— Вчера я сидела в женском доме. Ничего не случилось. Может, не надо…
— Если ты будешь сидеть там каждый день, — перебил ее Харальд, понизив голос, — и все это будут знать, то случиться может всякое. Я теперь никому не доверяю. Кстати, половину вчерашнего дня ты провела со мной. Но я не могу торчать в опочивальне каждый день, охраняя свою жену. Поэтому тебе придется стать моей тенью. Тебе это трудно, Сванхильд? Тяжело? Если устанешь, скажи мне. Я присмотрю, чтобы ты отдохнула.
— Нет, — почти обижено сказала Забава. — Это не тяжело. Я крепкая.
Харальд насмешливо фыркнул. Она в ответ решила промолчать. Тем более что к столу уже приближался Кейлев. Забава, изобразив улыбку, торопливо сказала:
— Добрый день, отец.
Кейлев кивнул, посмотрел на Харальда. Тот бросил, не размениваясь на приветствия:
— Кейлев, найди в кладовой золотой браслет на мужскую руку. Побольше и потяжелей. А потом скажи Гейрульфу, что я хочу его видеть. Здесь и сейчас.
Кейлев, опять кивнув, ушел. Харальд наколол на острие кинжала кусок мяса из миски со снедью. Отправил его в рот, потом подхватил со стола вторую ложку, быстро зачерпнул похлебки…
Забава тут же пододвинула миску поближе к нему.
— В следующий раз так не делай, — бросил Харальд. — У меня руки длинные, я и так дотянусь. Ешь, Сванхильд. Я сегодня хочу сходить к устью фьорда, выйти на лодке в море… это ненадолго и недалеко, но перед этим все равно надо поесть. Особенно тебе, чтобы не мерзла на ветру.
Она тут же послушно зачерпнула похлебки. Харальд подсунул ей хлеба — Забава взяла и его.
Утром Неждана проснулась первой.
Шея затекла, потому что уснула, положив голову на руку Свальда — крупную, в толстых жгутах жил. Все равно что полено под шею примостила…
Но Свальд сам подсунул руку ей под голову, и притянул к себе, прежде чем захрапеть — а перечить ему Неждана не посмела. И так ночью наговорила столько, что удивительно, как не прибил.
Голое тело Свальда сейчас прижималось к ее спине, тоже голой. Левая рука обручем прихватывала поперек живота, не давая подняться.
И ведь ночью даже рубаху не дал набросить, подумала она. Но злости в этой мысли не было, только смущение.
В опочивальне было темно, светильники успели погаснуть. За ночь воздух выстыл — но за спиной мерно похрапывал новый хозяин, и от него шло ровное тепло. Как от печки. Меховое покрывало грело колени и плечо. Только нос, торчавший из складок, озяб.
Неждана, невидяще глядя в темноту, вздохнула. Между ног побаливало…
Об удовольствии, которое она испытала ночью, вспоминать было и сладко, и стыдно. Выходит, все-таки одолел он ее.
Но ведь ни разу не обняла этого чужанина, оправдалась перед собой Неждана. Правда, задыхалась. Охала, в стоны срываясь. И в руках его, как воск растопленный, таяла…
Она шевельнулась, приподняв голову, чтобы размять шею.
— Сейчас я тебя не трону, — пробурчал вдруг Свальд. — Поздно уже.
И убрал руку с ее живота. Легонько подтолкнул в спину.
— Вставай, одевайся. Отведу в рабский дом.
Неждана молча выскользнула из-под покрывала. Нашла в темноте свою одежду, быстро накинула рубаху, платье…
Свальд, встав с постели вслед за ней, протопал к двери — голышом, не одеваясь. Приоткрыл створку, потребовал:
— Светильник.
И получил из рук одного из стражников, охранявших вход на хозяйскую половину, железную ладью с огоньком на конце. Закрыл дверь, поставил светильник на полку, повернулся к Неждане.
Та, не глядя на него, уже торопливо заплетала в косу волосы. Нечесаные, спутанные его руками…
— Что, даже посмотреть на меня не хочешь? — с насмешкой спросил Свальд.
И вдруг подошел — без одежды, бесстыдно голый, как был. Встал прямо перед ней.
Неждана вскинула взгляд. Подумала с тяжелым сердцем — красивый все-таки мужик. И лицо у него ладное, уверенное, и плечи широченные, и грива белесая по этим плечам разметалась — как седой мох по дереву…
Свальд улыбнулся.
— Упрямая. Другая бы с утра разбудила меня поцелуями…
— А я целуюсь коряво, ярл, — бросила Неждана. — Боюсь, тебе не понравится. Куда мне до других.
Он вдруг притянул ее к себе. Проговорил напевно:
— Девы нередко, коль их разгадаешь, коварство таят. Изведал я это, деву пытаясь к ласкам склонить…
И Неждана замерла. Вот же, как искушает, змей чужанский, мелькнуло у нее. Ей жалуется, да на нее же саму. И ведь какими сладкими словами. Чисто скальд, гусляр их нартвежский.
Но губы Свальда были все ближе, так что Неждана опомнилась. Объявила с притворным сочувствием:
— Вижу, от дев тебе не раз доставалось, ярл…
Свальд засмеялся — негромко, хрипло. Заявил торжествующе:
— Ну, им от меня — тоже.
И вот от этих слов Неждану по спине словно ледяной лапой погладили. Ведь скольких девок, небось, испортил — а теперь со смехом об этом вспоминает. А они-то, бедные, кому он жизнь загубил…
— Да ты храбрый воин, ярл, — четко и ясно уронила она, неожиданно для себя самой. — Даже девок не боишься. Мстишь им, когда сможешь…
Пальцы на ее плечах сжались так, что она от боли изогнулась, запрокинув голову. Уставилась в лицо Свальда — на котором растянулись в оскале побелевшие губы.
— Не будь ты все еще рабыней Харальда, — прошептал он.
Опять на шепот перешел, как-то отстраненно, несмотря на боль, отметила про себя Неждана. Опасается, что стражники за стеной услышат, если вдруг рявкнет? И тут же поймут, что рабыня ему перечит.
— Я бы выпорол тебя сегодня же…
Неждана молча смотрела ему в глаза. Те походили на лед, прикрытый голубой водой…
Пальцы на плечах неожиданно разжались. Свальд развернулся, пошел к сундуку, где была его одежда. Начал быстро одеваться.
Она, тихо-тихо ступая — и боясь даже вздохнуть погромче — отыскала у кровати свои носки. Следом натянула опорки. За плащом идти не решалась, тот валялся на том же сундуке, где Свальд оставил рубаху со штанами.
— Плащ возьми, — вдруг глухо сказал он.
И грохотнул крышкой сундука. Потом в лицо Неждане полетел тяжелый меховой сверток, больше похожий на куль.
— Мне в мужском доме столько тряпок все равно негде держать. Обрежешь полы под себя.
На этот раз она не решилась перечить. Так и застыла, держа в руках его подарок.
А потом, когда Свальд пошел за своим плащом, скользнула к сундуку. Подобрала с пола свернутую шерстяную накидку, в которой сюда пришла. Быстро набросила на плечи…
Свальд, уже застегивавший пряжку на своем плаще, повернулся к ней. Посмотрел холодно, но ничего не сказал. Так же молча шагнул к двери.
Неждана поспешила следом.
Кейлев вернулся быстро. Положил на стол перед Харальдом тяжелый золотой браслет — больше похожий на широкую пластину, свернутую в трубку и украшенную несколькими камнями. Сказал:
— Гейрульф идет.
И тут же отошел в сторону.
— Возьми, — негромко велел Харальд.
Забава торопливо подняла со столешницы украшение.
Гейрульф, высокий мужик лет тридцати, уже подходил к возвышению. Остановился перед столом ярла, посмотрел так, как это у нартвегов принято — спокойно, бесстрастно. И не поймешь, о чем думает.
— Моя жена, — объявил Харальд, не вставая. — Хотела тебя поблагодарить.
Гейрульф перевел взгляд на Забаву.
Она привстала со стула, держа в руках браслет. Разговоры в зале быстро стихли, люди оборачивались в ее сторону, смотрели с любопытством…
— Я хочу говорить, — произнесла Забава, опять запутавшись в словах от волнения.
И подумала с легким страхом — нет, не то. Сказать нужно хорошо, правильно, потому что сейчас ее все слышат. Чтобы не говорили потом — дескать, жена у ярла чужачка, из рабынь взятая, и поэтому слова путного молвить не умеет…
— Я хочу, чтобы рука, которая убила колдунью, носила золото, — заливаясь румянцем, объявила Забава.
Голос ее под конец начал позвякивать медью. Сидевший рядом Харальд вскинул брови. Посмотрел на нее пристально.
— И чтобы эта рука была всегда такой же… такой же хорошей…
Она тонула, не находя подходящих слов и краснея все гуще — но тут Харальд рявкнул:
— Такой же меткой.
А потом громко велел:
— Гейрульф, прими браслет.
Воин шагнул еще ближе, встав вплотную к столу. Протянул широкую ладонь — и Забава с облегчением опустила на нее тяжелое украшение. Добавила:
— Спасибо. За меня… за все.
— И я благодарю тебя, Кейлевсдоттир — за твой щедрый дар, — так же громко, как Харальд, ответил Гейрульф.
Затем деловито взялся за браслет двумя руками. Нажал, раздвигая края, подтянул повыше засученный рукав верхней рубахи, нацепил широкий золотой обруч поверх рукава исподней одежды.
Забава торопливо опустилась на сиденье. Харальд бросил:
— Теперь настало время для моей благодарности. Ты спас жизнь моей жены — и жизни тех, кто попал под чары колдуньи.
В зале стало так тихо, так что слова ярла отдавались легким эхом под длинным, уходящим вдаль потолком.
— Станешь одним из моих хирдманов, Гейрульф? Люди, способные правильно поступать тогда, когда другие теряются, всегда нужны.
Гейрульф шумно выдохнул, безрадостно глянул на Харальда.
— Если позволишь, ярл… то я откажусь. Я привык отвечать только за себя самого. А тут придется отвечать и за других. В тот день, ярл, я много приказов отдал — и понял, что это не по мне. На всю жизнь накомандовался. Нет, лучше уж по-прежнему, в воинах…
— Жаль, — спокойно сказал Харальд. — Из того, что я слышал — отдавать приказы у тебя получалось хорошо. Но я уважаю твой выбор. И за мной остается долг, Гейрульф. Напомни мне о нем, если тебе что-то понадобится. А на йоль ты сядешь за мой стол — как человек, чья доблесть его украсит. Еще увидимся, Гейрульф.
Воин пробормотал, отступая назад:
— Благодарю тебя, ярл.
И на лице его была неуверенность — словно он и сам сомневался в правильности выбора, который сделал. Потом Гейрульф ушел.
— Сванхильд, — тихо пробормотал Харальд.