По крайней мере, девочка здорова и ухоженна, сказала себе Гвен. Она потолстела и была чистой, это немного заглушило в Гвен чувство вины.
– Ну, теперь хватит, – сказала она. – С ребенком все в порядке.
– Да, леди. Я всегда говорю вам.
– Скажи этой женщине, что мы довольны и продолжим платить ей. – (Навина кивнула.) – Хорошо, теперь забери ее и отдай мне Хью.
Они обменялись свертками. Отдав Лиони, Гвен сразу ощутила вставший в горле ком. Она слушала, как ветер шумит в ветвях деревьев, но больше не выглядывала из повозки. Минута шла за минутой, и Гвен осознала: нет смысла зацикливаться на том, как была зачата Лиони, важно сделать все, чтобы это никогда не вышло наружу. Она решила, что и словом не обмолвится об этом мистеру Равасингхе и вообще никому до конца дней своих.
– На что они живут? – спросила Гвен, когда Навина вернулась.
– У них есть чена. Они растят зерно и овощи. А в лесу берут фрукты. Вы видели фиги.
– Но что еще?
– У них есть козы и свинья. Так и живут.
– Но деньги, что ты им дала, помогут?
– Да.
На обратном пути через деревню Гвен высунулась из повозки, гадая, удастся ли ей определить, какая из женщин будет растить ее дочь. Повозка спугнула крупного варана, сидевшего у края дороги, и он, быстро перебирая лапами с острыми как бритва когтями, стремглав взобрался на дерево. Гвен заметила женщину, которая внимательно следила за повозкой темными глазами. Ее черные волосы были заплетены в болтавшуюся за спиной косу и перевязаны украшенной бусинами тесьмой. Когда они проезжали мимо, женщина улыбнулась, и Гвен задумалась: была ли эта улыбка понимающей или ничего не значащей, как улыбается человек, находящийся в гармонии с миром. На мгновение она вновь запаниковала из-за своего отступничества, ей захотелось прижать Лиони к груди, но тут ярко-оранжевая бабочка павлиний глаз села на один из обручей, державших полог повозки, и Гвен задышала ровнее. О девочке хорошо заботятся, вот что главное, и лучше ей, Гвен, не знать, кто это делает.
Глава 14
Комнату наполнил сильный цветочный запах, который принесла с собой Флоранс Шуботэм. Она села на диван и откинулась на его спинку, накрытую леопардовой шкурой. Гвен внутренне улыбнулась невероятному контрасту звериной шкуры и типично британской чопорности миссис Шуботэм; приглушенные оттенки синего не могли соперничать с дикой энергией хищника, даже мертвого. Флоранс поднесла к губам фарфоровую чашку, глотнула чая, отчего задрожал ее складчатый подбородок. Бедняжка Флоранс – волосы у нее поседели, щеки обвисли.
– Приятно видеть, что вы в прекрасной форме, – сказала гостья.
Лицо Гвен приняло хорошо отрепетированное любезное выражение. С тех пор как она увидела Лиони, Гвен изо дня в день упражнялась во лжи перед зеркалом, пока не приучила себя управлять лицом, смотреть как положено и следить за руками.
Сейчас Гвен улыбнулась и держала на губах улыбку, пока у нее не стало сводить скулы.
– Как ваши дела, Флоранс?
– Не могу пожаловаться. Верити рассказала мне о сыре.
Гвен бросила взгляд на золовку. Та изучала свои ногти и не проявляла ни малейшего интереса к разговору. Сомнительно, чтобы она упомянула о сыре в беседе с Флоранс. Вообще-то, кроме того единственного дня, когда они разбирали кладовую, Верити этим не интересовалась.
– Я пока не сильно продвинулась. С месяц назад мы подготовили помещение. Все там вычистили, побелили стены, и у нас уже есть необходимая мебель и посуда. Кое-что еще мы тоже подсобрали, но мне придется заказать в Англии специальный термометр и формы для сыра.
– Но это такая отличная идея. Вы просто умница.
– Мать отправила мне старый сырный пресс с нашей фермы в Оул-Три.
– Здесь трудно достать хороший сыр.
– Делать его несложно, но нужно знать, как обращаться с молоком.
– Вы собираетесь продавать его?
– Нет, – покачала головой Гвен. – Я даже не уверена, удастся ли нам добиться нужного результата в этом климате. Я рассчитывала делать сыр только для семьи и друзей, которым он понравится.
– О, пожалуйста, включите меня в их число, моя дорогая.
– Конечно. Как я сказала, сыр – не проблема, моя головная боль – это счета. Боюсь, я не слишком хорошо справляюсь с цифрами. Никак не могу свести итог. Вероятно, я где-то делаю ошибку.
– Ну, – вмешалась в разговор Верити, – это вообще удивительно, что ты проявляешь такой интерес к деловым вопросам. По-моему, Кэролайн такими вещами себя не утруждала.
Флоранс слегка понизила голос:
– Я так рада, что вы здесь осели.
– Осели?
– Я имею в виду – обжились. Сперва я беспокоилась. Вы вроде бы проводили много времени с этим художником.
Сердце Гвен подскочило.
– Вы о мистере Равасингхе?
– Да, о нем.
– Я встречалась с ним всего два или три раза.
– Да, но он не британец, понимаете? Они бывают чересчур прямолинейны по нашим меркам.
Гвен издала фальшивый смешок:
– Флоранс, уверяю вас, со мной он был совершенно корректен.
– Конечно, я ничего такого не имела в виду. – Она повернулась к Верити. – А ты помогаешь жене своего брата делать сыр?
Верити взглянула на нее:
– Что?
– Перестань грызть ногти, дорогая. – Флоранс помолчала. – Я говорила о сыре. Ты помогаешь Гвен?
Миссис Шуботэм всегда была рада поучаствовать в делах других людей и любила давать непрошеные советы. Гвен посочувствовала золовке и поспешила прийти ей на выручку:
– О, я уверена, у Верити есть свои планы.
Верити вздохнула.
– Такая прекрасная идея, – продолжила Флоранс. – У тебя такая умная невестка, правда, Верити, дорогая? Не упусти эту возможность, но, может быть, тебе и самой стоит придумать для себя какое-нибудь полезное занятие. Чтобы привлечь мужчин.
– И что вы посоветуете?
– Мужчинам нравятся деятельные жены, как Гвен. Она ведет хозяйство, она – жена и мать, а теперь вот еще трудится как пчелка, готовит сыр.
Верити встала, презрительно глянула на Флоранс и вышла из комнаты, опрокинув по пути сервировочный столик. Чайник, молочник и сахарница полетели на пол.
Гвен почувствовала раздражение. Сочувствие к Верити мигом улетучилось, она вызвала звонком колокольчика мальчика-слугу.
– Простите. Не знаю, что на нее нашло.
– Она была трудным ребенком.
– Как уживалась с ней Кэролайн?
– По большей части игнорировала. Не думаю, что они с ней ладили. Верити тогда была гораздо моложе, конечно, еще школьница. Кэролайн держалась немного отстраненно. Хотя, я помню, как-то Верити дошла до того, что стала утверждать, будто Лоуренс подозревает свою жену в измене.
– Не может быть!
– Верити сказала, что однажды во время школьных каникул слышала, как они ругались из-за этого и Кэролайн твердо все отрицала. По-моему, Верити это выдумала. Вы же знаете, какими бывают девочки. – (Гвен кивнула.) – А потом, когда Верити окончила школу, она провела какое-то время в Англии и, снова приехав сюда, как будто еще сильнее привязалась к Лоуренсу. Это нездоро́во. Уж я-то знаю. Что там с ней произошло в Англии, понятия не имею, но явно не без этого.
– Смерть Кэролайн, наверное, тоже сильно повлияла на нее?
– Ужасно.
Через несколько дней Гвен собрала все свои принадлежности для сыроварения на длинном столе в бывшей кладовой. Сырный пресс, только что доставленный из Англии, красовался на тумбе в другом конце комнаты. Разного размера цедилки, несколько бидонов для молока, деревянные ложки для помешивания, нож-мастихин и большая поварешка занимали отдельный маленький столик. Формы для сыра были вымыты, высушены и составлены аккуратной стопкой, а куски ткани для прессования висели на веревке на солнышке.
Ранним утром доставили больше, чем обычно, буйволиного молока. Гвен была на ногах уже в половине седьмого, готовая приняться за дело. Она завязала волосы и убрала их под сеточку, надела большой передник, который был выстиран и отбелен. В таком виде она стояла посреди кладовой и окидывала хозяйским взором свои владения, когда в дверь заглянул Лоуренс.
– Я думала, ты уже ушел, – сказала Гвен.
– Я не мог уйти, не посмотрев на нашу новую молочницу. – Он вгляделся в лицо жены. – Да, выглядит она как на картинке. Я бы, пожалуй, сгреб ее в охапку и утащил на сеновал.
Радуясь, что Лоуренс так доволен, Гвен сказала:
– У нас нет сеновала.
– Жаль. – Он прижал ее к себе. – Удачи тебе в твой первый день, дорогая.
– Спасибо, – улыбнулась она. – А теперь кыш! Я занята.
– Есть, мэм.
Гвен проводила мужа взглядом. При каждом его неожиданном появлении у нее подскакивало сердце. Аккуратно развернув закваску, специально присланную из Канди, Гвен перелила молоко в большую кастрюлю, взяла ее двумя руками и понесла на кухню, чтобы поставить на огонь, но, сделав несколько шагов, поняла, что ей нечем открыть дверь. Она прижала кастрюлю к одной створке, придерживая рукой, а другой собралась нажать на дверную ручку, но тут кастрюля выскользнула и упала на бетонный пол. Гвен обдало молоком. Пришлось потратить время на переодевание.
Когда она вернулась в сыродельню, чистая и готовая снова взяться за дело, появилась Навина с Хью, который, вытаращив глазенки, громко кричал.
Аппу стоял у двери кухни и с кривой усмешкой наблюдал за происходящим. Он не мог открыто высказать возражения против хозяйской затеи, но, когда Гвен изложила ему свой план, на его лице ясно выразилось неодобрение.
Наконец Хью был накормлен, Навина забрала его в детскую, и Гвен принялась за работу.
Мальчик-слуга отнес вторую кастрюлю с молоком на кухню – хозяйка открыла и закрыла дверь. Аппу проследил за подогревом, а Гвен спустилась на три террасы вниз к озеру в ожидании, когда молоко остынет. Она села на скамейку, посмотрела вверх на пухлые белые облака и стала следить за набегающими на берег волнами, слушая пение птиц. Кожу освежал легкий ветерок, день был прекрасный. Вдруг слева от нее скрипнула дверь, Гвен обернулась – из лодочного сарая выходил Лоуренс.