После они втроем зашли в галантерейную лавку, где Эль стала обладательницей пары гребней, зеркальца и маленького несессера для рукоделия, с набором иголок, ножницами, наперстками и длинной измерительной лентой из мягкой кожи, такая же была у эссины Витолы — когда-то леди Фан сама убедилась, насколько это нужные вещи в девичьей школе. Там еще было маленькое увеличительное стекло в простой оправе. Сама леди Фан до сих пор таким не пользовалась, вдевая нитку в иглу.
— Шут на свадьбе подарил Тин стекло, — она повернулась к Хойру, — она считает, что в этом есть смысл. А графиня Каридан сказала, что это стекло леди Тьяны, матери Валантена, и что герцог когда-то бросил его в море, — посте свадьбы Тьяна поведала ей по секрету то, что узнала от престарелой графини.
— Что? — заволновался колдун, даже глазами сверкнул, — у нее была вещь леди Тьяны, и я узнаю только теперь?!
— Я и вспомнила только теперь, — виновато призналась она, — и Тин, видимо, тоже забыла, Там на оправе есть монограмма, но, насколько я понимаю, она не имеет отношения к леди Тьяне.
— Стекло с чужой монограммой, которую герцог, муж леди, бросил в море. Но я же должен был об этом знать! — продолжал волноваться колдун, — вы понимаете, что это вещь могла быть тем артефактом, из-за которого призрак принял одну леди за другую? Ведь кровной связи между ними нет.
— Призрак ушел, — напомнила леди Фан, — а Тин не захочет отдать стекло, она трепетно относится ко всему, связанному со свадьбой.
Эль потихоньку взяла стекло и зажала его в кулаке.
Приказчик галантерейной лавки с интересом прислушивался к разговору, хотя на его лице было красноречиво написано: «Постойте тут с мое, еще и не то услышите». Тем не менее Хойр, недовольно на него зыркнув, взял леди и Эль под локти и вывел на улицу.
— Я не заберу, — пообещал он, — но посмотреть нужно, вы же понимаете, миледи.
— Расскажите про нее, миледи, — вдруг сказала Эль, дернув леди Фан за руку, — про нее, про леди Айд, жену чудовища. Рассказывайте, — в ее голосе явно теперь явственно зазвучали повелительные нотки, а широко раскрытые глаза смотрели куда-то вдаль, мимо всех на свете.
Элла Фан очень хорошо знала подобный взгляд, поэтому лишь сделала предостерегающий знак Хойру, прося не вмешиваться. Впрочем, тот уже понял, что к чему, и замер.
— У нее карие с зеленью глаза, длинные ресницы — длиннее, чем у сестер, густые темные волосы, они отливают рыжим на солнце, весной на щеках появляется немного веснушек. Она моего роста, очень стройная, светлокожая, хорошо сложена, с ровным прямым носиком и полными губами, она любит смеяться, считает, что не слишком красива… дурочка, — леди Фан не особо думала, что говорит, зато старалась держать перед внутренним взором, не терять образ Тьяны.
Айнора когда-то тоже проделывала такое, хоть и нечасто, и всегда неожиданно: начинала гадать без бубна, отталкиваясь от какой-то мысли, вещи, обстоятельства. Так что ее племянница знала, что при этом важно.
— Я вижу лес, и она там, — сказала Эль, — деревья поваленные, забор. Снег. Небо. И тихо так. Она по лесу идет. Там дерево, большое, толстое, но она его пока не нашла. Она его ищет…
При этих словах леди Фан и Хойр быстро переглянулись.
— Ей надо бежать, но она не успеет. И ей все равно, даже если не найдет, или не убежит. Она знает, что непоправимое случилось…
Из-за угла вылетела запряженная парой карета с гербами, и промчалась мимо, так близко, что Хойр без раздумий оттащил в сторону девочку, и прошипел что-то недовольно вслед карете. Леди Фан отскочила сама, едва не наступив на юбку. Эль моргнула, и отстраненность ушла из ее взгляда.
Леди Фан умоляюще смотрела на Эль, ждала, не продолжит ли она свое странное предсказание. Но нет, маленькая гадалка уже вышла из транса. Она посмотрела виновато:
— Я не успела. Простите, миледи.
— Точно не знаешь, о чем это? Что там дальше? — вздохнула леди Фан.
Та отрицательно качнула головой.
— А где это, хотя бы, произошло? И когда?
— Произойдет, — поправила Эль, — это еще только случится. Может быть, не скоро. Простите, миледи. Я смогла только это.
— Ничего. Спасибо тебе, — леди Фан обняла Эль, та прижалась лбом к ее плечу.
— Непоправимое случилось, — повторил мрачно Хойр, — знать бы, насколько плохо это непоправимое. Элла, вы только подумайте… — он, забывшись, назвал ее по имени.
Она думала о том же, но при этом еще тихо порадовалась, что Тьяна живая и, скорее всего, здоровая бродит… будет бродить по тому лесу. Это «непоправимое» случится не с ней. Кто знает, радовало бы
Хойра, и тем более Айдов это обстоятельство.
Но — дерево. Тин искала… будет искать дерево в лесу. Призрак, уходя, нарисовал дерево — совпадение?
— Может быть, это иносказание, — заметила она, — и не будет ни леса, не вообще чего-то ужасного. Может, это просто ее страхи или дурные мысли.
Отлично, будь оно так.
— Может быть, — охотно согласилась Эль, тоже как будто расстроенная случившимся.
— Зато теперь понятно, какая ты бездарная, — сварливо заметил колдун.
— Я буду учиться, эсс мастер, я обещала миледи, — заверила его девочка.
— О Пламя, спасибо миледи за это.
Напротив, через дорогу, раскачивалась вывеска кондитерской лавки, Хойр повел их туда, они съели по сладкому кренделю с имбирным чаем, и еще леди Фан купила целую корзинку узорного печенья и сахарной помадки.
— Вы сладкоежка, миледи? — с насмешливой улыбкой заметил Хойр.
— Что вы, это я хочу подсластить настроение вашим обожательницам, — она вернула ему улыбку, — не представляю, чем еще можно одарить монахинь. Но если они не любят сладкое, то я ничего не понимаю в этой жизни.
— Так уж и обожательницам, — буркнул он недовольно.
Однако корзинка, переданная полчаса спустя из рук в руки вместе в Эль, была принята более чем благосклонно.
— Ты всегда можешь написать мне обо всех нуждах, — при монахине сказала леди Фан Эль, — или леди Айд, она быстрее откликнется, хоть вряд ли сможет тебя навестить. Она тоже просила тебя писать ей.
— Вы мудры, как старая сова, Элла, — пошутил потом Хойр, когда они стояли у распахнутой дверцы ее кареты, — вашими стараниями безродная сирота в два счета получила лучшую патронессу, которую только можно найти в Нивере. Имя Айд здесь произносят, лишь почтительно понизив голос.
— А вы мастер говорить комплименты, Астер, — рассмеялась она, — сравнить женщину со старой совой не каждый мужчина додумается.
— Я не столько мужчина, сколько мастер гильдии колдунов, — он галантно поклонился.
— Тогда ладно, — она милостиво кивнула, — я рада нашему знакомству, эсс. Если у меня в подвале заведутся призраки, позволите к вам обратиться?
— Настаиваю на этом. И всерьез опасаюсь, что вы сразу кинетесь разбираться с ними самостоятельно.
— Нет-нет. Теперь при любом упоминании призраков я первый делом буду вспоминать о вас, — пообещала она.
— То есть, очень редко, — он понятливо кивнул.
Плохие, но такие неотчетливые новости о неопределенном будущем не отбили у них желания проститься с улыбкой.
Собственно, затягивать прощания просто глупо. Он еще раз пожелал леди Фан благополучной дороги и закрыл за ней дверку кареты, а потом еще посмотрел вслед, пока карета не скрылась. Это было недолго.
Глава 28. Дальше и вглубь.
Проводив тетю и Хойра, Тьяна прикидывала, чем заняться после завтрака, когда ее окликнула Овертина.
— Я слышала, вы. Тин, так сильно хотите поиграть в хозяйку, что вознамерились разделить Нивер?
— Простите, миледи, но о чем вы говорите? — искренне удивилась Тьяна.
Хотя за свою недолгую жизнь в Нивере она уже почти перестала удивляться словам и поступкам леди Овертины, просто не ждала он нее ничего хорошего. Так было намного проще: не ждать хорошего значило и не огорчаться.
— Так сказал Валантен, — пояснила Овертина, ничего, впрочем, этим не прояснив.
— Валантен сказал нечто иное, любовь моя, — поправил его милость, подходя и обнимая супругу за талию, — он всего лишь пожелал, что бы его жена хозяйничала в его доме и за его столом. Что в этом удивительного? Может, ему давно хочется сменить у себя посуду, но никак не удается подступиться к экономке? Вы ведь не бываете в Нижнем и не вмешиваетесь в его хозяйство?
Его милость, несомненно, шутил. Про посуду и экономку — шутка тем более.
— Ваш брат живет в вашем доме, милорд, — резко поправила его леди Овертина, — ведь Нивер ваш дом?
— Да ну? — высоко поднял бровь герцог, — на моей земле не каждый дом мой, увы. Если Валантен решил, что его жена должна вести хозяйство и прикупить простыней по своему вкусу, то лично мне тут нечего возразить, — он весело взглянул на Тьяну.
Когда герцог не соглашался с женой, даже вот так, мягко подтрунивая, у той надолго портилось настроение, и очередной приступ мигрени был очень вероятен.
— Я ничего не знала, ваша милость, — сказала Тьяна герцогу, — он мне не говорил.
— Не знали? Ну-ну, — коротко рассмеялась Овертина, — ладно, огородите для себя дворик и играйте там в хозяйку, сколько угодно. Но когда родится ребенок, насчет него придется решать отдельно. Вы не можете прятать его в вашем дворике, где решили хозяйничать и покупать простыни!
— Разумеется, миледи, — пожала плечами Тьяна, — я не собиралась прятать своего сына…
— Я думаю, этого вам и король не позволит! — и Овертина, круто повернувшись на каблучке, быстрым шагом направилась прочь.
— Так Валантен действительно ничего вам не сказал? — удивленно уточнил герцог, — что ж, поговорите с ним. Я тоже не сомневался, что это ваше решение. Но идея хороша, вам не будет скучно, по крайней мере. Хотите пару новых книг для записей в сафьяновых переплетах? В качестве подарка от чистого сердца, дорогая Тин, не сомневайтесь.
— Подаркам от чистого сердца я всегда рада, ваша милость… Кайрен, — ответила Тьяна.