— Но, — подбирается он к ней ближе, — так оно и есть. Мужчина должен добиваться, предлагать, слушать желания дам и учитывать их нужды. Но ты… раз отвергла, значит, было из-за чего. Скажи ему, чтобы больше тебя не тревожил.
Её золотистые, мягкие как шёлк локоны раскиданы по полу, от которого едва уловимо пахнет солью. Глаза голубые сверкают, словно капельки утренней расы. На скулах играет едва заметный румянец.
Так не хочется вставать. Закрыть бы глаза и спать рядом с этим морским чудовищем.
— Да, — тянет она, — если бы он ещё меня слушал, всё не может поверить, что от него можно просто так отказаться, без причины.
— Гордый, наверное. Или глупый, — тянет Арктур. — Глупый… как и все те, остальные. Видно ведь, что ты не по зубам им, рыба другого сорта, занята другим, живёшь иначе… Даже я заметил это, Любовь. Не дай никому погубить это в себе… Меня тревожит, что рядом нет ни отца, ни брата. Кто присматривает за тобой?
Она умиляется и касается ладонью бассейна.
— Есть у меня папа, он хороший. Но я уже большая девочка. Меня не нужно опекать. В нашем мире это нормально.
— Надо же… — звучит задумчиво. — И вас не крадут?
Это одна из причин, почему он так тревожится из-за мужчин, что крутятся вокруг неё. Но лучше умолчать об этом, как и о том, что беспокоит его она, а не то, что тогда он останется без помощницы.
— Слава богу, уже давно нет, женщины не ниже мужчин, так что и женщина может кого-то украсть.
Она ухмыляется.
— Не боишься?
— Мм? — и понимая, о чём она, начинает смеяться.
Смех у него бархатный и звучный.
— Не боюсь, Любовь. И что найдут меня, враги или люди, тоже не боюсь. Думаю, смог бы отбиться, цунами, молнии, бури, всё это подвластно мне. Ну… совсем скоро будет снова подвластно. Просто после пришлось бы мне туго… — снова вздыхает он. — Очень туго… И это уже серьёзно. А быть украденным Любовью, звучит неплохо. Знаешь, в моих краях любовь, что в ваших — русалки и единороги…
Она приподнимает бровь. Но затрагивают её вовсе не его красивые обороты речи…
Люба подрывается на ноги и нависает над бассейном.
— То есть ты тут не умираешь? И ты бы не засох в постели, если что? Тебе просто удобнее сейчас? Так, значит?
— Нет… Мне нужно время, чтобы восстановиться. И сейчас я уязвим. Ты видела меня без сознания, я умирал. И пока, но лишь пока, это состояние легко вернуть… Но пройдёт ещё несколько дней, и я поправлюсь. Ещё несколько, и я смогу думать о том, как разобраться мне с моими врагами. Но если вдруг… Я найду силы, пусть и будут они последними, чтобы отбиться теперь.
Люба вздыхает.
Нет ну вот как прекратить ему сочувствовать?!
— Я, конечно, не о таком отпуске мечтала, но ничего, как-нибудь прорвёмся. Только учти, что мне через несколько дней уезжать домой.
— Как? — он вмиг становится каким-то убитым и потерянным. — Почему?
Она улыбается, будто непонимающе.
— Отпуск ведь заканчивается, он не резиновый. Я тебе говорила.
— Так продли его, Любовь!
— Не всё так просто. У меня есть работа и договорённости, меня некому подменить. Если я не приеду вовремя, то подведу людей. Сейчас такая пора — все уезжают отдыхать, у всех планы. А работа ответственная. За неделю управишься? Мы что-то придумаем, если что, найдём кого-то, кто сможет помочь тебе вместо меня…
Он молчит, обдумывает всё и отводит от неё взгляд. Затем поднимается, чтобы лучше видеть её и протягивает ей руку, подзывая шёпотом:
— Иди сюда…
Она приподнимает брови, но не отступает:
— М? Зачем?
— Хочу, чтобы ты была ближе… Что ты говорила про деньги? Моя чешуя, если сил на это достаточно, может становиться золотом. Это не очень удобно, так как на месте её обычно остаются шрамы, но они незаметны, если делать это не часто. Сколько?
Люба с опаской подаёт ему руку.
— В каком смысле из чешуи? Ты ведь не лепрекон!
Он усмехается и тянет её на себя. И в следующий миг Люба оказывается в его сильных руках, прямо над водой.
— Если я вырву чешую в определённом месте, она станет золотой.
Она не вскрикивает, но уже близка к этому.
Мамочки, какой же он сильный!
— Арктур, сейчас же отпусти меня! Я не могу думать в таком положении!
— Эм… Я не думал, что ты хочешь, но, — и опускает её в воду.
Люба на удивление расслабляется.
— Вот чёрт, вода прохладная… — она поднимает на него взгляд и тут же отводит его. — Я уже почти убедила себя, что ты меня не съешь, но всё равно это как-то слишком… близко.
— Да? — выдыхает он ей в шею, и тянет воздух. — А пахнешь и правда вкусно… — и рукой придерживает её за талию, будто для того, чтобы Люба не смогла сбежать.
Она смеётся. Нервно.
— Помни, что я нужна тебе эти несколько дней. А зачем мне это — я пока не решила.
— Чтобы я смилостивился и не съел тебя? — улыбается он и снова легко подхватывает её на руки, но на этот раз для того, чтобы осторожно поставить на пол. — Погрейся, если замёрзла.
Люба фыркает.
— Я всё равно уже мокрая.
И… садится к нему в бассейн, правда, жмётся к краю.
— Что ты там говорил про золото?
У неё на самом деле очень-очень много тем для разговора с ним и особенно те, что касаются ещё и Афины, в голове всё уже перемешалось, поэтому хорошо бы выписать всё по пунктам на бумажке.
Не каждый день же русала встретишь.
А пока она ничего не выписала, можно просто посидеть в воде и попялиться на его хвост.
Восприняв её вопрос за призыв к действиям, Арктур вырывает у себя крупную чешую и протягивает её Любе уже в виде золотой «монеты».
— Вот, держи.
И в месте, где только что была чешуйка, примерно там, где перерастают они в кожу, из «пореза» выходит тоненькая струйка голубой крови и растворяется в воде, делая её… чище.
Люба вскрикивает и прикрывает рот ладонью.
— Что ты делаешь? Тебе не больно? Боже, какой ужас… Не буду я её брать!
— Бери, Любовь. Не зря же я сделал это… И несколько таких ещё, должно быть, лежат в постели. Или под кроватью… — он берёт её ладонь и вкладывает в неё прохладную золотую монету. — Надо ещё, наверное? Понимаю, они не очень тяжёлые. Сколько?
И добавляет:
— Это всего то, как вырвать, например, ноготь.
Она кривится.
— Никогда больше так не делай, зачем?
И касается его хвоста.
— Оно ведь заживёт?
На монетку в своей ладони Люба даже не смотрит.
— Заживёт, но след может остаться. Он будет незаметен, я ведь всего лишь третий раз так делаю, — Арктур не выдерживает и осторожно касается её волос. — Красивые…
— Не нужно из себя ничего вырывать, — не успокаивается Люба, глядя ему в глаза.
Он усмехается мягко и обаятельно.
— Хорошо… Тогда можешь взять из моря.
— А ты понял, да? — появляется у неё дурацкая мысль. — Что продаёшься?
— А? — выглядит он озадаченно.
— Продаёшь своё тело. Чело… Человечкам.
Арктур начинает смеяться, но быстро спохватывается и опускается под воду, чтобы продолжить там.
— Человекам, — сквозь смех поправляет он её.
— Нет, тогда людям.
Она касается своих волос, где ещё чувствуется призрак его касания.
У него, наверное, пальцы волшебные.
— Что ты говорил про море? Там есть деньги?
— Конечно есть. Я могу научить тебя, что делать, и ты достанешь.
— А ты помнишь, что я не умею плавать?
Он молчит, думает.
— А дыхание задерживать, умеешь?
— Ну, на полминуты, максимум. А потом может паническая атака начаться. А ещё я боюсь крови, — спешно добавляет она.
Мол, знаю-знаю, но что поделать.
Арктур вздыхает.
— Ладно, дай мне подумать до утра. Деньги у тебя будут, даю слово. Но ночь ты проведёшь со мной.
Она смеётся и от смеха же сползает всё ниже в воду.
И ему становится любопытно… Такая нежная, мягкая, тёплая.
Арктур редко видел людей вблизи, а так, чтобы и потрогать…
Он оказывается совсем близко, запускает руку ей за спину, чтобы пройтись по ней ладонью, а пальцы второй руки смыкает на её бедре. Осторожно, но крепко, так, что не сбросишь её с себя и быстро не вырвешься.
И смотрит при этом Любе в глаза. Внимательно так, с чем-то затаённым во взгляде.
— Тебе тоже любопытно? — тянет она, напряжённая, затаившая дыхание, но не теряющая рассудка. — Твои слова прозвучали так, будто продаюсь уже я…
Он не отвечает, не совсем понимая, о чём она. А казаться недоумённым и пребывать в растерянности королю так часто нельзя — это слабость. Но, вроде же, ничего не сказал такого…
Ладонь Арктура гладит её кожу медленно, слегка сдавливая, наслаждаясь мягкостью. И вдруг ныряет на внутреннюю сторону бедра и ползёт выше.
— Да, любопытно.
Тут уж Люба вскрикивает и пытается вырваться.
— Что ты делаешь!
— Любопытствую, — вкрадчиво отвечает он, начиная улыбаться.
— Там не трогать!
— Больно? Неприятно? — замирает его рука.
Лишь замирает, убирать он её не спешит.
Она не знает, как ему объяснит, потому шепчет с очень важным видом:
— Там сокровенный цветок! Только муж может трогать!
Арктур смеётся, то ли решив, что это шутка, то ли просто понимая, о чём она, и отстраняется.
А в следующую секунду спускается к её ноге, чтобы поднять её и приняться разглядывать Любину ступню.
— Это вместо плавников? — спрашивает, оттягивая ей в сторону мизинец. — Странное устройство…
Люба успокаивается, всё ещё красная как рак. По крайней мере, она уверена, что он не хочет ничего дурного.
— Ну… Именно поэтому ты здесь. Потому что я дотащила тебя на этих странных устройствах!
И она шевелит пальцами ноги.
Он усмехается, словно на эмоциях, от удивления.
— Шевелятся! И опорки такие тоненькие у тебя, хрупкие… Как вообще смогла?
Она пытается коснуться его щеки большим пальцем, смеясь и похрюкивая.
— Вообще-то мне помог Вова в конце, ты не помнишь? Хороший мальчик, нужно посмотреть, что он принёс.
— Не помню, — качает он головой и целует… уже её ступню. — Посмотри. И дай попробовать мне. Вы ещё пьёте всякое. Ладно еда, напитки для меня в новинку. Под водой особого разнообразия в этом нет. Ну, — задумывается, — если сравнивать.