– Значит, мой сын едва не умер из-за того, что ты напилась? – ледяным тоном проговорил он и уставился на свою сестру, которая снова залилась слезами. – И вместо того чтобы сказать нам правду, ты поставила под угрозу жизнь Хью! Ты знаешь, как опасна эта болезнь?
– Знаю. Знаю. Я думала, с ним ничего не случится. И так и было, верно? Простите меня. Мне очень жаль.
– Почему ты теперь говоришь нам об этом?
– Никак не могу забыть. Я не могла спать из-за этого. И когда увидела больную местную девочку, это напомнило мне о болезни Хью… Я не могла этого вынести.
Гвен сверкнула на нее глазами:
– Ты не могла этого вынести? Ты хоть представляешь, что значит потерять ребенка?
Потом, оставив попытки сдержать себя, она кинулась на свою золовку и стала с безнадежным отчаянием колотить ее кулаками по спине. Верити съежилась и прикрыла голову руками. Гвен разжала кулаки, руки ее безвольно опустились, она прерывисто задышала, и наконец из ее груди вырвалось сдавленное рыдание. Лоуренс тут же подошел к ней, и она покорно позволила ему увести себя. Она села на диван и начала раскачиваться взад-вперед, а он позвонил в колокольчик, вызывая слуг.
Всем существом Гвен овладела новая мысль. Через несколько мгновений она подняла глаза:
– Мой рецепт. Это ты изменила его, Верити?
Та вдруг закричала и заплакала одновременно:
– Ты здесь чужая! Это мой дом! Я не хотела, чтобы ты хозяйничала здесь!
Лоуренс обмер, лицо его исказилось мукой.
– Ты могла убить ее, – еле слышным голосом произнес он.
Гвен зажмурилась и услышала, как Лоуренс велел своей сестре убираться из дома и не ждать от него больше ни пенни.
Второе неприятное открытие было сделано через неделю, по прошествии семи нелегких дней. Был конец октября. Скоро пойдут дожди. Лоуренс надолго уходил из дому гулять с собаками и возвращался очень поздно. Гвен возмущала его способность сбегать от царившей в доме атмосферы обреченности. Она хотела, чтобы Верити ушла от них, но не так, и ее настолько потрясла открывшаяся правда, что она не могла с упреком произнести: «Я же тебе говорила». Она злилась на Верити и в то же время жалела ее: что теперь с ней будет? Эта мысль не давала Гвен покоя, и среди всего этого сумбура она так и не нашла в себе сил спросить Лоуренса о случайно подслушанном в Нью-Йорке телефонном разговоре. Утешало ее лишь сознание того, что они не скоро снова встретятся с Кристиной.
Доктор Партридж стоял у окна в тихой детской и смотрел на озеро:
– Какой прекрасный вид! – Он подошел к Гвен, сидевшей на стуле рядом с кроватью и державшей Лиони за руку в ожидании диагноза.
Она позвонила Партриджу, как только заметила, что осанка девочки изменилась, но доктор был в отъезде и смог приехать только сейчас.
Он поднял руки Лиони, а когда отпустил, они сами собой упали. То же случилось с ногами. Потом проверил коленные и лодыжечные рефлексы. Реакции почти никакой. Партридж кашлянул, повернулся к Гвен и знаком подозвал ее к окну. Она встала, оглянулась на Лиони, которая лежала, уставившись в потолок.
– Новости неважные, – понизив голос, сказал доктор. – Боюсь, ее состояние вызвано не тем, что я предполагал сначала.
Гвен взглянула на озеро и попыталась через силу улыбнуться:
– Но в прошлый раз, когда вы ее осматривали, то сказали, что с ней все будет хорошо.
– Это не недостаток питания.
Улыбка застыла на губах Гвен.
– Но она поправится?
– Полагаю, у этой девочки болезнь, вызывающая общее истощение организма. Бывает ли, что ей трудно дышать? Или, может, она болела какими-то респираторными инфекциями? – (Гвен кивнула.) – И вы сказали, у нее изменилась осанка? – (Закусив губу, Гвен молчала.) – Трудно быть до конца уверенным, но я думаю, что деградация позвоночника вызывает истощение мышц. – (Гвен закрыла ладонью рот.) – Мне очень жаль.
– Но есть же какое-то лечение? Вы ведь можете что-то сделать?
Партридж покачал головой:
– Если я прав, то это некая форма мышечной атрофии, и, вероятно, состояние девочки будет только ухудшаться. Боюсь, наиболее вероятный прогноз – возникновение сердечной недостаточности.
Гвен, силившаяся сдержать эмоции, согнулась пополам, как будто ее ударили в живот.
Партридж протянул руку, но она ее не взяла. Если она примет его сочувствие, все, что хранится под замком в ее душе, вырвется наружу, и тогда конец спокойствию. Гвен глубоко вдохнула и спросила:
– Можем мы что-нибудь сделать для бедного ребенка? – Она старалась говорить спокойно, насколько это было возможно, и крепко держалась за спинку стула. – У Лиони никого нет, понимаете. Только Навина… и мы.
– Я пришлю для нее кресло-каталку.
Губы Гвен разжались, и она судорожно крикнула:
– Нет!
– Если вам нужно мнение еще одного специалиста…
– Но она сможет плавать, правда?
Доктор улыбнулся:
– Какое-то время. Вода облегчит боль и снимет нагрузку на ноги и позвоночник.
– Но что дальше?
– Я покажу айе, как массировать девочке ноги. – У Партриджа слегка дернулся подбородок. – А вы сами решайте.
Гвен замялась:
– Джон, я вот подумала: если бы девочка оказалась в нашем доме раньше…
– Можно ли было избежать этого состояния? Вы это имели в виду?
Она кивнула и на миг задержала дыхание.
Партридж пожал плечами:
– Трудно сказать. Люди рождаются с этим недугом. У взрослых болезнь развивается медленно, принимает хроническую форму. Мы мало знаем об этом заболевании. А у таких юных созданий, как эта девочка, болезнь прогрессирует быстро.
– И?..
– Отвечая на ваш вопрос, скажу: я сомневаюсь, что, появись девочка в доме раньше, это что-нибудь изменило бы.
Как только Партридж ушел, Гвен тоже легла на кровать и, поглаживая горячий лоб Лиони, сказала:
– Все хорошо. Все будет хорошо.
Следующим утром Навина настояла, чтобы Лиони осталась в детской, где она могла бы неотрывно приглядывать за ней. Айя была права. У Гвен имелись другие обязанности, и она не могла все время находиться при девочке.
Оставшись в комнате одна, Гвен вернулась мыслями к тому вечеру в клубе «Аист». Ей казалось, что поездка в Нью-Йорк была сном, дивным видением, залитым ярким светом и омраченным только телефонным звонком, но все равно восхитительным. Зачем звонила Кристина, Гвен сейчас не интересовало.
Она выглянула в окно своей спальни и посмотрела на озеро, надеясь, что взгляд на ровную гладь воды подарит ей ощущение безмятежности. Вместо этого на фоне бледной воды она увидела силуэт Лоуренса и не сразу сообразила, что он несет на руках Лиони, а Хью и собаки идут за ним. Вид мужа, несущего на руках их ребенка, вызвал в Гвен такое сильное чувство, что она совсем позабыла о своих страхах. Она накинула шелковый халат, запахнула полы и вышла через французское окно на веранду.
В воздухе носились птицы и висел назойливый комариный писк. Гвен немного постояла, прислушиваясь и наблюдая за птахами, которые деловито сновали вокруг своих гнезд. Из-за мутной дымки тумана сад выглядел запущенным, цвета сливались друг с другом, как на картине художника-импрессиониста. Высоко в небе парил орел, день обещал быть прекрасным. Гвен следила за своей маленькой семьей, достигшей берега озера. Сегодня оно было серебристым посередине и темно-зеленым по краям, местами в воде отражались затенявшие озеро деревья.
Спью выскочил из воды и кинулся к Гвен, а Джинджер крутилась на месте, гоняясь за своим хвостом. Гвен наклонилась погладить собаку, но та подскочила и царапнула лапами по ее ноге. Каждый раз, как Гвен касалась ее носа, она успевала лизнуть ей пальцы розовым языком. Халат Гвен намок, поскольку Джинджер терлась об него влажной шерстью, и стал попахивать псиной.
Лиони обхватила Лоуренса рукой за шею. Сделав последние несколько шагов до края воды, он остановился. Целая флотилия бакланов снялась с места, когда Лоуренс опустил девочку в воду. Мгновение ничего не происходило. У Гвен замерло сердце. У берега было неглубоко, так что ребенку не грозила опасность утонуть, но Гвен с ужасом видела, что она не двигается.
Лоуренс стоял наготове, а Хью вошел в воду по другую сторону от Лиони, готовый помочь, если что-то пойдет не так. Несколько секунд девочка не шевелилась, потом вдруг перевернулась и заработала руками. Побарахтавшись немного, она обрела устойчивость в воде и быстро поплыла. Гвен омыло волной облегчения, она спустилась по ступенькам к озеру. Услышав ее шаги, Лоуренс обернулся.
– Какой ты молодец, – с улыбкой сказала она, переполненная благодарностью.
Выражение его лица озадачило ее, а голос прозвучал ворчливо:
– Партридж сообщил мне о ее состоянии. Я знаю, как ты к ней привязана. Честно говоря, я тоже стал привыкать, что она тут, с нами.
Гвен сглотнула, не решаясь заговорить. Непонятно, что заставило Лоуренса изменить отношение к девочке, этому не было никаких причин, и Гвен, хотя и обрадованная, была в то же время смущена. Муж подошел к ней и взял ее под руку. Вместе они наблюдали за тем, как плывет Лиони.
– Не стоит позволять ей заплывать слишком далеко, – сказала Гвен.
– Не волнуйся. Случись что, я сразу буду там. Когда теряешь любимых людей, хорошо понимаешь, как много значит семья.
– Ты не расскажешь мне, что случилось в тот день? С Кэролайн?
– Ты уже знаешь, – напряженным голосом ответил Лоуренс.
– Да. Но я думала… Прости меня за расспросы, но ты говорил, это случилось не на озере. И я думала, где же она утонула? Ты об этом не упоминал.
– Потому что я ненавижу это место. Она прыгнула в омут под водопадом с Томасом на руках. Плыть и держать ребенка было невозможно. Навина все видела. – (Гвен попыталась представить, что чувствовал Лоуренс, но это слишком тяжелое горе, которое не описать никакими словами.) – Какое-то внутреннее чутье подсказало Навине, что дело неладно. И она пошла следом за Кэролайн. Если бы не она, едва ли мы когда-нибудь узнали бы, что́ случилось. Иногда я думаю, может, было бы лучше ничего не знать.