И так все ясно. Саму ее убивать — да кто она такая? Убить хотят ребенка. Но сами они делать этого не станут. Дождутся Харальда.
Высокий мужчина, шагнувший к телам на льду, на ее слова внимания не обратил.
Бежать надо, стрельнуло в уме у Забавы. Все-таки прав был Свальд, родич мужа — ей надо убираться отсюда. Даже если Харальд погонится следом, может, вдали от этого места колдовство с него сойдет…
Она кинула быстрый взгляд в сторону коня — но тот неподвижной грудой лежал в стороне. Бледно-розовое марево внутри его силуэта стало еще светлей, ржания не было слышно.
Забава на непослушных ногах кинулась в сторону русла реки, мутной лентой выплывавшего из-за серых комков прибрежных зарослей. Но наперез ей выскочил человек, сияющий красным. Размахнулся, словно набрасывая что-то…
И Забава уже во второй раз с размаху грохнулась об лед. Дернулась, ощутив под пальцами и на лице что-то похожее на частую рыбачью сеть.
Первое, что ощутил Харальд — это боль в левой щеке.
А следом хлестнули мысли. Где Сванхильд? Почему в руке нет секиры? Кто и зачем успел вывести коня, стоявшего сейчас в стороне? Кто успел на него залезть? Зачем?
Харальд скривился, ощутив, как ноет щека — дергающей, мозжащей болью. Но почему-то обрадовался этой боли. Сосредоточился на ней…
Мир перед глазами сиял багровым, однако по нему ползли серые тени. Рядом замер белый силуэт. Женский, с чашей в руках.
— Стой, как стоишь, — тихо выдохнула женщина.
С длинными белыми волосами, со смутно знакомым голосом… Сигюн?
— Чтобы те, кто сейчас творит свое дело на озере, меня не увидели, — сказала жена Локи. — Я принесла тебе яду, Харальд. Выпей.
— И настанет Рагнарек? — как-то скрипуче ответил он. Подумал быстро — яд от родителя?
По правую руку от него вдруг возник Свальд. Глянул на Сигюн, молча сунул в ладонь рукоять секиры. Харальд сжал пальцы. И уже собрался спросить у брата, где Сванхильд — но тут Сигюн сказала:
— Сказку про Рагнарек, которую Ермунгард рассказал тебе, сочинили для него боги. И поведали через йотунов, которых подослали — чтобы Змей поверил. Чтобы он сманивал к себе своих сыновей прежде, чем они породят того, чей приход предсказала вельва. Истинный Рагнарек — дитя, которое возьмет силу двоих, тебя и твоего отца — еще не родился. Он опасен для богов Асгарда, но не для людей. Выпей яду, Харальд. Стань тем, кем должен, чтобы защитить дитя. Скорей, времени мало.
И рано или поздно настанет Рагнарек, подумал Харальд. Точнее, он народится у девчонки. А затем…
Боль в щеке на мгновенье ослабла, и мысль тут же ускользнула. Харальд оскалился, сморщился, чтобы вернуть ноющее ощущение на коже. Вцепился в него, как хватается утопающий за брошенную веревку.
Подумал — Рагнарек или не Рагнарек, но это его детеныш. Кроме того, щенок пока лишь часть Сванхильд. Так что спасать надо обоих…
Вот только можно ли доверять Сигюн?
Она жена деда, мелькнуло у него. К богам у нее свой счет — за сыновей, обращенных в волков, один из которых загрыз другого. Так что ей можно верить.
— Где… — начал было Харальд.
Но тут с озера за его спиной снова прилетел истошный вопль, и боль в щеке отступила вместе с мыслями. Харальд скривился, повел головой, приподняв плечо — чтобы мех плаща, в который набился снег, прошелся по коже.
Щека заныла, хоть и не так сильно, как прежде. Сознание оставалось каким-то мутным, мысли ускользали — хоть и проблескивали иногда.
— Сванхильд сейчас на озере, в руках богов, — быстро сказала Сигюн. — Один пришел по Бивресту, Тор тоже тут.
Она протянула ему чашу, белую, полупрозрачную. На самом дне колыхалось темно-багровая вязкая жижа.
— Осторожней, Харальд, — уронил стоявший рядом Свальд.
Но он уже коснулся губами льдисто-холодного края — оглянувшись перед этим в сторону озера. Девчонки нигде не было видно. Или она была слишком далеко? Мысли расплывались, не давая себя поймать…
Яд прокатился по горлу, вымораживая тело изнутри. Харальд неожиданно подумал, что в зелье, которое когда-то подсунула ему Эйлин, яда родителя была крохотная капля, не больше. Да и та плавала в эле.
А он только что выпил чистый, неразбавленный яд Мирового Змея.
На спине вдруг люто зачесались и загорелись рубцы — и Харальд торопливо потянулся к пряжке на груди. Следом услышал, как трещит на спине одежда. Как рвется ткань, сквозь которую вылазят змеи…
Сигюн исчезла так же, как и в первый раз, мгновенно. Разом, словно ее тут и не было. Харальд рывком развернулся к озеру.
Свальд едва успел отпрыгнуть, когда брат, разворачиваясь, крутнулся. И чуть не задел его острием в навершии секиры.
Серебряный свет, которым исходила кожа Харальда, кое-где поблек, оставив на лице сияющую морду зверя. Над плечами нависали две змеиные головы, тоже в серебряных пятнах, складывавшихся в узор. Шеи змей внизу утолщались, порванная рубаха оттопырилась на спине.
— Присмотри за моими людьми, — велел Харальд, тяжело спускаясь к озеру.
— Все под крышу, — рявкнул Свальд.
И подумал — действительно, простым людям лучше сидеть в укрытии, когда боги дерутся. Но баба эта, Сигюн, все-таки слишком многое выболтала при воинах Харальда. А еще она говорила о ребенке. Выходит, Сванхильд беременна? Неродившийся детеныш наверняка от брата, иначе не было бы такой свистопляски вокруг него…
— Сидите и не высовывайтесь, — грозно приказал Свальд людям Харальда.
А потом развернулся. Поспешил вслед за братом к озеру, над которым по-прежнему нависал изогнутый мост белесой радуги — и пухлым покрывалом лежал надо льдом слоистый свет.
Где Сванхильд, думал Харальд, на ходу оглядывая берег, подсвеченный багровым и обложенный серыми тенями.
Мысли ворочались тяжело, с трудом. На людей, лежавших на льду, и того, кто присел рядом с одним из них, Харальд глянул лишь мельком. Не столько приглядываясь, сколько запоминая, кто где. Чуть дальше стояли еще два человека.
Сванхильд нигде не было. На льду лежали одни мужики, по большей части полуголые.
Он мазнул взглядом по повозке, стоявшей рядом с тем местом, где в озерный лед упиралась бледно-белая дуга — толстая, расходившаяся внизу слоями света. Черная колесница словно плыла в белесых волнах, перед ней темнели два звериных силуэта. Вроде бы с рогами.
Снова кто-то закричал. Берут кровь и жизнь, с непонятно откуда взявшейся уверенностью подумал Харальд. Чтобы использовать для…
Мысли вдруг стали неразличимыми, ускользающими. В следующее мгновенье перестала ныть щека, разом прошла боль во рту и горле, обожженных ядом. Только вспомнилось — коротким эхом, смутным пятном лица, вынырнувшим из глубин памяти — Добава.
Сознание Харальда, замершего на месте, ухватилось за это слово. Или имя? Добава. Слово все крутилось в уме…
Свальд, шедший следом за братом, задержал шаг. После нового крика, прилетевшего с озера, Харальд застыл, не дойдя всего пару шагов до снежных заносов, за которыми начиналось озеро. Змеи над его плечами засияли сплошным серебром, а потом сжались, словно усохли. Шеи их стали не толще веревок.
Ярл Огерсон тоже замер. Перекинул меч из правой руки в левую — чтобы освободить кулак, на который сейчас была натянута рукавица Тора…
На озере двое людей спокойно стояли возле повозки. Остальные лежали, неподвижно, без криков. Еще один присел возле одного из лежавших. И никто вроде бы не замечал ни его, ни брата.
А Харальд снова лучился светом. Змеи над плечами, даже истончившиеся, горели серебром.
И когда Свальд уже задумался — а не дать ли брату в ухо еще раз, не сильно, только чтобы привести в чувство — брат вдруг тряхнул головой.
Змеи над его плечами снова распухли, сквозь серебряное сияние проклюнулись темные промоины.
Добавы теперь нет, наконец сообразил Харальд. Он сам назвал ее Сванхильд — и теперь ее следует звать только так.
Сванхильд. Дуреха, глядевшая на него то с отчаяньем, то с забавной серьезностью. А иногда с жалостью. Хотя как девчонка, макушкой едва достающая ему до плеча, может жалеть его? Харальда Ермунгардсона, который сам себя объявил ярлом, а теперь стал конунгом?
Только Сванхильд на это и способна, вдруг подумал он.
А затем резко, точно пробудившись, к нему вернулись ощущения. Жжение в щеке. Едкая боль во рту и горле.
Нужно сделать две вещи, осознал Харальд, уже шагнув к сугробам, за которыми начиналась гладь озерного льда. Получить назад Сванхильд — если она и впрямь в руках богов. И оставить Тора без колесницы. Убить его вряд ли получиться, все-таки бог.
Но можно попробовать оставить его без колесницы, на которой он охотится. И загнать на Биврест, горевший над озером…
Пусть сидит в Асгарде и дожидается следующей радуги, чтобы спустится в этот мир. А когда захочет снова поиграть в бога-викинга, идущего в поход на земли людей и берущего свою добычу человеческими жизнями — пусть выбирает места для своей охоты с умом. Не заглядывая больше в эти края…
Это на родине конунга Готфрида Тору и его охоте рады. Да и то по весне, когда думают о будущем урожае. А здесь Нартвегр. Тут богам честно отдают положенные жертвы. Но в ответ ждут от них даров — здоровья, удачи в делах и в бою.
Однако не того, что боги сами придут охотиться на тех, кто их почитает.
Харальд ступил на лед, мельком глянул на змею, покачивавшуюся над левым плечом.
Голова, расписанная горящим серебром, тут же повернулась к нему. Светлые бусины глаз оказались без зрачков. Разумным взгляд змеи он не назвал бы. Не созрела еще? Или так и должно быть?
Харальд отвернулся от змеи, окинул озеро быстрым взглядом. И наконец-то заметил Сванхильд — она барахталась на льду шагах в тридцати от него, по правую руку, возле прибрежных зарослей. Словно пыталась подняться и не могла.
Жива, подумал Харальд. И рядом никого нет. Значит, прямо сейчас девчонке ничего не угрожает.
Сванхильд его тоже заметила. Замерла, перестав трепыхаться. Но не позвала…