– На «даймлере», я полагаю?
Он кивнул.
Гвен уложила Хью спать и, надеясь, что снотворное скоро привезут, попросила Навину прийти к ней в комнату.
Когда сингалка села на стул, Гвен посмотрела в ее спокойные темные глаза:
– Почему рисунок в этом месяце запаздывает? Мне нужно знать. – (Навина пожала плечами. Что означал этот жест?) – С ней по-прежнему все хорошо? Или что-то случилось? – продолжила Гвен.
– Подождем еще немного, леди, – сказала Навина. – Если бы девочка заболела, я бы уже слышала.
Гвен чувствовала себя ужасно усталой и с трудом могла поддерживать даже самый простой разговор, но ей нужно было знать, что с Лиони не произошло ничего плохого.
Во время их беседы вошла Верити:
– Привет! У меня для тебя кое-что есть.
– Спасибо, Навина, – сказала Гвен и кивнула, отпуская служанку.
– Мы были в Хаттоне, – продолжила Верити, когда та вышла.
– Я слышала.
– Я столкнулась со стариком Партриджем.
– Верити, он вовсе не стар. Разве что волосы у него редеют. – Она слабо улыбнулась. – Ты знаешь, он ужасно мил. Тебе повезло.
Верити вспыхнула:
– Не говори глупостей! Он дал мне рецепт, чтобы в аптеке приготовили лекарство. Собирался сам его заказать, но я сняла с него эту проблему. Хочешь, растворю тебе порошок в горячем молоке?
– О, пожалуйста, будь добра.
– Ты пока укладывайся, а я пойду на кухню и подслащу его доброй порцией патоки, чтобы отбить неприятный вкус. Что скажешь?
– Спасибо. Это хорошо.
– Если кто и знает, как отвратительна бессонница, то это я. Хотя я удивилась, учитывая, что Хью поправился… Я думала, ты будешь отключаться мигом.
– Кажется, я стала тревожной из-за его болезни.
– Верно. Через секунду вернусь.
Гвен разделась и взяла белую ночную рубашку, которую положила для нее на кровать Навина, поднесла ее к лицу и вдохнула свежий цветочный запах, потом надела через голову и завозилась с пуговицами. Чувство вины зацементировало Гвен изнутри, но, сцепив руки и стараясь вспомнить более счастливые времена, она пыталась оградить себя от мрачных раздумий. Если Навина права, может быть, Лиони вовсе не больна, а рисунок просто перехватили.
Допустим, ей суждено потерять все, тогда лучшее, на что она может рассчитывать, – это что ее отправят обратно в Оул-Три и не дадут видеться с сыном. Гвен задрожала от мысли, что Хью останется без матери, и представила себе Флоранс Шуботэм и других женщин, взирающих на нее с выражением превосходства на лице, если всплывет история с Лиони. Криво усмехаясь, они будут поздравлять друг друга с тем, что это ей, а не им выпало на долю уступить домогательствам очаровательного сингала.
К моменту возвращения Верити Гвен уже трясло от страха.
– Боже! Тебе совсем плохо. Вот. Питье не горячее, так что пей быстро. Я посижу с тобой, пока ты не уснешь.
Гвен проглотила розоватую молочную смесь, горечь оказалась не такой уж сильной, и очень быстро ощутила, что веки у нее слипаются. Несколько минут она погружалась в сон, ощущая приятную дремоту. Головная боль прошла. Гвен попыталась вспомнить, что ее беспокоило, а потом полностью утратила чувство реальности.
На следующее утро Гвен едва могла оторвать голову от подушки, хотя и лежать головой на подушке ей было больно. Она слышала раздраженные голоса в коридоре, вроде бы Навина и Верити ругались.
Через несколько минут вошла айя:
– Я приносила вам постельный чай раньше, леди, но не смогла разбудить вас. Я трясла вас.
– Какие-то проблемы с Верити? – спросила Гвен и посмотрела на дверь. Старой айе было явно не по себе, но она молчала. Гвен ощутила озноб и липкий пот, как будто заболевала гриппом. – Мне нужно встать, – сказала она и попыталась спустить ноги на пол. Тут как раз вошла Верити:
– О, не вставай. Тебе нужен покой, пока не станет лучше. Можешь идти, Навина.
– Я не больна, просто устала. Мне нужно присматривать за Хью.
– Оставь Хью мне.
– Ты уверена?
– Абсолютно. Вообще предоставь мне все. Я уже обсуждала меню и платила домашним слугам.
– Я хотела поговорить с тобой. – Гвен почувствовала, что не может сосредоточиться, и на мгновение отключилась. – Не могу вспомнить. О доставке, что ли? Или о чем-то другом…
– Для тебя есть и дневной порошок. Я смешаю его с медом и чаем. Наверное, для него молоко тебе не нужно.
Верити ушла на кухню и вернулась со стаканом мутной красно-коричневой жидкости.
– Что это?
Верити склонила голову:
– Хм… Не уверена. Я точно следовала инструкции.
Почти сразу после приема снадобья Гвен расслабилась, и ее охватило весьма приятное ощущение, будто она парит в воздухе, не чувствуя собственного веса. Все тревоги рассеялись, и она снова отключилась.
Гвен начала привыкать к «магическому зелью», как она называла про себя порошки. Стоило ей выпить зелье, и она плыла в тумане, свободная от переживаний и головных болей, но вместе с этим эмоциональным ступором она почти лишилась аппетита и способности поддерживать нормальный разговор. Когда однажды вечером к ней заглянул Лоуренс, она попыталась быть собой, но, судя по его встревоженному взгляду, ей это не удалось.
– Утром приедет Партридж, – сказал он. – Бог знает, что он тебе прописал.
Гвен пожала плечами. Лоуренс взял ее руку.
– Я в порядке.
– У тебя кожа липкая.
– Я же сказала, со мной все в порядке.
– Гвен, это явно не так. Ты бы не принимала вечером лекарство. По-моему, тебе от него только хуже. Навина тоже так думает.
– Она так сказала?
– Да. Она пришла ко мне, сильно встревоженная.
Горло у Гвен сжалось.
– Лоуренс, мне нужно лекарство. Оно мне помогает. Навина ошибается. Оно полностью снимает головную боль.
– Встань.
– Что?
– Встань на ноги.
Гвен подвинулась к краю кровати, опустила ноги и протянула руку:
– Помоги мне, Лоуренс.
– Гвен, я хочу посмотреть, как ты сама это сделаешь.
Она закусила губу и попробовала встать, но комната закружилась, пол качнулся, и мебель съехала со своих мест. Гвен села обратно на постель:
– Что ты просил меня сделать, Лоуренс? Я не могу вспомнить.
– Я просил тебя встать.
– Ну, это ты дурачишься, да? – Она засмеялась, забралась под одеяло и уставилась на него.
Глава 18
Утром Гвен села перед туалетным столиком и открыла ящик, где лежал вышитый носовой платок, сохранивший запах ее матери. Она взяла его и понюхала. Подкрепив себя этим кратким общением с родным домом, Гвен накинула шелковый халат, сунула ноги в тапки, обмотала плечи мягким шерстяным платком и вышла из дому через боковую дверь.
На веранде сидели Верити и Макгрегор.
– Дорогая, как ты? – с широкой улыбкой спросила ее золовка.
– Я хотела немного подышать.
– Посиди с нами. Вот твой напиток. – (Гвен выпила лекарство, но не села.) – Хочешь позавтракать? Тебе станет лучше.
– Пожалуй, я лучше просто погуляю.
– Постой. – Верити открыла сумочку и вынула оттуда сложенный листок бумаги. – Чуть не забыла, но Ник только что напомнил мне. Я ношу это с собой с тех пор, как Хью заболел.
– О?
Верити протянула Гвен мятый листок:
– Можешь передать это Навине? – (Где-то в доме хлопнула дверь. У Гвен ослабли колени, но она постаралась изобразить удивление, глядя на листок, а сердце у нее так и стучало, в голове роем взвились мысли.) – Этот рисунок, – продолжила Верити, – для Навины, то ли от какой-то племянницы, то ли от кузины из деревни в долине. Он немного затерся, и некоторые линии, кажется, пропали.
Кровь отхлынула от лица Гвен – такое потрясение она испытала. Складывая рисунок, она надеялась, что они не заметили объявшего ее страха и тихий голос звучит только в ее голове.
Добропорядочная англичанка не производит на свет цветных детей.
Ник Макгрегор, до сих пор молчавший, взглянул на Гвен:
– Я поймал с этой запиской кули, который доставляет молоко.
– О…
– И теперь молоком занимается другой человек, ему строго запрещено передавать любые послания.
– Я отнесу это Навине.
– Я хотел сказать об этом раньше, но с болезнью Хью… – Макгрегор развел руками; Гвен не смела рта раскрыть. – К тому же вы и сами были нездоровы. – Он помолчал.
– Гвен, ты совсем бледная. Ты в порядке? – Верити протянула к ней руку, но Гвен отступила.
Они знают. Они оба знают и разыгрывают ее.
– Ну, все равно, – продолжил Макгрегор, – я не могу допустить, чтобы мои кули передавали записки, даже для айи.
Гвен искала слова:
– Я прекращу это.
– Хорошо. Ни к чему, чтобы слуги возомнили, будто они имеют право отправлять записки, когда им вздумается. Времена неспокойные, и нужно пресекать все каналы подпольной связи, даже самые незначительные.
– Будем надеяться, этот рисунок действительно от ее родственницы, а не от какого-нибудь политического активиста, – добавила Верити. – Я всегда считала, что у Навины нет родных.
Гвен силилась унять дрожь, нужно было как-то сменить тему, и, цепляясь за ускользающие мысли, она собралась было заговорить. К счастью, Макгрегор встал, и Гвен воспользовалась шансом сбежать от них.
Сад, казалось, был охвачен пламенем. Гвен шла мимо кустов и вела одной рукой по красным и оранжевым цветам, а в другой сжимала рисунок Лиони. Придется искать какой-то другой способ сообщения с деревней, но, по крайней мере, теперь она знала, что́ случилось с не доставленным вовремя рисунком. Он задержался не потому, что она не сделала признания. Лиони ничто не угрожало, с ней все в порядке, и беспокоиться в этом смысле не о чем.
Гвен подошла к озеру и подумала, не искупаться ли ей, но лекарство уже начало оказывать действие – нити золота на воде стали мутными, цвет неба смешался с цветом озера, они растворились друг в друге, и Гвен ощутила слабость в ногах. Она встряхнула головой, чтобы прочистить мозги: озеро снова стало озером, а небо – небом, и подошла к лодочному сараю. Вот отличное место – безопасное и полное приятных воспоминаний.