— Хотите вымыться, миледи? Послать за водой? — Эна уже споро расстегивала ей пуговки на платье.
— Нет, Эна, довольно мокрых салфеток.
— А горячего молока? Вы опять открывали окно, миледи? Здесь холодно, почти как вчера.
— Я не открывала, — Тьяна поежилась.
— Наверное, это милорд, — продолжала щебетать Эна, — он больше любит холод, чем тепло. Нижний замок весь насквозь продувается из-за открытых окон, там и зимой топят еле-еле.
— Ты часто бываешь в Нижнем замке?
— Я долго там работала, миледи. Убирала. Так не желаете молока?
— Желаю, — решила Тьяна, — пусть принесут.
Уже в свежей сорочке и халате, сидя перед зеркалом и прихлебывая пряный молочный напиток, она спросила:
— Эна, а когда в Нивере нет гостей, лорд Валантен приходит в столовую? Ну, я имею ввиду, он завтракает обедает и ужинает с герцогом и герцогиней?
— Так было при старом герцоге, миледи. А последнее время почти никогда. Хотя, конечно, последнее время такое редко бывает, чтобы в Нивере совсем гостей не было. Лорд Валантен больше любит одиночество, миледи.
— А чем он занимается целыми днями, один в своем Нижнем замке?
Она готова была услышать, что ее муж, может быть, читает книги, бродит по берегу, купается и плавает на лодке — про лодку упоминал герцог.
— Мне кажется, у него много забот в верфями, миледи. И он иногда рисует всю ночь до утра. И считает. И любит играть в корабли, но это ему нужно для дела, — Эна тепло улыбнулась, даже лицо ее осветилось, — ему делают корабли по его рисункам, миледи.
Все это было неожиданно, и как-то шло вразрез с утверждениями, что Валантен любит одиночество.
— Он управляет верфями? — удивленно уточнила Тьяна, — и рисует корабли?
Ей было приятно услышать, что Валантен рисует — они сама любила это занятие куда больше вышивания. И сразу захотелось взглянуть на его рисунки. А уж про заботы с верфями ей было вообще непонятно, она знала лишь, что на верфях строят корабли. Поблизости от их Рори не было ни моря, ни, естественно, верфей, а вот здесь они должны быть, конечно.
— Управляет, да, — согласилась Эна, — главный там гранмастер, но тот делает все, что прикажет лорд Валантен. А рисует он корабли, да, но это не просто рисунки, на которые можно смотреть для удовольствия, они для того, чтобы строить корабли. Они называются чертежи, миледи, — объяснила Эна многозначительно, и, кажется, даже с некоторой долей превосходства.
— Понятно, — кивнула Тьяна.
Учитель рисования когда-то рассказывал им с сестрой про чертежи, и для чего они нужны, не пытаясь, впрочем, углубляться в эту тему — к чему такие подробности двум юным баронским дочкам. Впрочем, он сделал тогда отцу чертеж для новой мельницы, который приезжий мастер разругал на все корки. Им построили мельницу, на реке чуть ниже Рори. Отец несколько раз брал Тьяну на эту стройку, и она не видела, чтобы кто-то там заглядывал в чертежи.
— Корабли не просто так строят, миледи. Сначала делают чертежи. И там нужно считать. Я не знаю, что именно, миледи, но лорд Валантен много пишет, и считает не меньше, чем наш управляющий, когда находит недостачу, — Эна улыбнулась. — А маленькие кораблики он иногда ломает и топит. Это забавно, миледи.
— Да, наверное, — согласилась Тьяна.
Это было, может, и правда забавно, но интересно — наверняка. Впрочем, а чего она ожидала? Что Валантен день напролет бездельничает?
— То есть, он не все время сидит один в своем Нижнем? — уточнила она.
— Конечно, нет, миледи. Но слуги, или, скажем, рабочие из мастерской — это ведь не считается. Это не высокое общество, сообразное его положению, миледи.
— Я поняла. Спасибо тебе, — Тьяна улыбнулась и своему отражению, и Эне одновременно.
Ей действительно повезло с горничной.
За спиной у девушки качнулось что-то белое, и Тьяна моргнула, провела рукой по глазам. Нет, ничего, конечно. Показалось.
— Давай спать, Эна, — решила она.
— Миледи сегодня не будут сниться дурные сны? Может, позвать эсса Хойра, он приготовит какое-нибудь средство? — девушка тем временем собирала белье, расправляла измятое красное платье, которое, конечно, теперь надо было приводить в порядок.
— Все будет хорошо, не нужно никого звать, — Тьяна прошлась до окна и сама проверила задвижку.
Рама была заперта надежно. Однако если этот ветер подует еще дней несколько, то, пожалуй, захочется затопить камин.
Мужчина-тень, исчезнувший было, опять появился в углу. Собственно, он никуда не исчезал, конечно. Но поддерживать какую-никакую плотность тела не всегда удавалось легко. И он сердился, потому что назойливое создание рядом с леди никак не желало исчезать. В то же время, как раз теперь он ощутил некую силу, возросшие возможности, и ему хотелось что-то сделать для леди. Он был должен что-то сделать. Он ради этого здесь, в конце концов.
В прошлый раз ей не понравился его подарок. Но ведь она и раньше, когда-то давно, не всегда их принимала. Странно, что он вспомнил это, но никак не мог додуматься до чего-то более важного.
Она любила, когда цветов много. Белых, крупных, свежих, нежных. У нее и здесь их было много, очень много, но ведь куда больше она ценила те, что приносил когда-то он…
Это он тоже помнил. Но это все таки не было самым важным.
Леди осталась одна, и некоторое время сидела с книгой в кресле, а он, незримая тень, постоял немного за ее плечом, тоже заглядывая в книгу. Не приглядываясь, а просто наблюдая за ее руками, за плавным движением страниц. Наконец леди зябко повела плечами, поправила халат, плотнее запахивая его, и он отодвинулся, сообразив, что его близость ей неприятна.
Она сейчас должна лечь и уснуть, и тогда…
Он сможет побыть с ней рядом. И сделать подарок. Он ведь не должен себе в этом отказывать?
Тьяне снилось… что-то. Холодное что-то и неприятное. Может, снег с ветром, когда все вокруг кружит, и холодные хлопья забиваются под плащ. В самом начале зимы в Рори всегда бывало такое, ветры со всех сторон и холодный сырой снег, он казался много холоднее, чем тот, укрывающий ковром землю с приходом настоящей зимы. И одеяло казалось недостаточно теплым, или, не иначе, куда-то подевалось…
Она открыла глаза, пошарила рукой вокруг — одеяло было на ней, но такое холодное, словно само желало бы согреться.
И темно.
И кто-то рядом. Очень близко. Неясный силуэт на ее кровати, среди ее подушек. Светлый силуэт.
Что это может быть Валантен, которому вдруг вздумалось прийти ночью, ей и в голову не пришло, потому что Валантен не смог бы казаться таким светлым и таким холодным.
Она протянула руку, желая прогнать видение, и на ее запястье легли чьи-то ледяные пальцы.
— Моя Тьяна… — расслышала она тихое, как неясный шелест.
От ужаса она, кажется, перестала дышать, а в окаменевшем горле забился крик, который невозможно было выпустить наружу. Привстав, она постаралась отодвинуться от светлого видения.
Этот непонятно кто сел на постели, и можно было разглядеть, как укоризненно он на нее смотрел.
Молодой мужчина, может быть, лет двадцати пяти. Кажется, высокий, с немного широким носом и ямочкой на подбородке. Но не живой человек из плоти и крови, а словно сотканный из плотного белого тумана. Тем не менее, она только что ощутила его прикосновение…
Это, должно быть, ей снится кошмар, и нужно проснуться, вот и все.
Продолжая отползать, Тьяна почти свалилась с кровати, встала на ледяной пол, и только тогда немного пришла в себя. Луна светила не прямо в окно, но какой-никакой свет от окна рассеивал тьму, и можно было рассмотреть складки откинутого полога над кроватью, измятую постель, и столик, и это странное туманное нечто, и белые розы… целую охапку белых роз на одеяле. При виде роз она задрожала, и не без труда выдавила:
— Кто ты? Что тебе нужно?
Голоса не было, получился громкий шепот. Одновременно Тьяна мелкими шажками, как деревянная кукла, продолжала отодвигаться от кровати и от странного пришельца.
— Тьяна… — опять донеслось до нее почти неуловимо.
Туманный человек стал бледнеть, словно растворяться, и скоро только розы остались лежать на постели.
А к Тьяне вдруг вернулась способность дышать и двигаться, и она стремительно, как могла, понеслась вон из спальни. В передней было темно и тоже холодно, и ночничок не горел.
— Эна? — позвала она, — Эна, проснись!
Девушка не отзывалась, и даже не шевелилась.
— Эна!! — Тьяна бросилась к ней, потрясла за плечи, — просыпайся!
Тело девушки было прохладным и словно неживым, голова безвольно моталась.
Тьяна рванула шнурки звонков, каким-то чудом не оторвав их, распахнула дверь и выскочила в пустой коридор, замерла. Скоро послышались шаги — кто-то спешил на ее зов, причем с двух сторон сразу, она вызвала одновременно и прислугу, и колдуна. И с двух сторон раздались возгласы, когда ее увидели, в одной рубашке посреди коридора, саму похожую на привидение.
— Миледи? Что случилось? — колдун рысью подбежал к ней.
— Там привидение и розы, — прошептала она, — у меня в спальне. Оно… на моей кровати. И Эне плохо, помогите ей, — и стала оседать на пол, упала бы, если бы Хойр не подхватил.
— Света, — приказал колдун, — и побольше, побольше. И дров, растопить камин. И служанок сюда. И зовите лорда Валантена.
Когда Тьяна очнулась, она была одета в халат и завернута в одеяло, и лежала на низкой кушетке в какой-то чужой комнате, а незнакомая горничная терла ей виски чем-то прохладным. Рядом прямо на полу сидел Валантен, а эсс Хойр нервно расхаживал по комнате.
— Хойр, прекрати уже мельтешить и признай, что твое хваленое научное колдовство не справляется с простыми вещами, и цена ему ломаный дрер, — сказал герцог откуда-то из-за спины Тьяны.
Да, здесь был и герцог собственной персоной. Тьяна постаралась сесть прямее.
— Как вы себя чувствуете, дорогая невестка? — спросил его милость, знаком отпуская горничную.