– Я бы хотела выучить их язык.
Управляющий наклонил голову.
Несколько миль, пока дорога мучительно петляла, взбираясь вверх, они молчали. Гвен смотрела в окно на тяжелый туман и думала о Лоуренсе.
Первым нарушил тишину Макгрегор.
– Вы будете скучать по мужу, – сказал он.
– Конечно буду, – кивнула она. – Ну а вы как же? У вас есть семья?
– Моя мать еще жива.
– Где она?
– В Эдинбурге.
– Но вы ни разу не ездили туда за все время, что я живу здесь.
Гвен посмотрела на Макгрегора, а тот пожал плечами:
– Мы с ней не близки. Армия была моей семьей, пока я не поранил колено.
– Тогда вы познакомились с Лоуренсом?
– Да, он дал мне работу здесь, потом, во время войны, оставил за управляющего. Простите, если я иногда кажусь немного резким, но я знаю эту плантацию вдоль и поперек. Я четыре года управляю ею один, и иногда мне трудно принимать мнения других людей.
– Вы никогда не были женаты?
– Если не возражаете, миссис Хупер, я бы предпочел не говорить об этом. Не всем везет найти себе подходящего партнера в жизни.
Остаток пути они ехали очень медленно, но все же успели вернуться до наступления темноты. Гвен удивилась, увидев припаркованную у дома машину Верити, а войдя в холл, услышала голоса в гостиной: как будто Верити и какой-то мужчина. Стуча каблуками, Гвен направилась к двери и распахнула ее.
Мокрый Спью спал в корзинке на полу рядом с мистером Равасингхе, который сидел на диване в расслабленной позе и курил сигару. Потрясенная этим зрелищем, Гвен вздрогнула и внезапно растерялась. Ей захотелось, чтобы этот человек немедленно покинул ее дом.
– Мистер Равасингхе… – с трудом произнесла она, – не ожидала увидеть вас здесь.
Он встал и поклонился:
– Мы водили пса на прогулку. От него теперь несет.
Гвен била внутренняя дрожь, не верилось, что это не заметно снаружи, но, когда она заговорила, голос ее звучал спокойно:
– Обычно он сидит в обувной кладовке, пока не обсохнет.
– О, это я виновата, – с улыбкой сказала Верити. – Прости.
Гвен повернулась лицом к своей золовке:
– Верити, я думала, ты уже уехала в Нувара-Элию.
– В Нувара-Элию? Это еще зачем?
– Чтобы начать работать.
Верити небрежно махнула в воздухе рукой:
– А, это! Все развалилось.
И без того уже потрясенная встречей с Кристиной в Коломбо и видом Сави Равасингхе в своем доме, Гвен втянула ноздрями воздух. Она с трудом поборола болезнь, добилась того, чтобы жизнь на плантации наладилась, еду подавали вовремя, комнаты убирали в порядке очередности, а счета сходились, но Верити, несмотря ни на что, удавалось вывести ее из равновесия.
– Ты не против, если Сави останется на ночь? – с широкой улыбкой спросила золовка. – Я знаю, ты согласишься, потому что я уже попросила одного из слуг приготовить для него постель в комнате рядом с моей. Будет слишком неловко, если ты сейчас откажешь.
Потерпев поражение в этой маленькой баталии, Гвен не улыбнулась в ответ. Впредь ей нужно с осторожностью выбирать, в какие битвы вступать, а в какие нет. Она сцепила руки за спиной, так что ногти впились в подушечки ладоней, и очень спокойно ответила:
– Да, конечно, мистер Равасингхе может остаться. А теперь прошу извинить, но у меня был очень долгий и утомительный день. Хью уже в постели?
– Да. Я отпустила Навину на вечер и уложила его сама. Они с Уилфом вместе пели: «Бе-бе-бе, кричит овечка». – Верити взглянула на запястье Гвен. – Боже, да это же пропавший браслет твоей кузины? Тот самый, из-за которого она устроила тут такой спектакль?
– Удивительно, что ты его узнала. Разве все они не похожи один на другой?
– Я заметила храм, и только. Он был здесь все время? – (Гвен покачала головой, отметив про себя, что Верити напряженно ждала ее ответа.) – И где же он нашелся?
– В магазине, в Коломбо.
– Если ты спросишь мое мнение, думаю, тебе следует последить за Навиной.
Гвен стиснула зубы и вышла из гостиной, не полагаясь на свое терпение, уж лучше смолчать. «Ну и наглая девица! – думала она, идя по коридору. – Навина, а то как же! Можешь водить за нос своего брата, Верити, но я не удивлюсь, если это ты взяла браслет».
На следующий день жара нагрянула раньше обычного, утренний воздух успел сгуститься и не освежал. Встреча с Сави Равасингхе оставила во рту у Гвен кисловатый привкус и вызвала наплыв пугающих воспоминаний. Сердце не унималось всю ночь, так что она почти не спала. Желая избежать еще одной встречи с сингалом до его отъезда, Гвен поспешила приняться за домашние дела.
Хотя тело у нее ныло от усталости, до наступления нестерпимой жары она решила проверить, как идут дела с приготовлением сыра. Кухонный мальчик, который занимался этим во время ее болезни, довольно хорошо наловчился, но пришла пора ей снова взять дело в свои руки. В любом случае Гвен уже соскучилась по чувству гордости, которое возникало, когда ей удавалось создать нечто большее, чем вышитая подушка.
Закрыв боковую дверь дома, она окинула взглядом двор и с удовлетворением отметила, что цветы на засаженных ею клумбах зацвели. Просто удивительно, как здорово приживались здесь некоторые растения, привезенные из Англии: розы, гвоздики, даже душистый горошек.
Хью вышел вместе с ней и катал по двору тележку.
– Ну что, Хью, – сказала Гвен, у которой на душе скребли кошки, но она старалась скрыть это, – хочешь посмотреть, как мама готовит сыр?
– Не-е-т. Я хочу играть с Уилфом.
– Хорошо, дорогой. Но ты ведь знаешь, что в лес ходить нельзя, не так ли?
– Да. Да. Да. Да. Да. Да. Да.
Гвен засмеялась:
– Отлично. Я поняла. Если захочешь вернуться в дом, приди и скажи маме.
Отперев дверь своей сыродельни, она оставила ее слегка приоткрытой, чтобы слышать весело напевавшего себе под нос Хью, и огляделась. Было что-то невероятно умиротворяющее в приготовлении сыра, и Гвен улыбнулась, радуясь, что оказалась в своих чертогах. Все сверкало чистотой. На мраморной столешнице, где они мешали молоко, ни пятнышка, но в воздухе висел кисловатый запах, и кто-то оставил окно открытым. Странно, подумала Гвен, мы никогда так не делаем.
Она затворила окно, чтобы в молоко не налетели мошки, потом заново протерла все поверхности – пусть на них не будет ни пылинки. Подошла к тяжелому бидону и, немного сдвинув его с места, заметила рядом на полу следы пролитого молока. Гвен вытерла пол и наклонила бидон, чтобы отлить из него дневную норму в кастрюлю, которую использовали для нагревания. Потом вышла наружу кликнуть мальчика, чтобы отнес молоко на кухню. Однако, оказавшись во дворе, Гвен поняла, что там тихо. Слишком тихо.
– Хью, где ты? – позвала она.
Ответа не было.
Гвен объяснила кули, что́ ему нужно сделать, и пошла в заросли высоких деревьев искать сына.
– Хью, ты тут?
Тишина.
Гвен вернулась к дому, но остановилась снаружи. Он мог войти, но тогда сказал бы ей и она услышала бы, как открывается дверь. Гвен пересекла двор и, оказавшись у края леса, услышала собачий лай. Хью, наверное, ушел в лес вслед за собакой.
Она сделала несколько шагов по туннелю из деревьев и тут же пошатнулась, потому что в нее врезался Хью.
– Там девочка, мама. Большая девочка.
Гвен присела на корточки и нахмурилась, а Спью и Джинджер, поставив лапы ей на колени, стали лизать хозяйке лицо. Она отпихнула собак и вытерла щеки рукавом:
– Это кто-то взаправдашний, Хью?
– Да. Она не может встать, мама. Спью услышал, и мы с Джинджер ушли за ним.
– Пошли за ним, дорогой, – поправила его Гвен, вставая и отряхиваясь. – Посмотри, на что я теперь похожа.
– Мамочка! Пойдем!
– Да, ты лучше покажи мне эту девочку, если она взаправдашняя.
Хью взял маму за руку и потащил.
На тропинке он увидел разбитый глиняный кувшин и наклонился поднять его.
– Не надо. Оставь, – сказала Гвен.
Мальчик надулся, но оставил свою находку на месте.
– Далеко она? – спросила Гвен и взъерошила сыну волосы.
– Нет, она близко.
Гвен вздохнула и подумала о своем сыре. Скорее всего, это окажется пустой тратой времени. Но вот они прошли еще немного дальше, и она заметила работника, склонившегося над кем-то, сидевшим на земле.
– Его здесь не было, – сообщил Хью. – Она была совсем одна.
– Думаю, нам лучше вернуться, – сказала Гвен. – Раз с ней теперь кто-то есть.
– Мама! – Хью насупился. – Я хочу остаться.
– Нет. Пошли. – Она потянула сына за руку и кликнула Спью.
Только они развернулись, чтобы уйти, как их остановил резкий крик. Гвен и Хью обернулись.
– Мама, ты должна ей помочь, – заявил мальчик с упрямым видом, напомнившим ей Лоуренса.
Поглядев на мужчину и ребенка, Гвен поняла, что девочка не может встать и каждый раз, когда мужчина пытался поднять ее, вскрикивает.
– Ладно. Давай разберемся, что тут происходит.
Хью хлопнул в ладоши:
– Хорошая мама! Хорошая мама!
Гвен улыбнулась. Сын повторял ее собственные слова, она часто называла его «мой хороший мальчик».
Хью побежал вперед и остановился в нескольких футах от мужчины, склонившегося над девочкой.
– У нее нога какая-то смешная, – широко раскрыв глаза, проговорил Хью.
Мужчина посмотрел на них, и Гвен с удивлением узнала в нем тамила, которому помогла, когда только что приехала на плантацию, – того, поранившего ногу. По смятению на его лице Гвен поняла, что он тоже ее узнал. Из-за их предыдущей встречи у него были неприятности, и она прекрасно понимала, что этому человеку, вероятно, не по вкусу ее участие. Однако она присела на корточки и осмотрела девочку, а та подняла голову и взглянула на нее большими, полным слез карими глазами. Дыхание у Гвен участилось. Глаза девочки напомнили ей о Лиони, она инстинктивно протянула к ней руку, кровь бросилась в голову.
Гвен постаралась прервать поток воспоминаний о дочери и успокоиться. Эта девочка была старше Лиони, ей лет восемь, она тамилка, а не сингалка, и кожа у нее гораздо темнее. Нога бедняжки была изогнута под каким-то странным углом, лодыж