Гвен была ошарашена как самим подарком, так и отношением к нему Кристины.
Она вспомнила, как, добравшись в маленьком экипаже от станции Нану-Ойя до «Гранд-отеля», встретилась с мистером Равасингхе. Поджидая его на улице, она вдыхала запах эвкалиптов, доносившийся со стороны горы Пидуруталагала, вершина которой скрывалась за облаками. Теперь, когда отношения с Лоуренсом наладились, Гвен ощущала неловкость оттого, что прежде художник вызывал ее интерес. Хотя она мало что помнила из происходившего после бала, ей было стыдно, что она тогда выпила так много шампанского.
Сегодня у «Гранд-отеля» мистер Равасингхе широко улыбнулся ей как ни в чем не бывало, потом взял ее под руку, чтобы помочь перейти заполненную воловьими упряжками и рикшами улицу. И тут ее окликнул высокий голос:
– Привет! Как дела?
На нее смотрела в упор, раздувая ноздри, какая-то женщина. Флоранс. Гвен уже начала считать ее голосом совести.
– Очень хорошо. Спасибо, – ответила она.
– Надеюсь, ваш муж в порядке, дорогая. – Слово «муж» было произнесено с нажимом.
– Флоранс, мне очень приятно вас видеть, но, боюсь, мы не сможем с вами поболтать. Мы идем на ланч.
Ноздри миссис Шуботэм снова затрепетали, а подбородки заходили ходуном.
– Без Лоуренса?
– Да, он занят весь день. Какие-то дела по поводу роликовых конвейеров.
– Не сомневаюсь, Господь позаботится о вас, дорогая, – произнесла миссис Шуботэм и, прищурившись, окинула взглядом мистера Равасингхе.
После этого они прошли мимо маленького фотоателье. Гвен взглянула на витрину, и ее внимание привлек снимок молодоженов: мужчина-европеец и женщина-сингалка в традиционном костюме. Она подумала о Фрэн.
Мистер Равасингхе проследил за ее взглядом:
– В те времена это не было необычным. До середины девятнадцатого века правительство даже поощряло смешанные браки.
– Почему это изменилось?
– Причин много. В тысяча восемьсот шестьдесят девятом году открылся Суэцкий канал, и английские женщины получили возможность добираться сюда быстро и без проблем. А до тех пор их здесь было крайне мало. Но еще раньше правительство захотело укрепить свою власть. Возникли опасения, что евразийские потомки от смешанных браков будут менее лояльны к Империи.
Теперь, сидя за маленьким обеденным столом, Гвен наблюдала за Кристиной и думала, что, вероятно, слишком резко говорила с Фрэн о мистере Равасингхе.
– Ах! – произнесла американка и хлопнула в ладоши. – Вот и бринджал.
Официант подал нечто очень странное с виду, и Гвен с недоверием уставилась на блюдо.
– Не волнуйтесь, Гвен, это всего лишь баклажаны, – успокоил ее Сави. – Они отлично впитывают в себя чеснок и специи. Очень вкусно. Попробуйте.
Гвен наколола кусочек на вилку. Во рту у нее оказалось что-то неопределенное по консистенции, но приятное на вкус, и она вдруг почувствовала голод.
– Это изысканно.
– Какие у вас прекрасные манеры. Нужно что-то с этим делать, да, Сави? – (Мистер Равасингхе обменялся с Гвен еще одним предупреждающим взглядом.) – О, ну ладно, Сави, ты такой зануда!
Гвен сосредоточенно подбирала с тарелки последние кусочки бринджала, а ее сотрапезники беседовали между собой. Чужеземная еда действовала ей на нервы, а Кристина немного пугала. Знакомое давящее чувство вдруг охватило Гвен, и она с трудом проглотила остатки кушанья, потому что снова начала думать о Лоуренсе и Кристине. Танцор-демон! Лоуренс имел в виду что-то особенное, когда сделал ей такой подарок? Или на Цейлоне принято дарить друг другу ужасные вещи? Ей не хотелось проявлять своей неосведомленности, но она решилась все-таки задать один крайне важный для нее вопрос:
– Вы давно знаете моего мужа?
Прежде чем ответить, Кристина выдержала паузу.
– Ах да! Мы с Лоуренсом давние приятели. Вам очень повезло.
Гвен перевела взгляд на мистера Равасингхе, который молча кивнул. Он не выглядел особенно расстроенным, когда она появилась одна. Сави никак не проявил своих чувств, был, как обычно, вежлив, и они вместе отправились на виллу, которую арендовала Кристина. Одет он был безупречно: темный костюм и белая рубашка, которая сияла на фоне его темной кожи. И шел Сави так близко к ней, что Гвен чувствовала исходивший от него запах корицы. Тем не менее она удивилась, заметив на его подбородке щетину, как будто он встал поздно и не успел побриться или вовсе не ложился спать.
– Мне очень жаль вашу кузину, – сказал он, видя, что Гвен смотрит на него. – Надеюсь, она быстро поправится. Я хотел пригласить ее покататься на лодке по озеру в Канди, пока дожди на время прекратились. Канди – это столица горной области.
– Фрэн была бы счастлива. Я передам ей ваше приглашение.
Сави кивнул:
– Вообще-то, если Фрэн еще будет здесь в июле, вы обе можете полюбоваться в Канди процессией со светильниками, которую устраивают в полнолуние. Это называется праздник Перахера, и зрелище довольно любопытное. Слонов украшают золотом и серебром.
Кристина присвистнула:
– Пойдемте! Это процессия в честь зуба Гаутамы Будды. Вы слышали эту легенду? – (Гвен покачала головой.) – Много столетий назад некая принцесса тайком привезла на Цейлон этот зуб из Индии, спрятав его в своих волосах. А теперь его проносят по улицам под барабанный бой в окружении танцовщиц, украшенных цветочными гирляндами. Давайте все пойдем, – предложила Кристина. – Вы сами спросите дорогого Лоуренса или мне это сделать?
– Я спрошу, – сказала Гвен и принужденно засмеялась, пытаясь скрыть свое раздражение намеком Кристины, мол, она до сих пор может фамильярничать с Лоуренсом.
Когда они покончили с пудингом, Кристина закурила сигарету и встала:
– Думаю, мистер Равасингхе, пора открыть ваш холст. Как вы думаете? Но сперва мне нужно припудрить носик.
Она подошла к его стулу, и на Гвен пахнуло ароматом «Табак блонд» от Карон, американских духов, которыми пользовалась Кристина. Как уместно это было здесь, в сочетании с сигаретным дымом. Сави встал, Кристина поцеловала его в щеку и провела пальцами с наманикюренными ногтями по его длинным волнистым волосам. Когда мистер Равасингхе повернулся к Кристине, Гвен стала изучать его профиль. Это был очень красивый мужчина, может быть, еще более привлекательным делал его намек на опасность, искрами сверкавший в его глазах. Он отвел руку американки от своих волос и поцеловал ее с такой нежностью, что Гвен стало неловко.
До сих пор она не решалась задать мистеру Равасингхе вопрос, нравится ли ему ее кузина, но теперь, когда Кристина ушла и оставила их наедине, Гвен показалось, что момент подходящий.
– Мы говорили о Фрэн, – начала она.
– Да?
– Раньше.
– Конечно. И что вы хотите сказать о вашей восхитительной кузине?
– Что вы думаете о ней, мистер Равасингхе?
– Зовите меня Сави. – Он помолчал и тепло улыбнулся Гвен, глядя ей в глаза. – Я думаю, что она совершенно очаровательна.
– Значит, она вам нравится?
– А кому бы она не понравилась? Но, вообще-то, мне понравилась бы любая ваша кузина, миссис Хупер.
Гвен улыбнулась, но его ответ вызвал у нее только новые сомнения. Ему нравилась Фрэн, но понравилась бы любая ее кузина. Что бы это значило?
Кристина вернулась. Сави подал Гвен руку, и они все вместе прошли в хорошо проветренную комнату в дальней части дома. Два окна выходили в окруженный стеной террасный сад, холст, накрытый отрезом алого бархата, стоял на большом мольберте в самом центре.
– Теперь мы готовы, – сказала Кристина, и художник широким жестом смахнул драпировку с картины.
Гвен залюбовалась портретом – Кристина была очень похожа на себя, – потом перевела взгляд на мистера Равасингхе. Тот улыбался и смотрел на нее не моргая, будто ждал комментариев.
– Это так необычно, – произнесла Гвен и замялась.
– Это больше чем необычно, дорогой Сави. Это грандиозно! – заявила Кристина.
Проблема была в том, что Гвен в этом сомневалась. Не то чтобы ей не понравился портрет, но у нее создалось впечатление, будто мистер Равасингхе смеется над ней. Они оба смеялись. Да, он являл собой образец хорошо воспитанного мужчины, но было в нем что-то смущавшее Гвен, и дело не только в том, что он видел ее пьяной, гладил по голове и помог лечь в постель.
– Вас смущает не то, что вы видите, – сказала Кристина; Гвен взглянула на нее и нахмурилась. – Вы боитесь увидеть то, что может случиться потом. – (Сави засмеялся.) – Или то, что уже случилось.
Гвен снова посмотрела на холст, но повторный взгляд лишь усилил ее смятение. Щеки Кристины горели, волосы были спутаны, а надето на ней было только ожерелье из черных камней, и этот многозначительный взгляд… Портрет заканчивался чуть ниже ее обнаженной груди. Гвен понимала: это глупо, но ей было неприятно думать, что Лоуренс видел эту женщину такой.
– Знаете, Сави писал первую жену вашего мужа.
– Я не видела этого портрета.
– Наверное, Лоуренс убрал его после смерти жены.
Гвен немного подумала, а затем спросила:
– Вы знали Кэролайн?
– Очень мало. Я познакомилась с Лоуренсом позже. Сави хотел и Верити написать, перед свадьбой, даже сделал несколько набросков, но потом она взбрыкнула и умчалась в Англию. Жених занимал какой-то пост в правительстве и вообще был отличный малый, как я слышала. Какого вы мнения о своей золовке?
– Я почти не знаю ее.
– А ты, Сави, что думаешь о Верити Хупер? Скажи нам.
Мистер Равасингхе слегка сдвинул брови, и это в достаточной степени выразило его неодобрение, хотя что именно он не одобрял – саму Верити или желание сделать ее предметом разговора, для Гвен осталось загадкой.
– Ну что ж, – продолжила вместо него Кристина, – по-моему, Верити рождена, чтобы доставлять всем проблемы, и, кроме брата, ее интересуют только лошади. Или интересовали, когда она жила в Англии.
– У нее тяжесть на душе, – сказал Сави и сделал паузу, извлекая из кармана маленький альбом для эскизов. – Миссис Хупер, вы не будете возражать, если я сделаю с вас небольшой набросок?