, дам тебе кость. Только тихо, ладно?
— Тихо, — вдруг гаркнул Харальд — на ходу, не останавливаясь и не оборачиваясь к ней.
Крысеныш тут же метнулся в сторону. Забава, тоже испугавшись окрика мужа, замерла.
Потом снова кинулась его догонять. Чувствуя себя ненужной, лишь мешающей…
Дойдя до загона перед псарней, Харальд начал швырять кости псам, отпихивая ногой тех, кто уже получил свою долю — но снова лез. Потом, оглянувшись на нее, выбрал мосол покрупнее. Кинул Крысенышу, державшемуся в стороне от злых кобелей. Прикрикнул, когда у него попытались отобрать кость. Того сразу же оставили в покое.
Забава, стоявшая у ограды, посмотрела на него с благодарностью. Сказала, когда муж вышел из загона:
— Спасибо.
— Это твой пес — но с моей псарни, — спокойно сказал Харальд, запирая дверцу. — Не за что.
Ей вдруг захотелось его обнять — но она устыдилась этого желания. Муж уже развернулся, бросил через плечо:
— Не отставай.
И зашагал, возвращаясь обратно на кухню.
Зато там наконец Забава смогла ощутить себя полезной. Харальд разворошил стопку с чистыми глиняными мисками, выбрал одну из середины. Она, стоя рядом, протянула руки, попросила:
— Я сама?
Он быстро сунул ей посудину, кивнул на котел с густой похлебкой, висевший над огнем. Приказал коротко:
— Оттуда.
А сам, пока Забава наполняла миску, набрал другой снеди — хлеба, сыра, чего-то еще. Налил в кувшин эля из бочки, выбрал ложки, прихватил две чаши…
Идя следом за Харальдом к главному дому, Забава все косилась на миску. И ступала осторожно, чтобы не расплескать. Думала со смущением, что муж из-за нее сейчас позорится перед своими воинами. Видано ли дело, чтобы ярл, целый воевода, князь по-нартвегрски, за собой везде бабу таскал? Днем, да прилюдно?
Из-за всего этого в трапезную главного дома, где уже сидело несколько человек, Забава вошла с робостью. Харальд вдруг оказался рядом, тихо бросил:
— Выше голову…
И она вскинула подбородок. Подумала горестно — нет, не дело это. Надо бы сказать Харальду, чтобы позволил ей в другой раз остаться в женском доме.
Все, кто сидел за столами в трапезной, сейчас смотрели на нее. Забава выдавила:
— Доброго дня…
— Доброго, — отозвалась пара голосов.
— Позови Кейлева, — велел тем временем Харальд одному из сидевших.
Воин торопливо поднялся. Бросил на Забаву взгляд — любопытный, с хитрым прищуром.
Она вдруг вспомнила Рагнхильд — и в ответ надменно вскинула брови. Мужчина поспешно отвел глаза, вышел…
Харальд уже шагал к столу на возвышении, и Забава заторопилась следом. Поставила миску на столешницу, опустилась на стул рядом с ним.
Он неожиданно наградил ее мимолетной улыбкой — и ногой придвинул тяжелый стул, на который она опустилась, к столу. Затем расстегнул пряжку на плаще, отпил эля. Распорядился:
— Ешь, Сванхильд. А то у тебя глаза теперь, как у совы — громадные. И все от худобы…
Забава на него посмотрела — но ничего не сказала. Взяла ложку, зачерпнула похлебки. Проглотила, стараясь держать голову повыше.
Народу в зале становилось все больше. Забегали рабыни, разнося еду и разливая эль. В ее сторону бросали взгляды. Слишком пристально и долго глазеть, правда, не смели — поскольку ярл сидел рядом.
Она сама все больше смотрела на стол. Хотя с задранной головой это было нелегко…
— Тот, кто прошел много битв, — вдруг пробормотал Харальд, — знает, что всякий может пропустить чужой удар. Завтра утром ты еще и стражу у стен проверишь вместе со мной.
Забава покосилась на мужа. Харальд сидел, спокойно откинувшись на высокую спинку стула. Искоса наблюдал за ней.
Хорошо ему говорить, подумала она безрадостно. Сказала негромко: