Забава обернулась к нему. Муж едва заметно улыбался.
— Мне понравились твои слова. Сказано было мало, но хорошо. А теперь ешь.
Она схватилась за ложку, но тут появился Свальд. И при виде его Забава замерла. Сразу вспомнилось все, что было тогда — и брат мужа, бежавший за ней…
Она глубоко вздохнула, сделала над собой усилие — и зачерпнула похлебки.
Свальд прошагал по залу хмурый, чем-то недовольный. Удивленно покосился на нее, сидящую за столом — да и на Харальда тоже. Объявил, садясь на стул справа от него:
— Доброе утро, Сванхильд.
— Доброе утро, — быстро ответила Забава, стараясь, чтобы голос звучал ровно. Все-таки на Свальде нет вины в том, что случилось. Чары, тут уж ничего не поделаешь.
Но Свальд, не слушая ее, уже обратился к Харальду:
— Доброе утро, брат. Давно я тебя здесь не видел. Случилось что-то, чего я не знаю?
— Ничего, — проворчал Харальд. — А ты чего такой хмурый, Свальд? Не понравился подарок, который я тебе сделал? Только не говори, что ты и в этот раз поскользнулся…
Забава немного подалась вперед, покосилась на мужниного брата. Тот после слов Харальда скривился — но ничего не ответил. Рявкнул, уставившись на рабыню-подавальщицу:
— Эля мне. И чашу.
Харальд звучно усмехнулся, но больше ничего не сказал. Забава тоже промолчала, хоть и хотелось узнать, о каком подарке речь.
Но не расспрашивать же Харальда прямо при Свальде?
И она снова взялась за похлебку.
После первого глотка эля Свальду стало легче.
Умом он понимал, что самое лучшее — выкинуть сероглазую девку из головы. Все равно эта Нида будет греть ему постель, когда он захочет. Никуда не денется.
И при желании даже можно поучить ее уму-разуму — причем так, что ни следов, ни рубцов от этого не останется. А вот рот открыть после такого она уже не посмеет.
Но баб бить — не руки придерживать, чтобы не сильно дергалась, а именно бить, чтобы болью наказать — ему еще не приходилось. И начинать не хотелось. Зачем, когда они по большей части сами дают все, что от них требуется?
К тому же на спину сероглазая легла перед ним сама. Тут он ее попрекнуть не может. На язык только несдержанна.
Свальд снова глотнул эля. Подумал вдруг то ли с раздражением, то ли с восхищением — эта Нида или безумная…
Или в ней вообще нет страха.
Но тем интересней будет приручить ее. Чтобы в рот ему заглядывала. Чтобы просыпалась не так, как сегодня — тихо, молча, и сразу бегом с кровати одеваться. Чтобы сама на него лезла.
Он сделал еще глоток, успокаиваясь. Припомнил, как она под ним лежала — спутанная грива темных волос, бледные подрагивающие плечи. Глаза, как две капли тумана. И влажный блеск на зацелованных губах, отливающих багрянцем…
А все-таки я ей понравился, довольно подумал Свальд. Пусть девка и пыталась это скрыть, ни разу даже не обняла. Но под конец стонала под ним по-настоящему, без обмана. Не так, как это было в первый раз.
Мысли его стремительно укатывались куда-то не туда, и Свальд уже задумался о том, что будет этой ночью. Может, просто приказать девке обнять его? И поцеловать.
Он тряхнул головой, отгоняя упорно лезущее в голову видение — как сероглазая метнет на него яростный взгляд, как у нее дрогнут губы, но она все-таки подчинится, потому что деваться ей некуда…
Отогнать получилось не сразу, и Свальд нахмурился. Думать о какой-то рабыне все утро — не много ли чести для девки, побывавшей не под одним мужиком?
Он покосился на брата, быстро спросил:
— Надумал что-нибудь насчет колдуна, Харальд? Не дело, если случившееся повторится.
— Я жду возвращения своих людей из Фрогсгарда, — отозвался брат. — Может, у них будут вести о человеке, которого я ищу. Потом и решу, что делать дальше.
К столу подбежала еще одна рабыня, поставила перед Свальдом миску с похлебкой. Он, перед тем, как приняться за нее, вытащил из ножен на поясе кинжал. Наколол на острие по куску мяса и хлеба из посудины, стоявшей перед братом, утащил.
— Мой хлеб за твой хлеб… — пробормотал Харальд вдруг.
И оба переглянулись, вспомнив давние годы в Сивербе. Свальд улыбнулся широко, Харальд — едва заметно. Затем бросил:
— Я сегодня выйду в море. Может, Ермунгард что-то скажет.
Свальд покосился на брата с завистью. И сам тут же устыдился этого. Огер был ему хорошим отцом — а Мировой Змей своего сына даже не замечал, пока тот не вырос. Хотя мог бы появиться перед дедом Турле, когда тот был в одном из своих походов. Шепнул бы пару слов старому ворчуну, и жизнь в Сивербе стала бы для Харальда совсем другой. Родством с Ермунгардом не разбрасываются.
— Снег идет, — заметил Свальд вслух. — Лодка отяжелеет. И на бортах может намерзнуть лед, Харальд.
Брат отхлебнул эля, ответил:
— Я не уйду далеко. И возьму с собой Сванхильд. Так что у меня будет кому выгребать снег.
Лучше бы меня взял, мелькнуло у Свальда. Увидеть бы хоть раз, как родич беседует с самим Ермунгардом…
Он покосился на Харальда. Понятно, конечно, что тому без Сванхильд жить будет гораздо труднее — то, как серебряное сияние на теле брата погасло от ее прикосновения, Свальд помнил. И возможно, Сванхильд именно поэтому мешает врагам Харальда. Вот и приходится брату держать жену при себе — как другие носят на себе все свое богатство, обернув его в золотые и серебряные браслеты. Потому что так надежнее.
Но в зал-то с утра тащить зачем? Бабы, конечно, сидят на пирах — однако в обычное время ярл делит хлеб и эль со своими воинами без них. Сейчас вон и к Ермунгарду собрался с ней вместе.
Свальд покосился на баклагу с элем, стоявшую перед Харальдом. И припомнил, как брат отодвинул ее в сторону, когда он сам садился за стол. Словно хотел придержать для себя. И рабыня-подавальщица к Харальду даже не совалась…
Похоже, Харальд опасается, что ему подсунут отраву. Да, весело брату живется.
Свальд нахмурился, предложил:
— Возьми кого-нибудь, когда пойдешь к фьорду. Хочешь, я подберу для тебя людей? И прикажу, чтобы сняли стрелой любого, кто к вам сунется — даже меня, если что…
Харальд нехотя бросил:
— Нет. Не забывай, Свальд, ты тоже был под чарами темноволосой. Я сам решу, кто будет прикрывать мне спину.
День для Забавы не прошел, а пролетел.
После завтрака Харальд прошелся по крепости — больше для порядка, чем что-то проверяя. Потом, прихватив небольшой отряд, отправился к устью фьорда.
И Забава вместе с ним.
Было тревожно, потому что она знала, зачем Харальд решил выйти в море на лодке — слышала разговор за столом. Он собрался к отцу.
И не просто к отцу, а к змею громадному, живущему под водой. Которого тут богом считают.
Пока они дошли, снег перестал идти. Воины, что топали следом за ними, в два счета выкопали из сугробов одну из лодок, вытащенных на берег. Вынесли ее на кромку льда, затем отступили назад, к прибрежным камням.
— Пошли, — бросил Харальд.
И Забава ступила на лед. Неровный, бугристый.
— Руку. — Харальд уже протягивал свою.
Забава сдернула рукавицу, вложила ладонь в его пятерню. Встретилась с ним глазами.
Он вдруг хмыкнул, сказал:
— Может, тебя еще и меч поучить держать? А, жена? Раз ты все равно за мной хвостом ходишь. Я осторожно, чтобы не повредить.
— Поучи, — торопливо согласилась Забава.
И подумала, зачарованно глядя в серебряные глаза — кто его знает, когда пригодится. Лишь бы не оплошать перед ним, когда учить будет. И ребеночку не навредить…
Потом она спохватилась, что задерживает его, стоя столбом. Торопливо шагнула вперед.
— Под ноги смотри, — бросил Харальд.
И, доведя ее до лодки, переправил туда, подхватив под локти. Сам вытолкал лодку на серовато-синюю полосу молодого льда, с пятнами вмерзших белых льдин. Просмоленное днище скрипнуло, полотнище льда прогнулось, лодка почти тут же провалилась в воду. Харальд темной громадной птицей запрыгнул внутрь, взялся за весла…
А затем, когда фигурки людей на берегу стали совсем уж крохотными, перестал грести. Встал в полный рост, сказал громко:
— Ермунгард.
Забава сидела неподвижно, затаив дыхание. Смотрела то влево, то вправо.
Но ничего не происходило. Никто не показывался.
И Харальд, еще несколько раз выкрикнув имя отца, погреб к берегу.
В крепость Харальд вернулся хмурый — и, наткнувшись на Болли, сразу велел ему сбегать за секирой.
А потом Забава стояла и смотрела, как эти двое махают на берегу топорами. Поначалу навалились воспоминания, которые она от себя гнала — о том, как убила человека вот таким же колуном. Звук вспоминался, который слышала, когда лезвие врубилось в тело, запах крови.
Следом из памяти начало выныривать и все остальное, что случилось в тот день.
Но секиры звенели, мужики перебрасывались насмешливыми возгласами, дальше по берегу тоже звякало оружие — там сходились в схватках люди Харальда. Разговаривали, смеялись, подначивая друг друга…
На нее никто не смотрел. Ее вообще перестали замечать.
И Забава понемногу начала думать о другом. О том, что смертей в крепости уже несколько ночей не было. Может, и дальше так будет, и все успокоится? О том, что отец Харальда, змей, живущий в воде, ему так и не показался. Неспроста это.
Как знать, может, он недоволен сыном?
Или тем, что жену сын взял себе из рабынь, мелькнуло вдруг у нее. Забава вздохнула, завернулась поплотнее в плащ. Подумала уже о другом — сумеет ли Харальд найти колдуна, который во всем виноват? Должно быть, тот прячется где-то в округе. Но кто-то же дает ему кров, еду. Зимой в лесу или в чистом поле не проживешь…
Сзади, со стороны крепости, вдруг закричали:
— Ярл. Вернулись наши, из Фрогсгарда. И с ними еще люди. Тебя к воротам зовут.
Харальд отбил еще один удар. Приказал:
— Болли, пойдешь с нами.
А потом, кивнув Забаве, зашагал к воротам.
Она заторопилась, чуть ли не бегом за ним побежала, чтобы не отстать.